Глава тринадцатая
ОН
Должно быть, эта планета сердита на нас, ведь мы причиняем ей столько зла.
Пупырь Великий
Однажды я встала и поняла, что карликов расплодилось слишком много
и в реакторе становится тесно. “А не утопить ли мне лишних
в пруду или лучше объявить кому-нибудь войну?” — подумала я.
Карла I, Рыжая
Когда дрезина остановилась
посреди тоннеля, Бормоглотик некоторое время усиленно нажимал на рычаг, надеясь
вновь привести её в движение.
— Ничего не выходит, дальше
придется идти пешком... — сказал кошачий мутантик и спрыгнул на рельсы.
— Пешком я не пойду, —
Бубнилка вцепилась в поручень дрезины.
— Но почему не пойдешь? Мы
же с тобой, — удивилась Трюша.
— Потому что там кто-то
есть... — всхлипнула малышка. — Его не видно, но я слышу, как Он думает...
— Ты уже говорила про него, когда мы подплыли к городу на
лодке, а там никого не оказалось... — сказал Бормоглотик, чтобы успокоить её.
Он не верил в опасения
пятилетней девчушки?
— Он есть, — настаивала Бубнилка. — Он там, в темноте!
Но тоннель был очень длинный
и тёмный, только в самом конце брезжил свет, и то, что в этом зловещем коридоре
их может кто-то подстерегать, мутантики считали вполне вероятным.
— А кто Он? — нервничая
спросила Трюша.
— Не знаю... — прошептала
девочка.
— А зачем Он прячется?
— Тоже не знаю...
— А где хотя бы Он прячется? — Трюша отчаялась выяснить что-нибудь у
перепуганной малышки. — И как Он
выглядит? Хоть это ты знаешь?
— Он везде, и над нами, и под нами... И в сводах тоннеля, и в
земле... И он думает о нас, или нет... не думает, а ждёт. Он ждёт, чтобы посмотреть, что мы будем делать, — голос Бубнилки в
темноте звучал очень таинственно.
— А Он хищный? — спросил Бормоглотик. — Он как к нам относится: хорошо или плохо?
— Не знаю... Думаю, никак
ещё не относится. Он просто ждёт. Сидит в темноте и ждёт... — и Бубнилка опять
всхлипнула.
Но как бы там ни было,
оставаться у застрявшей дрезины дольше не имело смысла. Ведь Ему, кто бы он ни был, могло надоесть
ждать, и он мог наброситься на них прямо здесь. Возвращаться назад было уже
поздно, а впереди хотя бы брезжил свет. К тому же Он мог подстерегать их везде, и в конце тоннеля, и в его начале, и
мутантики решили идти вперед. Из всех троих только Бубнилка хорошо видела в
темноте, а Трюша и Бормоглотик тыкались в стены и спотыкались о рельсы, как
слепые.
Чем дальше они шли, тем
страшнее им становилось. Они вслушивались в окружавшую тишину и вздрагивали от
малейшего шороха, от каждой упавшей с потолка капли. Но Он, видимо, не спешил нападать, и маленькие мутантики благополучно
миновали опасный участок.
— Ну вот видишь, никто нас
не подстерегал! Я же говорил тебе, Трюша, что она его выдумала! — засмеялся
Бормоглотик, когда они, наконец, вышли из тоннеля и сощурились от яркого света.
— Что-то я не помню, чтобы
ты это говорил, — осторожно заметила Трюша.
— Он там был, совсем рядом, просто решил пропустить нас, — уверенно
сказала Бубнилка. — Он почувствовал,
что мы его боимся, ему стало нас жалко, и Он
решил посмотреть, что мы будем делать дальше.
Выйдя из тоннеля, мутантики
оказались почти в центре города, но не в той его части, где были сейчас Пупырь,
Мумуня и лобастики, а в другой. И сколько они не кричали: “Му-му-ня! Пу-пырь!
