Дмитрий Емец
НЕ НА ЖИЗНЬ, А НА СМЕРТЬ
Учитель физкультуры Андрей Тихоныч, бывший мастер спорта по штанге,
отрастивший живот такой величины, будто он не жуя, проглотил огромный арбуз,
громко засвистел в свисток.
— Внимание, 7 “А”! — крикнул он. — Соседняя школа бросила нам вызов
— пригласила участвовать в спартакиаде! В программе — подтягивания, прыжки
в длину, настольный теннис, шахматы. Нужны четыре добровольца! Назначаю
желающих: Мокренко, Данилов, Егоров, Хитров! Вопросы есть?
— Это какая соседняя школа, сто пятая, что ли? — поинтересовался Антон
Данилов.
— Сто пятая! — подтвердил Андрей Тихоныч.
Ребята переглянулись.
— Так она же спортивная! У них там каждый день тренировки! Они нам
в два счета шею намылят! — уныло шмыгнул носом Петька.
— Без паники, Мокренко! Главное не победа, а участие. Каков наш девиз:
раз-раз и в дамках! — и Андрей Тихоныч хлопнул Петьку по плечу.
— А когда спартакиада? — поинтересовался Филька Хитров.
— Во вторник, семнадцатого октября.
— А с уроков нас снимут?
— На первые два явитесь, а с остальных я вас отпрошу.
— Живем! Тогда раз-раз и в дамках! — весело сказал Хитров, передразнивая
любимый девиз Тихоныча.
После физкультуры, когда ребята собрались в раздевалке, Коля Егоров
спросил у Фильки:
— И что ты думаешь по этому поводу?
— По какому поводу? — не понял Хитров.
— Как мы поступим со спартакиадой?
— А никак не поступим... — Филька снял носок и пошевелил пальцами,
будто проверяя все ли они на месте.
— В смысле как это “никак”? — поразился Коля. — Откажемся, что
ли?
— С чего ты взял, что я собираюсь отказываться? Придем и будем участвовать.
Только мы забыли спросить, как будут выглядеть эти соревнования. Командные
или по одному участнику в каждом виде спорта? — убедившись, что ни один
палец не потерялся, Филька снова надел носок и обулся.
— Сейчас узнаю, — Антон Данилов заглянул в тренерскую и вскоре вернулся
с известием:
— Тихоныч говорит, по одному представителю на каждый вид спорта. Сказал:
сами разделитесь как захотите.
Толстый Мокренко посмотрел на свое живот и решительно заявил:
— Чур, я подтягиваться не буду!
— Боишься, турник не выдержит? — насмешливо спросил Коля.
— У меня весовая категория не та! — обиделся Петька. Он, хоть и был
самым сильным в классе, не мог подтянуться ни разу.
Хитров оценивающе окинул взглядом его грушеобразную фигуру и сокрушенно
покачал головой:
— Ну и как с тобой поступить, раз-раз и в дамках? Для турника ты не
годишься, прыгаешь наверняка неважно, по шарику ракеткой с трех попыток
не попадешь... Выхода нет, придется тебя выдать за гроссмейстера.
— Я в шахматы ничего... хорошо играю, только все время забываю, как
фигуры ходят, — сказал Мокренко.
Ребята засмеялись.
— С кем не бывает? Известные гроссмейстеры тоже иногда забывают ходы
во время турнира. А потом посмотрят на бумажку и вспомнят. Главное: не
забывай делать умное лицо, — посоветовал Коля.
— Ладно, с шахматами решили, — подытожил Филька. — Теперь дальше: кто
будет прыгать в длину?
— Я буду! — вызвался Антон. — Я далеко прыгаю, только у меня почему-то
все время заступы.
— Потренируешься! Поехали дальше. Колька, ты сколько раз подтягиваешься?
— Восемь.
— А я семь. Значит, на турнике работаешь ты, а я играю в настольный
теннис, — и довольный, что они все распределили, Хитров куда-то умчался.
Дел у него, как обычно, было море.
Остальные, закончив передеваться, по одному стали выходить из раздевалки.
Уже в дверях Егоров обернулся и увидел, что Мокренко сидит на скамейке
и о чем-то сосредоточенно размышляет, подперев голову руками. Увидев, что
Коля остановился, Петька поднял на него глаза и спросил:
— Слышь, Колян, я почти все вспомнил, одно только никак не вспомню:
короля в шахматах жрут или не жрут?
— Думай, гроссмейстер, думай... — сказал Егоров и закрыл дверь раздевалки.
И вот наступил вторник, семнадцатое октября. Филька проявил чудеса изворотливости
и ухитрился договориться, чтобы их четверых отпустили не только с последних
уроков, но и с двух первых, заявив, что им надо готовиться к спартакиаде.
