Дмитрий Емец
В
КОГТЯХ КАМЕННОГО ВЕКА
фантастическая
повесть
От автора:
С точки зрения
планеты несколько тысячелетий — всего лишь миг. По мере того, как ты будешь
расти, юный друг, ты будешь замечать, как год от года время для тебя будет
лететь все быстрее и быстрее, и чем дальше, тем больше, будто ты несешься на
санках с горы и, начиная катиться совсем медленно, вскоре разгоняешься стрелой,
а потом наступит день, когда ты должен будешь вообще уйти с Земли. Может быть,
ты оставишь что-нибудь в мире после себя, а, может, и нет, но лучше —
постараться и оставить что-нибудь хорошее и светлое: доброе имя и добрую славу.
Очень скоро
наступит такой момент, когда ты поймёшь — что сто лет — это совсем немного, и двести
лет — не очень много, и триста — совсем мало, и почти в каждом лесу можно найти
старый дуб или сосну, которые росли ещё в эпоху Бородинской битвы или Петра I.
Так же и человеческая история — кажется, что она плетётся медленно, но на самом
деле летит вперед очень быстро.
И последнее:
Всё, что описано
в этой книжке — быль, хотя, возможно, во многое тебе и трудно будет поверить,
потому что произошло это много сотен веков назад, когда Земля была не такой как
теперь.
Итак,
приготовься к самому невероятному. Впрочем, не будем забегать вперед и начнём
всё по порядку. Вначале небольшой экскурс из истории, чтобы ввести тебя, юный
читатель, в курс дела и напомнить то, что ты, возможно, уже где-то слышал.
НЕМНОГО
ИЗ ИСТОРИИ
Когда идешь по чьим-то следам, не оглядываясь,
не видишь того, кто идет по твоим собственным следам.
(пословица пещерных времён)
История человека
на Земле насчитывает более 2,5 миллионов лет, а мы помним из этого периода
события всего 3-4 тысяч лет, а это всё равно, как если бы из всей нашей жизни
мы помнили только события, произошедшие в последнюю секунду.
Нередко ученые
приводят такой пример: если всю историю рода человеческого на земле приравнять
к суткам (24 часа), то окажется, что в самом начале суток (в О часов) человек
стал изготовлять первые примитивные орудия. Питекантроп, или “человек
выпрямленный”, жил между 14-тью и 19-тью часами, а неандерталец между 19 ч и
23ч 30 мин.
В 23 ч 55 мин,
почти в самом конце суток, начался поздний период каменного века — неолит, а
весь известный и более менее документированный период истории, с зарождением
государств, письменностью, культурой возник на некоторых участках Земли
(Египет, Вавилон, Ассирия, Китай и пр.) только 3 мин. назад. Итак, все что нам
известно о истории Земли — это только мизерная часть последних тысячелетий, а
события остальных миллионов лет окутаны мраком тайны.
Человеческая
история, как и всё существовавшее на Земле когда-либо, тоже развивалась с
ускорением, вначале медленно, потом всё быстрее и быстрее, как если бы история
была подобна теми же санкам, которые катятся с горы.
Самым долгим был
каменный век — он начался около 2,5 миллионов лет назад и закончился за 3
тысячи лет до нашей эры[1]. Бронзовый век длился около 2,5 тысяч
лет, а приблительно в середине 2 тысячелетия до нашей эры наступил железный век,
в котором живем и мы. Возможно, после нашего железного века будет еще
какой-нибудь век, например, космический, или компьютерный, но он еще пока не
стал историей и потому не назван.
В разных районах
Земли эти века наступили не одновременно, где-то раньше, где-то позже.
Каменный век —
самый долгий период в истории человечества — делится на несколько эпох: древний
каменный век, или палеолит (2,5 млн. — 12 тыс. лет назад); средний каменный век
или мезолит (12 тыс. — 8 тыс. до н.э.); новый каменный век, или неолит (8 тыс.
— 3 тыс. до н.э.).