Де-душ-ка Ум-ник!” — только эхо разносилось в пустых кварталах города. Высотные
дома отражали и рассеивали телепатический сигнал, и Бубнилка не могла связаться
ни с кем из лобастиков.
Тогда мутантики решили
забраться на крышу какого-нибудь высокого дома и попытаться увидеть родителей
сверху. Бормоглотик осторожно открыл скрипящую дверь подъезда, и они стали
подниматься по ступенькам. Бубнилка достала торчавшую из одного из ящиков
газету и робко отъела у нее уголок. Конечно, старая черно-белая газета не шла
ни в какое сравнение со свеженькими цветными картинками из детских журналов и
комиксов, но ничего не поделаешь — голод не тетка, проголодаешься — съешь и
невкусную газету.
В стене Бормоглотик увидел
четырехугольную пластину с кнопкой, а рядом раздвижные двери. Дотронувшись до
пластинки ладонью, а потом на мгновение закрыв глаза, он сразу вспомнил о том,
что это такое.
— Это называется “лифт”, —
объяснил хвостатый мутантик. — Раньше на нём можно было подняться на любой
этаж.
— А сейчас нельзя? —
спросила Трюша, не любившая лестниц.
— Тока нет, и он не потащит
лифт, — важно сказал Бормоглотик. Это неизвестное слово всплыло в его памяти
только что...
— Конечно, Тока здесь нет.
Ток жил на Свалке вместе со своей мамой, а теперь они, наверное, прячутся в
Лесу, — согласилась Трюша.
Она была знакома с маленьким
двухлетним шерстюшей по имени Ток и подумала, что её друг имеет в виду этого
мальчика.
— Только вряд ли Ток дотащил
бы этот лифт, он ещё очень слабенький. Так что я просто удивляюсь твоему
бессердечию, Бормоглотик, — добавила она.
Мутантик задумался.
— Должно быть, это
какой-нибудь другой Ток, более здоровый, — сказал он. — Токи ведь тоже разные
бывают: потолще и потоньше.
Поднявшись по ступенькам на
шестнадцатый этаж, а это заняло немало времени, друзья поднялись на плоскую
крышу здания и остановились около карниза. Отсюда весь город казался крошечным,
а ржавеющие корпуса машин, оставленные вдоль улицы, были похожи на жуков.
С крыши был виден и
полукруглый купол цирка, окруженный высотными домами.
— Видите цирк? — Бубнилка
показала в ту сторону тоненьким пальчиком. — Это место я видела, когда проникла
в мысли карликов. Вон там, за тем домом, должен быть “Универсам”, а чуть правее
— длинная улица с парком!
— Тогда побежали! Наверное,
наши родители там! — и полные надежд мутантики стали спускаться по лестнице.
И встреча, которой они так
ждали, произошла! Когда друзья проходили через один из дворов, они услышали
радостные крики, и к ним бросились Пупырь, Мумуня и лобастики. Но, разумеется,
первым подкатил на скейте быстроходный Умник и заключил Бубнилку в объятия. И
только после дедушки, восклицая “О, дочь моя, ты в целостности?” к малышке
подбежал запыхавшийся Хорошист.
А счастливая Трюша оказалась
в ласковых объятиях своих родителей, причём Пупырь начал было произносить
какую-то витиеватую цитату, которая начиналась примерно так: “Встреча — есть
объединение нескольких сердец в едином порыве, в то время как прощание...” Но
так и не смог закончить, потому что любящий отец прослезился, и нос его
сентиментально стал светится.
Бормоглотик, которого никто
не встречал и, видимо, никто ему не радовался, потихоньку отошёл в сторону, но
лобастики и шерстюши бросились обнимать
его, стали похлопывать по плечам и пожимать руки. Дедушка Умник был гораздо
ниже Бормоглотика поэтому потрепал его по коленке, нечаянно отдавив колесом
скейта большой палец на ноге мутантика.
— Большая тебе спасибочность, Бормоглот, ты доставил
нам детей в целостности и невредимости! — провозгласил Хорошист.