— Что за спартакиада? — подозрительно спросил Максим Александрыч.
— Ответственная. Общероссийская. В случае победы открывает дорогу к
профессиональному спорту, — важно сказал Хитров.
— Тогда ступайте! Может, со спортом вам повезет больше, чем с русским
языком и литературой. Здесь вы все безнадежны, — отмахнулся Максим Александрыч.
— Отпустил? — с беспокойством спросил Мокренко, когда Филька вышел
в коридор.
— Отпустил, — сказал тот, и все спортсмены завопили: “Ура!”
— А теперь пошли тренироваться! Ужасно не хочется ударить в грязь лицом!
— сказал Колька Егоров, подождав, пока утихнут первые восторги.
Они отправились на площадку перед школой и стали тренироваться. Филька
чеканил на теннисной ракетке шарик. Антон Данилов прыгал в яму с песком.
Егоров, пыхтя и помогая себе ногами, подтягивался на турнике, а Мокренко
нацепил на нос темные зеркальные очки и, набычившись, бодал лбом дерево.
— Ты что делаешь? — поразился Филька, от удивления едва не уронив ракетку.
— Учусь психологической атаке! Хочу сразу добиться над своим противником
морального превосходства! — сообщил Петька.
Антон вытряхнул из ботинка песок:
— Значит, собираешься так его запугать, чтобы он сразу сдался?
— Думаешь, не запугаю? Он у меня от страха сразу сдасться!
— Может и забудет. Только ты на всякий случай запомни, что конь
ходит буквой “Г”, а ферзь во все стороны...
Коля спрыгнул с турника и с воодушевлением крикнул:
— Мы должны победить во что бы то ни стало! Будем биться не на жизнь,
а на смерть!
— Один за всех и все за одного! — воскликнул Филька, побрасывая ракетку
над головой.
Антон неудачно прыгнул в яму с песком, приземлился на руки и, отплевываясь,
проворчал:
— Размечтался... Чаще бывает: один на всех и все на одного!
Потренировавшись примерно час, четверка юных атлетов погрузилась в
рейсовый автобус, который, дребезжа, повез их к сто пятой школе.
Сто пятая располагалась в трехэтажном обшарпанном здании из красного
кирпича, и, приближаясь к ней, ребята ощутили робость. Их неуверенность
еще более возросла, когда они прочли табличку: “Общеобразовательная школа
№ 105 со спортивным уклоном (самбо)”.
У дверей их остановили двое дежурных старшеклассников. Для устрашения
оба были в самбовках на голое тело.
— Куда претесь? — спросил один с пробивающимися на верхней губе усиками,
перегораживая им дорогу.
Егоров, оглянувшись, посмотрел на Данилова, Антон — на Мокренко, а
Петька уставился на Фильку. Хитров тоже оглянулся, но так как за ним никого
уже не было, сказал:
— На спартакиаду!
Старшеклассники захохотали:
— Ладно, катитесь в зал прямо по коридору!
Наша четверка отважно прошествовала мимо дежурных и оказалась в спортзале.
Он был огромным, намного больше, чем в их школе. В углу были навалены толстые
маты и стояли набитые кожаные чучела для тренировок. Какой-то парень крутился
на турнике, делая подъемы переворотом и солнышко. Но и этого ему было мало,
и он два раза подтянулся на одной руке! При мысли, что придется соревноваться
с этим парнем, Коля Егоров почувствовал сухость во рту.
К ним подошла женщина средних лет с висевшим на шее свистком.
— Вы из какой школы? — спросила она.
— Из 102-й, — ответил за всех Данилов.
Тренер отметила что-то в блокноте.
— Класс?
— 7“А”! Когда мы будем соревноваться?
— Садитесь на скамейку и ждите. Вас вызовут!
Ребята уселись на узкую скамейку и стали терпеливо ждать. Зал постепенно
наполнялся. Народу оказалось много, в том числе и старшеклассники из их
школы. Когда собрались все участники из трех школ поселка и пяти районных
и суета улеглась, на середину зала вышел жилистый мужчина в самбовке, на
шее у которого тоже висел свисток.
— Внимание! Повторять не буду! — крикнул он. — Спартакиада проводится
по классам! Вначале пятые, потом шестые, седьмые, восьмые и далее. От каждой
школы выставляется по одному участнику! В зале, как вы видите, четыре угла.
В одном углу — турник, в другом — прыжки, в третьем — теннис, в четвертом
— шахматы, а посередине за столом сижу я и фиксирую результаты. А теперь
марш по углам! Надеюсь, отличить подтягивания от тенниса вы сможете?