Внешность
человека не оставалась неизменной из века в век, а тоже постепенно менялась,
причем, чем дальше, тем быстрее, пока, наконец, сейчас на переломе II и III
тысячелетий не привела к акселерации, которая выражается не только в росте, но
и в целом ряде внутренних изменений и приводит к формированию прямо на наших
глазах человека-футурума, т.е. человека из будущего, который, возможно, через
тясячу-две лет, а то и быстрее, будет отличаться от нас также сильно, как мы
сейчас отличаемся от питекантропов и неардертальцев. Впрочем, доживём —
увидим...
Но заглянём
немного в прошлое.
Уже и внуки не
очень похожи на своих бабушек и дедушек, люди XX столетия ощутимо отличаются от
людей XIX, и чем дальше в историю, тем изменения серьезней. Эти изменения
никогда не бывают слишком внезапными, но иногда происходят очень быстро, всего
за несколько столетий или тысячелетий. И опять, чтоуже до занудства часто
повторялось в этой книге — чем дальше, тем быстрее.
3,5 — 1,8 млн.
лет назад в степях Африки можно было наткнуться на довольно мрачных с виду
существ, ещё довольно сильно смахивающих на обезьян. Позднее, их назовут австралопитеками, но это не значит,
разумеется, что они сами так себя называли. И если бы вы подошли к одному
такому существу и сказали бы: “Здраствуй, австалопитек! А я твой пра..пра...
короче, в сотой степени потомок”, — австралопитек вместо проявления радостных
чувств скорее всего или убежал бы, или шарахнул вас по голове камнем или
палкой, которые он использовал при необходимости, защищаясь от леопардов или
чтобы разбить кожуру ореха, хотя пока и не обрабатывал, а просто находил уже
готовые.
Первые каменные
орудия люди научились изготавливать приблизительно 2,5 млн. лет назад. Это были
куски твердых пород с острыми краями или отщепы от них. Таким камнем уже можно
было сбить с дерева ветку, снять шкуру с убитого животного, выкопать корень или
расколоть кость. Тот, кто научился обрабатывать камни, получил позднее гордое
наименование “человек умелый”.
“Человек умелый”
уже передвигался на ногах, а кисти его рук были вполне приспособлены для того,
чтобы не только держать камень и палку, но и изготавливать орудия. Говорить
“человек умелый” ещё не умел и подобно обезьянам подавал в случае необходимости
сигналы криками, жестами, гримассами. Кроме растительной пищи “человек умелый”
был не прочь и поохотиться, хотя чаще всего не убивал добычу сам, а криками,
воплями и швырянием камней, часто даже не обработанных, отгонял от пойманной
добычи средних хищников — волков, леопардов, шакалов и прч.
Около 1 млн. лет
назад появился новый вид — “человек выпрямленный”, он же питекантороп, или обезьяночеловек.
Он был уже немного посообразительнее, хотя всё ещё был покрыт шерстью и имел
низкий лоб и сильно выдающиеся вперед набровные дуги.
Во время
существования питекантропов начался ледниковый период. Из-за образования
ледников понизился уровень Мирового океана и межде теми участками суши, которые
прежде были разделены, появились сухопутные “мосты”.
Наш друг
питекантроп был сообразительный малый, умел пользоваться случаем и, спасаясь от
ледников, а заодно и просто мигрируя на стадами животных, разбрелся почти по
всем континентам.
Считается, что
некоторые питекантропы, немного развившись, чтобы не переутомляться,
остановились на достигнутом и стали американцами, образовав свое государство
под звёздно-полосатым флагом. (Впрочем, последняя версия об образовании
американцев историей не подтверждена.)
Стоянки
первобытных племен располагались по берегам рек и озер, в местах, где обитали
большие стада животных. Когда была такая возможность, питакантропы селились и в
пещерах, впрочем, глубоко в пещеры они забираться боялись, а предпочитали жить
где-нибудь поближе у выхода.
Питекантропы
любили заманивать стада оленей, быков, мамонтов на обрывы, а потом, когда
животные срывались со скалы или падали в овраги, добивали их камнями и копьями.
Впрочем, иногда, когда питекантропам везло меньше, стадо топтало или поднимало
на рога самих охотников.