Но, естественно, когда волна
радости схлынула, Пупырь с Мумуней и лобастики вместе начали ругать своих чад,
а заодно с ними и кошачьего мутантика, за то, что, вместо того, чтобы
спрятаться в безопасных чащах Странного Леса, они отправились в Старый Город,
про который ходило столько ужасных слухов и из которого никто ещё не
возвращался.
— Мы пришли, чтобы
предупредить вас о погоне! — сказала Трюша. — Карла хочет отомстить вам за то,
что вы сбежали из реактора и убили Паука.
— О погоне? Не самая свежая
новость! — прогудел Отелло сиплым басом. — Погоня уже была здесь, и мы
подсунули ей фальшивый кристалл.
— Фальшивый кристалл?
— Точно, — подтвердил
Пупырь. — А вот и настоящий!
И Пупырь, осмотревшись по
сторонам, будто из пустых окон за ними мог кто-нибудь подглядывать, достал
Магический Кристалл и осторожно положил его на ладонь Трюше. Внутри кристалла
заклубился радужный туман, и грани камня засияли золотистым светом.
— Мы похитили его у Карлы.
Не хотим, чтобы он служил злу, — объяснил Умник. — Где-то здесь, в Старом
Городе находится разгадка тайны Магического Кристалла.
— А где? — спросил
Бормоглотик.
— Мы даже не знаем, как
выглядит то, что мы ищем. А когда не знаешь этого, искать можно до
бесконечности, — грустно сказала Мумуня.
Бормоглотик взял у Трюши
Магический камень и долго смотрел на его сложные грани.
— Как вы думаете, этот
кристалл старый? — спросил он.
— Стар как мир, — кивнул
Умник. — О нём встречаются сведения даже в самых древних книгах по истории и
алхимии. А почему ты спросил?
— Если загадка давняя, то и
разгадка должна быть старой. Древней, исторической... — Бормоглотик потёр
розовый животик. — Между этими словами есть что-то общее. А вот только что, я
не могу понять. Моя память пробуждается, но как бы не до конца...
— Постарайся, дорогой,
постарайся! — подбодрила его Трюша, знавшая о способности своего друга
вспоминать о назначении вещей.
— Должно же быть какое-то
место, в котором собирают все самое старое и древнее... Место, где оно хранится
на протяжении веков для назидания потомкам... Думаю, это должен быть какой-то
большой дом с гардеробом, билетами, стеклянными витринами и сигнализацией... —
размышляя, Бормоглотик обошел вокруг липы с белой корой, его мордочка
просветлела, и он радостно воскликнул:
— Вспомнил, что это за
место! Это музей! Разгадка Магического камня, такая же древняя, как и он сам,
может быть только в музее!
Пупырь посмотрел на
мутантика, померцал носом, поскреб подбородок, а потом сказал очень важно и
торжественно:
— Бормоглотик, ты гений!
Только ты мог додуматься до такого сложного и верного решения! Если все
завершится благополучно, мы выберемся из Старого Города и победим Карлу, и если
ты к тому времени не раздумаешь жениться на моей дочери, бери её, я согласен,
ибо в мудрости ты порой превосходишь меня.
Лобастики были полностью с
ним согласны и тоже стали хвалить умного мутантика. Но когда впечатлительный
Хорошист воскликнул: “Рукоплещите же ему, братья! Этот юноша ещё при жизни
воздвиг себе памятник!” — Бормоглотик покраснел и начал смущённо переминаться с
ноги на ногу.
— По-моему, радоваться ещё
рано, — пробормотал он. — Мы пока ничего не нашли... А за Трюшу спасибо. Я буду
очень о ней заботиться, Пупырь.
— Надеюсь на это. Корми её
хотя бы изредка и не швыряй в нее чем попало — вот рецепт семейного счастья, —
улыбнулся будущий тесть.
И они пожали друг другу
руки, как будто всё уже закончилось благополучно.