И вот соревнования начались. Женщина-тренер и два ее помощника бегали
по залу и записывали, кто сколько раз подтянулся, как каждый прыгнул, кто
победил в теннис и шахматы, а жилистый тренер сводил все данные в длинный
список.
Вначале выступили пятые классы, затем шестые и вот наступило время
седьмых. У турника стоял Егоров и ждал своей очереди. Перед ним один семиклассник
подтянулся пятнадцать раз, другой — десять и третий — шесть. И теперь Коля
прикидывал: если подтянется восемь раз, то его место во всяком случае не
будет последним.
— Егоров! Сто вторая школа! — громко объявила тренер.
Коля, все забыв от волнения, вышел к турнику, подпрыгнул раз, другой,
третий, но так и не смог достать до перекладины, которая была слишком высоко.
Ребята засмеялись.
— Встань на стул! Так все делают! — подсказала ему женщина-тренер.
Егоров и сам вспомнил, что все выступавшие до него вставали на стул,
но теперь упрямство мешало ему сделать то же самое. Он встал на цыпочки,
изо всей силы прыгнул — и каким-то чудом ухватился за перекладину.
— Вот упрямый! Теперь подтягивайся! — и тренер приготовилась считать.
Коля, дергая ногами, подтянулся два раза, и неожиданно для себя бессильно
повис на турнике. Он раскачивался, пытаясь подтянуться еще, но третий раз
сумел достать только до половины.
— С этим все ясно. Пиши результат, Сергеев! Следующий! — сказала тренер,
прерывая его мучения.
Егоров спрыгнул с турника и, ни на кого не глядя, пошел в сторону,
пока не наткнулся на Антона, который стоял поблизости и наблюдал за его
провалом.
— Негусто у тебя, — сказал он.
— Не понимаю, что случилось! Ты же сам видел, как я сегодня подтягивался!
Семь раз, потом шесть и три раза по пять. А теперь всего два и больше не
могу! — с горечью воскликнул Коля.
— В том-то и дело. Не нужно было тебе сегодня тренироваться, — заметил
Антон.
— Но почему?
— Ты мышцы переутомил. Завтра у тебя все болеть будет, — со знанием
дела пояснил Данилов.
Это несколько утешило Колю, и он спросил:
— А ты как? Отпрыгал?
Антон помрачнел:
— Три заступа подряд! В третий раз тренер даже смотреть не стал, а
сразу сказал: “Не засчитано!” А так я дальше всех улетал! И угораздило
их выдумать эту дурацкую черту!
Егоров усомнился, что он улетал дальше всех, но спорить не стал. Теперь
не докажешь — все равно не засчитано.
— Хитров, сто вторая, играет с Хализевым, сто пятая! — громко объявил
тренер, и Антон с Колей побежали смотреть.
Филька встал у одного конца теннисного стола, а с другом конце — высокий
тонкорукий парень, державший ракетку с видом профессионала.
Стали разыгрывать подачу. Фильке удалось каким-то чудом отбить шарик
раза два, но потом его противник, взмахнув длинной рукой, подал крученый
и Хитров промазал мимо стола.
— Потеря подачи. Подача Хализева! — объявил судья.
Филькин противник подул на свою ракетку и резко подал. Хитров даже
не заметил шарика, только услышал, что по его половине цокнуло, а судья
произнес:
— Один — ноль.
А потом судья только успевал говорить: “Два — ноль! Три — ноль!”
В результате Филька проиграл со счетом одиннадцать — два, и был доволен,
что не всухую. Впрочем, Хитров не выглядел огорченным. Он пожал своему
сопернику руку и, положив на стол ракетку, отправился к друзьям.
— Видели, как он меня кручеными? Уверен, у него разряд! А у вас как
дела?
Пожаловавшись друг другу на роковое невезение и найдя тысячу причин,
смягчающих их проигрыш, тройка приятелей отправилась смотреть на игру в
шахматы.
— Интересно, как дела у Мокренки? Если мы трое проиграли, ему тем более
ничего не светит! — сказал Антон.
Так как шахматный турнир длился дольше остальных видов состязаний,
чтобы его не затягивать, игра велась одновременно на двадцати досках.
Друзья отыскали Петьку, сидевшего за пятой доской справа, и стали давать
ему советы. Хотя прошло уже минут двадцать, Мокренко, игравший белыми,
не сделал еще ни одного хода. Он сидел взмокший, напряженно уставившись
на доску.
— Почему ты снял темные очки? И где же твоя психологическая атака?
— насмешливо шепнул ему Данилов.
— Какая психологическая атака? Вы видели этого амбала? — прошептал
Мокренко, не поднимая головы и незаметно показывая пальцем на своего противника.