Питекантропы уже
умели говорить и могли рассказать массу занимательного. По вечерам после охоты
они собирались в пещерах и начиналось. “Бах! бабах! А этот как наскочит и
м-м-муу! А я его — шарах! А он на меня и бодаться! А я его снова — шарах! А он:
бух! Шмяк! Растянулся!” — рассказывал какой-нибудь питекантроп-папа, а
маленькие питекантропы смотрели на него внимательно и набирались охотничьего
опыта.
Это называлось
первобытной школой, несколько позднее она была усовершенствована и переделана в
современную систему образования, хотя основные методы получения знаний остались
прежними: семинарско-лекторскими.
Питекантропы
просуществовали около 1 млн. лет, пока постепенно их не вытеснила новая
разновидность человека — неандерталец. Произошло это около 250 тысяч лет назад.
Неандерталец мало чем отличался от современного человека, хотя был грубо
сложен, имел низкий лоб и скошенный подбородок.
Неандерталец
просуществовал на Земле приблизительно 200 тысяч лет, а потом довольно быстро
по историческому течению времени, был сменен кроманьонцем, который был почти
человеком современного типа. Люди, вытеснившие неардертальцев 30-40 тысяч лет
назад уже не были так звероподобны, их лоб стал более высоким, руки менее
мощными, и у них появился подбородочный выступ. Именно в эту эпоху было
полностью завершено заселение всех континентов, начатое ещё питекантропами...
*
* *
Именно к этому
времени, примерно к 30 тысячелетию до н.э. и относится то событие, которое
описывается в этой книге... Событие это, кажущееся совершенно невероятным, на
самом деле научно вполне обосновано, правда, случается оно исключительно редко,
настолько редко, что за всю историю существования человечества смогло произойти
лишь однажды...
ГЛАВА 1.
НОВЫЙ ГАРПУН
“Так нечестно! Это я должен на тебя
охотиться!” — крикнул пещерный человек, который, отправившись на охоту,
вынужден был спасаться бегством от
носорога.
(быль пещерных времен)
Это уже наукой
зафиксированный факт, что время тянется не линейно, а закручивается по спирали
— виток за витком. В качестве примера возьмем катушку с нитками. Вообразите себе,
что нитки — это время. Сами по себе нитки прямые и как будто не соединены друг
с другом, но будучи намотаны на катушку рядами, они соприкасаются, оказываются
совсем близко и, скажем, муравей, который ползет по катушке, может с легкостью
перешагивать с витка на виток через целые метры ниток, как если бы они были
одним целым.
Иногда в
исключительных случаях[2] происходит смещение времени, то есть как
бы пересечение его нитей, когда прошлое и будущее на несколько мгновений
сливаются воедино и тогда открывается окно времён. Обычно это не приводит ни к
каким особым последствиям, потому что помимо временных координат есть ещё и
пространственные и если пространственные координаты в этот момент не совпадают,
то дыра времени открывается где-нибудь в сотнях тысяч километров от Земли на её
орбите.
Но совсем редко,
возможно в одном случае из 100.000 происходит так, что пространственные и
временные координаты как бы накладываются, то есть Земля в момент пересечения
времени оказывается ещё и в одном и том же месте на своей орбите и тогда может
случиться так, что сама собой открывается дорога во времени и физическое тело,
случайно оказавшееся поблизости, может быть перенесено из одной эпохи в другую.
Но потом нити, которые какое-то время шли паралельно, опять разъединяются и
снова череда линейной истории ползёт своим обычным ходом...
*
* *
Месяц Хода
Лосося подходил к концу, когда четырнадцатилетний Агам из племени Камышовых
Котов сделал свой первый гарпун. Тот надёжный гарпун, который оставался от отца
и служил верой и правдой много лет, недавно унесла в своей спине крупная
рыбина, а он, Агам, не смог догнать ее, потому что подрался с Уюком.