— Очень мило, — фыркнула
Трюша, подбоченившись. — Ох, уж эти мужчины! Все решения принимают сами, а со
мной никто не посоветовался. А если я не соглашусь? Вот возьму из вредности и
не стану его женой!
— Вот-вот! — поддержала
дочку Мумуня. — Как же это можно у самой невесты не спросить? Тоже мне пупыреархат устроили ! Долой его, даёшь
мумунеархат!
Вся власть
Мумуням!
И мама с дочкой принялись
прыгать и вопить: “Даёшь мумунеархат!
Мы за мумунизацию женщин! Мумуни —
тоже полноправные мутантики и сами вправе за себя решать!”, и всякую другую
чепуху в этом роде.
Бубнилка слушала-слушала, а
потом тоже начала подпрыгивать и кричать вместе с ними: “Даёшь мумунеархат!”
— А ты-то чего распрыгалась?
— удивился Отелло.
— Из солидарности. Я ведь
тоже мумуня, только маленькая, — объяснила Бубнилка. Очевидно, малышка решила,
что мумуня — это общее название всех мутантиков женского пола, и захотела
присоседиться к их протесту.
— Погодите! Слышите? —
дедушка Умник прервал дамский протест и, поднял вверх палец. — Оттуда раздаются
какие-то звуки.
— Естественно, звуки... Они
же вопят, хоть уши затыкай. Устроили тут марш феминисток, — недовольно сказал
Пупырь.
— Нет, там что-то другое.
Совсем другое, — Умник был очень серьёзен, и все внимательно прислушались.
Со стороны реактора снова
подул ветер, и явственно донёсся собачий лай. Похоже, в их сторону двигался
целый отряд карликов с псами. Погоня приближалась, и на этот раз преследователей
явно было больше, чем прежде.
Бешеный Блюм и Собачий
Хвост, опасаясь подвоха со стороны друг друга и желая во что бы то ни стало
вернуть Карле Магический Кристалл, взяли с собой каждый по пятьдесят отборных
воинов, и теперь прочёсывали Старый Город двор за двором, квартал за кварталом.
Вначале солдаты-карлики ни за что не соглашались переступить границу, но Блюм и
Хвост пообещали им богатое вознаграждение, а всех несогласных пригрозили
утопить в пруду. Но карлики перебороли страх, так как многие знали, что утром
их начальникам удалось дойти почти до центра Старого Города и вернуться
невредимыми, а, значит, это место не такое уж ужасное, каким они его
представляли.
Каждый карлик вёл на поводке
специально обученного красноглазого пса. Если бы не лай этих собак, донесённый
ветром, шерстюши и лобастики узнали о погоне слишком поздно и не смогли бы
ничего предпринять.
— Они нас окружают, нам всем
не выбраться, — печально сказал дедушка Умник.
— Тогда вот что, — заявил
Пупырь. — Я останусь и отвлеку погоню, а вы разыщите музей. Бегите же, чего
ждёте, пока карлики нас не схватили!
— Мы тоже остаёмся с тобой!
— вызвались Хорошист и дедушка Умник. — А ты, Отелло, береги Бубнилку и не
пускай её никуда!
— Я тоже буду отвлекать
погоню! Я не хочу вас оставлять! — воскликнул Бормоглотик.
— Ты не можешь, — закачал
головой Пупырь. — Ты единственный, кто обладает способностью вспоминания о назначении вещей. Никто, кроме тебя, не
сможет найти разгадку Магического Кристалла.
Понимая, что спорить уже
поздно, так как карлики приближались, а Пупырь не изменит своего решения,
всхлипывающие Мумуня и Трюша обняли его и, подхватив на руки Бубнилку, со
слезами рвущуюся к папе Хорошисту, побежали между домами в ту сторону, где
кольцо карликов ещё не замкнулось и откуда не доносился злобный лай
красноглазых псов.
— Догоняй их, зятёк! И не
потеряй кристалл! — и Пупырь вложил Магический камень в ладонь Бормоглотика.
— А как же вы?