Антон посмотрел на соперника Мокренко и прикусил язык. Напротив Петьки
сидел парень с бычьей шеей, весивший по меньшей мере килограммов восемьдесят.
Он был выбрит наголо, на шее у него висела цепочка со скелетом, а палец
правой руки украшал перстень-кастет в виде черепа, которым амбал многозначительно
постукивал по столу. Одет он был в разрисованную самбовку, стянутую на
поясе узлом. Физиономия у парня была мрачная и хулиганская.
— Такой двинет — мало не покажется! Ты уверен, что он учится в седьмом
классе? — удивился Филька.
— Откуда я знаю? Думаешь, я у него спрашивал? Я с ним вообще не разговаривал!
— А вообще всякое бывает, — продолжал Хитров. — Допустим, его отдали
в школу с десяти лет: десять плюс семь получается семнадцать. Да, брат,
влип ты в историю!
— Делать нечего. Хочешь не хочешь: играть надо! Давай, Мокренко, ходи!
— сказал Егоров.
— Как ходить-то?
— Ну давай хоть пешку двинь вперед на две клетки!
Петько уныло двинул пешку с е2 на е4.
Его противник на другом конце доски скривился и постучал ребром одной
руки о ладонь другой. Мокренко задрожал. Парень грозно навис над доской
и, зеркально повторив ход, передвинул свою черную пешку.
— Мне еще не мат? — с надеждой прошептал Петька.
— Пока нет, — сказал Колька. — Играй дальше, двинь слона!
— Какого слона? Этого?
— Нет, вон того! Поставь его на ту клетку!
Мокренко, стараясь не смотреть на своего противника, послушно пошел
слоном, куда указал ему Коля. Амбал повторил его ход, при этом так хлопнув
фигурой о доску, что все фигуры сдвинулись со своих мест.
— Ишь ты, хитрит! Сразу видно, хорошо играет! Может, мне сдаться? —
прошептал Мокренко.
— Рано еще! Давай двинем ферзя! — посоветовал Коля.
— Куда? Прямо?
— Нет прямо нельзя, там же твоя пешка!
— А я разве не могу сбить свою пешку? — удивился “гроссмейстер”.
— Нет, не можешь. Ходи ферзем на ту клетку по диагонали!
Петька со вздохом поставил ферзя, куда ему было указано. Амбал потянулся
было к своему, чтобы повторить его ход, но потом засмотрелся за соседнюю
доску и двинул крайнюю пешку на одну клетку.
— Чего дальше делать? — озабоченно спросил Мокренко.
— Сбивай вон ту черную пешку около короля! — потребовал Коля.
— А он не того, не разозлится? — испугался Петя, косясь на внушительные
кулаки противника.
— Наоборот, обрадуется! Ты же ему ферзя жертвуешь! — сказал Егоров.
Мокренко сбил ферзем указанную пешку. Амбал тупо уставился на белого
ферзя, появившегося рядом с его королем и защищенного слоном.
Рядом остановился тренер, мельком взглянул на доску и, хлопнув Мокренко
по плечу, сказал:
— Поздравляю: мат! Игра окончена! На третьей доске выигрыш белыми.
Петька, обрадовавшись, что проиграл так быстро, посмотрел на тренера
и спросил:
— Кому мат? Мне?
— Почему тебе? — удивился тренер. — Ему! Ты же детский мат поставил!
Значит, ты и выиграл!
— Я выиграл? — перепугался Мокренко. — Вы уверены?
— Конечно, уверен. Классическая комбинация. Простейший мат в три хода!
— сказал тренер и отошел к другой доске.
А Петька вдруг почувствовал, что на него упала квадратная тень —противник
медленно поднялся из-за стола и навис над ним.
— Ты чего? — спросил он басом. — Оборзел? А ну пошли выйдем!
Мокренко с ужасом уставился на него, вскочил и с неожиданной для такого
толстяка скоростью бросился бежать. За ним устремились Филька, Антон и
Колька.
Они мчались как профессиональный спринтеры и остановились только, когда
от сто пятой школы их отделяли три квартала. Тяжело дыша, Петька прислонился
к дереву.
— За нами никто не гонится? — спросил он.
— Никто! — заверил его Филька, оборачиваясь.
— Вот и хорошо, потому что я собираюсь сделать одно дело, — мрачно
сказал Мокренко.
— Какое дело? — поинтересовался Антон.
— А вот какое! — внезапно Мокренко бросился на Данилова, сбил его с
ног, навалился сверху и стал душить, повторяя:
— Жертвуй ферзя! Жертвуй ферзя! Сейчас я тебя самого пожертвую!