Уюк, сильный
подросток на одну весну старше Агама, который вскоре должен был пройти обряд
посвящения в мужчины, невзлюбил Агама и часто дразнил его “лесным человеком” и
“большеголовым”. Лоб у Агама, здесь была еще доля истины, и в самом деле был
больше и выше, чем у многих мужчин из его племени, у которых волосы начинались
сразу над бровями, как, например, у Уюка, но с лесными людьми он не имел ничего
общего.
Лесные люди были
одним из соседних диких племен, рослые, покрытые шерстью как обезьяны, хотя и
умевшие говорить, но чаще общавшиеся между собой криками и жестами. Лесные люди
были с мощными надбровными дугами, низколобые, неуклюжие, с висевшими до колен
руками. Они обладали огромной силой и умели далеко метать камни и копья, но не
лук, ни стрелы были им неизвестны. Никаких орудий лесные люди не изготавливали,
жилищ себе не строили, а зимой забивались в глубокие норы, которые вырывали
палками в крутом склоне.
Лесные люди
из-за своей неуклюжести часто не могли добыть крупную дичь, плохо собирали
корни и до сих пор поедали зимой себе подобных. Они пожирали часто собственных
детей и стариков, а также всех больных и раненых, так что неудивительно, что
племя их всё сокращалось и сокращалось. А когда к этому добавилась ещё и
женитьба на собственных сестрах, тогда стало ясно, что свою битву в эволюции
племя лесных людей проиграло и теперь постепенно скатывается к вырождению и
вымиранию.
Женщины лесных
людей уже могли выростить только одного ребенка, остальные либо рождались
слишком слабыми и умирали, либо искра новой жизни вообще не могла вспыхнуть. И
так как год от года притока свежей крови в племя не было, то получалось, что
вместо двух человек, мужа и жены, вопроизводился только один, и племя лесных
людей все уменьшалось.
Это был народ
проигравших. Только иногда в них вскрипала былая отвага, и тогда лесные люди
нападали на соседнее племя Камышовых Котов, отбирали у них добычу, а иногда пытались
убить и самих охотников. Но хотя Камышовые Коты и не были так сильны, как
лесные люди, они умели хорошо бросать копья и дроты с помощью приспособлений из
кости и рога — компьеметалок, да и их каменные топоры были изготовлены намного
лучше, чем неуклюжее оружие лесных людей. Прошлой весной в большой битве племя
лесных людей было почти полностью уничтожено, и теперь только какая-то часть
уцелевших скрывалась где-то в сосновой чаще.
Племя Камышовых
Котов жило в самом начале глубоких извилистых пещер, которые выходили к реке.
Река пока не имела единого названия, каждое племя называло её по-своему, только
позднее, через 30 тысяч лет она получит его и станет Амуром.
Пока же на языке
Камышовых Котов она была просто — Большая Река, чтобы отличаться от Маленькой
Реки — так племя называло небольшой приток, впадавший в Большую Реку чуть выше
по течению.
Заболоченные
берега притока и рек густо поросли камышами. В камышах было очень удобно
прятаться, а потом нападать на оленей и кабанов, которые приходили к реке на водопой.
Некоторые самые сообразительные охотники забирались в воду с головой, ныряли и,
дыша через полый стебель камыша, ухитрялись часами проводить под водой,
поджидая осторожного оленя или птицу.
В тех же камышах
жили небольшие дикие животные с пятнистой шерстью, отдаленно напоминавшие
рысей, но только меньше — камышовые коты. Это были ловкие охотники, умевшие
бесшумно подкрасться к утке или лебедю и убить их, перекусив шею, а в случае
опасности выгнуть спину, зашипеть и исчезнуть в густых шелестящих камышах.
Людей восхищали
эти ловкие хищники, и они старались подражать им в умении незаметно
подкрадываться к дичи. На камышовых котов не охотились — много ли в них мяса, к
тому же колдун утверждал, что тому, кто убьет камышового кота, перестанет везти
на охоте и зимой в его пещере задует огонь, что считалось дурным
предзнаменованием.
Камышовый кот
был тотемом племени и именно от него получило оно свое название — племя
Камышовых котов.