— Не волнуйся! В Старом
Городе много укромных местечек! Мы запросто собьём погоню со следа и найдём,
где спрятаться самим, — успокоил его дедушка Умник.
— Ладно, только не рискуйте!
В полночь встречаемся у музея! — и Бормоглотик, оглядываясь, побежал догонять
Трюшу и Мумуню.
— Дедушка, а ты зачем
остался? К чему этот героизмус мортале[3]?
Может, тебе лучше пойти с ними? — озабоченно спросил Хорошист у Умника.
— Это раньше я был немощный
дед и меня приходилось таскать, как тюк! А теперь у меня есть скейт, и я из
тихоходного старикашки превратился в моторного лобастика! — гордо сказал Умник.
— Побеспокойся лучше за себя, дружок.
Лай собак приближался, и
теперь уже без ветра, было слышно их рычание. Погоня уже где-то совсем рядом.
Пупырь, Умник и Хорошист
побежали навстречу карликам, дали красноглазым собакам увидеть себя, а потом
что было сил понеслись через дворы, уводя за собой преследователей. Впереди на
скейте мчался дедушка, а за ним шерстюш с лобастиком.
Когда спущенные с поводков
псы под крики “фас!” уже стали их настигать, мутантики заскочили в первый
попавшийся магазин и заперли на засов железную дверь. Карлики под
предводительством Бешеного Блюма и Собачьего Хвоста окружили магазин и начали
осаду.
Пока беглецы, запершись в
магазине, решали, что им предпринять, Мумуня с девочками, Бормоглотик и Отелло
делали все возможное, чтобы как можно скорее найти музей. Его поиски могли
затянуться надолго, так как город был им незнаком, но вскоре они увидели
книжный киоск, в котором проголодавшийся Отелло нашёл туристическую карту. Он
хотел её съесть, но Мумуня выхватила у него карту буквально изо рта.
Мутантики расстелили карту
на земле, и Бормоглотик попытался определить по ней, в какой части города они
сейчас находятся. Это удалось ему не сразу и только с помощью Отелло, который
сбегал на угол и прочёл на ржавом указателе название улицы.
— Мы вот здесь! —
Бормоглотик ткнул пальцем в одну точку на карте. — Теперь посмотрим, как
быстрее добраться до музея.
Он перевернул карту и стал
читать на обратной стороне пояснения.
— Ого, оказывается в городе
целых три музея: краеведческий, кузнечного дела и картинная галерея. Допустим,
картинную галерею можно не принимать во внимание, но тогда все равно остаются
два: краеведческий и кузнечного дела... Странно, что нет исторического музея,
тогда бы я не сомневался, где искать.
— Может быть, кузнечного
дела? — робко спросила Трюша.
— Не думаю, — покачал
головой Бормоглотик. — Конечно, кузнечное дело важная вещь, но краеведческий
музей нам больше подходит. Посмотрим, где он... Оказывается, мы от него совсем
близко. Нужно только перейти вот через эту улицу, потом пройти через сквер,
потом свернуть вот сюда — и мы на месте.
— Значит, теперь я могу
съесть эту карту! Умри, несчастная! — провозгласил Отелло и протянул руку.
Но в этот момент углы карты
вдруг затрепетали, а асфальт под ними задрожал. Едва мутантики успели
отскочить, как в земле образовалась расширяющаяся трещина, и карта вместе с
книжным киоском и частью дома исчезли в бездонный пропасти. Бормоглотик и Трюша
оказались по разные стороны, и пока трещина не успела расшириться, хвостатый
мутантик с кошачьей ловкостью отважно перескочил через неё.
— Такое утром уже было, —
взволнованно сообщил Отелло. — Как бы не началось землетрясение.
— Это не землетрясение. Это
опять Он, — сказала Бубнилка. — Тот,
который остановил нашу дрезину в тоннеле.
— Но потом же Он ушел, — сказала Трюша. — Разве нет?
— Он никуда не уходил, — уверенно заявила малышка. — Он был здесь, под нами, и наблюдал. А
теперь что-то ему не понравилось, и Он
нам это показал.
— Странно, что я ничего не
чувствую, у меня ведь тоже есть телепатические способности... — недовольно
проворчал Отелло.
— Потому что Он тебя опасается... Ты слишком
непредсказуемый, — тихо сказала девочка. — Ты наступаешь на траву, сломал две
ветки у куста и не заметил, к тому же говоришь все время своё “Умри,
несчастная!” Он этого не любит...
— Ну и дурак же этот твой Он! Плевать мне, что он любит, а что
нет! — засмеялся Отелло, все ещё думая, что Бубнилка фантазирует. Но тут
асфальт под ним дрогнул и вспучился, и лобастик едва удержался на ногах,
схватившись за ствол растущего рядом дерева.
— Молчу-молчу-молчу! —
испуганно запричитал Отелло. — Если этот твой Он такой обидчивый, я буду нем как рыба.
Тотчас, как только он
произнес эти слова, земля перестала вздрагивать, и у лобастика от изумления
отвисла нижняя челюсть.
— Кажется, Он в самом деле существует, — прошептал
Отелло.
— А кто Он, малышка? — ласково спросила Мумуня, присев на корточки рядом с
Бубнилкой и обнимая её за плечи. Бормоглотик подумал, что девочка скажет свое
обычное “не зна-а-аю!”, но ошибся.
— Он — это Дух Земли, или Совесть Земли, или сама Земля, я ещё точно
этого не поняла, — ответила Бубнилка. — Он
мыслит совсем не так, как мы. В чем-то Он
как ребенок, а в чем-то мудр, как будто ему несколько миллиардов лет.
— А что Ему надо? Зачем Он
устраивает все эти трещины и извержения?
— Он заступается за Землю, потому что Земля — это тоже Он, — малышка говорила медленно,
изменившимся голосом и без выражения, как будто бы слова вкладывал в её уста
кто-то другой, или она повторяла их за кем-то. — Когда-то Его сильно обидели, ещё те, кто построил здесь этот город. Они
истерзали Его шахтами и подземными
тоннелями, выливали в реки мазут, закрыли тело Земли асфальтом, так что она не
могла дышать, вырубили деревья... Но Он
долго терпел, потому что думал, что они глупые и, может быть, одумаются. Но они
не образумились, а стали зарывать в него радиоактивные отходы, а потом ещё эта
их глупая атомная станция взорвалась, и всё стало совсем плохо. И тут Он обиделся, рассердился и решил все
взять в свои руки.
— Очертить границу и не
пускать сюда мутантиков? — спросил Отелло.
— Не только мутантиков, а
вообще всех злых и глупых, кто может причинить Ему вред. Он читает наши
мысли и догадывается о том, как мы хотим поступить. И как только мы говорим или
делаем что-то злое, Дух Земли настораживается и сразу происходит землетрясение.
Он сам теперь решил заступаться за
всё, что живет на Земле... Он не
любит, когда мучают растения и рубят деревья, когда кричат и злятся, не любит
тупости и коварства. Дух говорит, что это Он
наделил мутантиков всеми их способностями: превращаться — карликам, становится
невидимыми — шерстюшам, читать мысли — нам, лобастикам. Он надеялся, что это что-то изменит, и мы будем осваивать мир не снаружи, а внутри себя, не будем портить
и терзать Его, а научимся понимать. И
пока, на какое-то время, пока мы не научимся быть добрыми, Он очертил нам границу — ту железнодорожную линию около реактора и
дальше, за Большим Болотом, границу, которую нельзя переходить...
— Но почему?
— Потому что Он нам не верит. Боится, что мы или наши
потомки опять что-нибудь подожжем, сломаем, снова что-нибудь взорвём, вырубим
лес, придумаем бомбу, уничтожим озоновый слой, или устроим ещё какую-нибудь
гадость... Вот Он и очертил нам
границу возле реактора, там уже все, что можно было уничтожить, взорвали и
испортили, и больше там уже просто ничего нельзя погубить. Если Он увидит, что мы поумнели и стали
добрее, то откроет нам дорогу и дальше, на остальную Землю.