Как-то раз,
когда Агам был младше, он нашёл в камыше у берега двух полосатых котят с
недавно прорезавшимися глазами. По какой-то причине они потеряли мать, которая
могла погибнуть в схватке с кабаном, волком или рысью, или же котята просто
вывалились из своего убежища в дуплах старых ветел.
Котята были
маленькими, но царапались и кусались вовсю и изодрали мальчику в кровь все
руки. Пожалев их, Агам взял котят в пещеру и стал кормить кусочками мяса.
Члены его рода
относились к котятам по-разному. Некоторым, особенно малышам и девчонкам,
котята нравились, а взрослых воинов и стариков мяуканье котят нередко
раздражало и они бы выбросили их в реку, если бы колдун не пригрозил им
проклятием — нельзя убивать священное
животное племени! Один из котят вскоре подох, Агам подозревал, что кто-то бросил
в него камнем, но второй котенок вырос и потом убежал в камыши. Камышовый кот
так до конца и не был приручен, хотя Агама он не боялся и не прятался от него,
а однажды даже позволил забрать у себя задушенную утку.
Племя Камышовых
Котов состояло из нескольких родов, связанных между собой сложно переплетенными
родственными узами. В основном роды состояли из матери, отца, их взрослых
сыновей с женами, дядьдев, сыновей сыновей и так далее по прямой линии. Женщины
и дочери считались принадлежащими к тому же роду, что их муж или отец. После
замужества девушка переходила в род к мужу.
Роды жили
примерно в десятке пещер, разбросанных вдоль берега. Всего племя насчитывало
около 80 мужчин-охотников, не считая женщин, детей и стариков, которые в
рассчет не принимались.
Самым сильным в
племени считался тот род, в котором было больше всего мужчин-охотников.
Довольно часто происходило, что кто-то из мужчин-охотников погибал в схватке со
зверем или умирал от болезни. Тогда заботу о его жене и детях брал на себя весь
род, хотя, разумеется, попреков, подзатыльников и угроз осиротевшим детям
хватало.
Агаму хорошо
была известно, каково быть сиротой. Когда ему было семь весен, а его младшей
сестре Омре четыре весны, их отец Яргле неудачно спрыгнул с дерева и сломал
ногу. Перелом был очень неудачный, из него пошла кровь, и даже колдун не смог
помочь, хотя честно плевал на рану, кувыркался через костёр и посыпал место
перелома сухим медвежьим пометом. Через два дня Яргле умер, а его мать Рынна и
Агам с Омрой остались без его защиты.
Правда у отца
были братья, дядья Агама и Омры, но у них хватало забот и со своими семьями,
так что хотя какую-то помощь они оказывали, в основном Рынне и Агаму и совсем
маленькой Омре приходилось рассчитывать только на самих себя.
Может быть,
поэтому Агам и вырос таким решительным и самостоятельным.
Он быстро
научился искать в лесу и на полянах съедобные корни и травы, узнал все ягоды в
лесу, какие ядовитые, а какие нет, и кормил себя и свою сестру. Иногда он
ухитрялся поймать на мелководье какую-нибудь небольшую рыбу, и они съедали её
или жареной на костре или, если были голодны, прямо сырой.
Когда же Агаму
исполнилось десять весен, он отцовской острогой убил первого большого лосося, а
потом сделал себе лук и стал охотиться на уток, так как для больших охот на
оленей или тем более на диких свиней он тогда был ещё слишком слаб. Иногда ему
удавалось подстерить утку-другую, и если его добычу не отнимали старшие
мальчишки типа Уюка — а в пещерные времена это встречалось вокруг и около — то
он приносил добычу матери и сестре. Жили они, конечно, впроголодь, но всё же не
умирали.
Теперь же, когда
отцовская острога была унесена рыбиной, а он не смог её вернуть, их семья
оказалась в очень сложном положении. Без остроги крупную рыбу не взять, тем
более, что массовый ход лосося, когда река буквально кипела ими, уже закончился
и теперь только изредка можно было видеть небольшие стаи рыбин.