Мутантики задумались. В
словах Бубнилки была правда, тяжелая, неприятная для них, но не вызывающая
сомнений.
— Гм... Оно, может быть, и
того... А вроде как и не того... — загадочно пробормотал Отелло, и оставалось
только догадываться, что он этим хотел сказать.
Земля на том месте, где была
бездонная пропасть, вновь сдвинулась, и уже только по выкрошившемуся куску асфальта
можно было определить, где только что была трещина.
— Он больше со мной не говорит. Я Его
больше не слышу, — сообщила Бубнилка.
Из далека, разносясь по
пустым кварталам, донеслись гулкие удары тарана. Бормоглотик догадался, что
карлики осадили их друзей в одном из домов и теперь начали приступ, считая, что
Магический Камень у спрятавшихся.
Мутантики заспешили. Нужно
было завершить то, ради чего Пупырь, Умник и Хорошист рисковали жизнью, — найти
разгадку Кристалла. Хотя карта и покоилась теперь где-то в недрах земли вместе
с книжным киоском и изрядным куском мостовой, Отелло и Бормоглотик запомнили
дорогу к краеведческому музею. Видимо, авария на станции произошла неожиданно,
и люди, жившие здесь когда-то давно, поспешили покинуть Старый Город, оставив
здесь всё, как было: и машины, и дома, и детские коляски, и даже домашних
животных, часть которых впоследствии погибла, а часть приспособилась и
мутировала.
Дверь в краеведческий музей
так и осталась открытой, как в то утро, когда произошёл Большой Взрыв. Рядом с
кассой со спинки стула билетерши всё ещё свисала ветхая кофта, на стене висела
табличка с надписью: “Выставка редких камней и янтаря из Сибирской коллекции
открыта с 10 до 18.00, кр. пон. и вт.”
— Дядя Отелло, а что такое
“кр. пон. и вт”? — спросила Бубнилка.
— “Кр. пон” — это, очевидно,
“крашеные пончики”, — предположил тот. — Помнишь, мы нашли банку краски и
покрасили пирог, когда тебе исполнилось три годика?
Девочка облизнулась:
— Обожаю краску. Она такая
вкусненькая! Даже вкуснее шампуня и стирального порошка!
Мутантики зашли в музей и
поднялись по длинной мраморной лестнице, вдоль которой по обеим сторонам стояли
статуи, изображавшие странных мутантиков неизвестной породы, не похожих ни на
лобастиков, ни на шерстюш и даже на, которые только отдаленно, некоторыми
чертами, походили на них.
Эти высеченные из мрамора
мутантики были с безволосыми телами, с большими головами, как у лобастиков;
сложены они были красиво и мощно, с хорошо развитыми мышцами и сильными ногами,
но гораздо выше ростом, чем карлики. Зато глаза и уши у них были такие же, как
у шерстюш, только носы не такие большие и, насколько можно было судить по
статуям, они не светились, как лампочки.
— Наверное, это наши
предки... Те, которые жили здесь до Большого Взрыва, — заметила Мумуня. — А они
ничего, симпатичные. Интересно, они все вымерли или нет?
— Кто ж это тебе скажет?
Может, где-нибудь они ещё и остались. Земля большая и на ней полно неведомого,
— сказала Трюша.
Бормоглотик и Отелло
окликнули их с площадки второго этажа.
— Идите сюда! Посмотрите,
какая здесь замечательная выставка камней!
Мутантики вошли в большой
зал, хорошо освещенный лучами предзакатного красноватого солнца, сиявшими
сквозь широкие музейные окна. Вдоль стен стояли стеклянные стеллажи, а на них
лежали камни, множество самых разных камней.
Самый крайний к окну стеллаж
был разбит и одна подставка для камня пустовала.
— Наверное, тут когда-то
лежал Магический Кристалл, пока его не похитили, — прошептала Трюша.