Чужую острогу
взять было нельзя даже в своем роду, за такое могли и поколотить, причем очень
сильно. Любые орудия, особенно хорошие, как остроги или копья, изготавливались
с трудом и ценились дорого. За одну острогу нужно было отдать бусы из медвежьих
зубов или два каменных ножа. Но дороже всего ценился кремень, которым высекали
огонь. Такой кремень было всего один в роду, и за него соседний род не пожалел
бы даже трех убитых оленей и двух десятков острог, но никто не согласился бы на
такой обмен, потому что искрящийся камень почти не встречался в этих краях.
Вёсен десять
назад по реке к ним прибило плот с седым желтокожим стариком со странным
разрезом глаз и без единого зуба. Старик был еле жив от голода и бормотал на
непонятном языке, должно быть, его несколько дней несло по реке, вздувшейся по
весне от половодья, а старик был слишком слаб, чтобы добраться до берега
вплавь.
Тогда глазеть на
старика собралось все племя. У них никто не доживал до таких лет, чаще всего не
доживали даже до седых волос. Вначале мужчины наставили на старика копья, но
потом, увидев, что он не опасен, опустили их. Старик что-то повторял на
непонятном языке и показывал на рот — просил есть.
Яргле, отец
Агама, который тогда был ещё жив, пожалев, накормил старика и пустил его к
костру в своей пещере. Тогда был сезон хорошей охоты и дичи было много.
Старик через
несколько недель поправился и научился кое-как изъясняться на их языке. К тому
времени к нему привыкли и не возражали, чтобы старик остался. Возвращаться в
свое племя старик уже не стал, потому что это было опасно, да и силы у него
были не те.
Тогда
путешествия были очень опасны. Вверх по течению жили несколько враждебных
племен, которые могли запросто убить старика, да и хищников в прибрежных
зарослях хватало. Агам ещё помнил этого старика, хотя тот и умер за год до
отца. Маленьким, он проводил с ним много времени. Желтокожий старик научил
Агама кое-каким словам из его родного языка, а также научил вырезать из дерева
обломком каменного ножа фигурки. Перед смертью старик оставил Яргле тот самый
кремень, которым можно было высекать огонь.
После того, как
Яргле погиб на охоте, этот кремень остался у его жены Рынны как самая большая
их ценность, больше у них ничего не было, кроме пары старых шкур и
остроги. Кремень не раз хотели отобрать
у них или украсть, но Рынна его где-то спрятала и не говорила где.
Как-то Агам,
проснувшись случайно ночью, видел, как ночью мать забралась в угол пещеры,
разгребла траву и сунула руку в щель, скрытую сухой травой и камнями. Агам
догадался, что там она и прячет кремень.
Когда острога
пропала и они стали голодать, Рынна не стала ругать Агама, а с грустью сказала,
что, вероятно, им все же придется обменять кремень и тогда у них ничего не
останется в запасе на случай зимнего голода.
Понимая, что
обменивать кремень нельзя, потому что без него им сложно будет пережить зиму,
Агам с утра стал делать новую острогу. Девятилетняя Омра крутилась рядом,
пытаясь найти для брата маленькие подходящие по размеру камешки с острыми
краями, необходымые для изготовления зубцов на остроге.
Уже довольно
давно люди поняли, что совсем необязательно искать большой кусок хорошего
камня, чтобы сделать нож, пилу или гарпун. Большие куски камня могут пригодиться
разве только на охотничий топор, которым оглушают раненую дичь, а, скажем, для
наконечников стрел они совершенно не нужны. Чаще всего Камышовые коты вообще не
делали наконечников для стрел, а просто брали прямые стебли сухого
прошлогоднего камыша, полые внутри, и вставляли в пустоту для утяжеления
небольшие прямые палочки. Вместо наконечника у таких стрел был просто
продольный срез камыша, острый настолько, что, зазевавшись, им можно было
проткнуть насквозь ладонь. Правда, такие стрелы легко ломались и на крупную
дичь не годились, но для птицы подходили, потому что летели далеко и прямо.
Отец Агама Яргле
был хорошим мастером. Лоб у него был значительно выше, чем у его сопременников,
да и надбровные дуги, так развитые, скажем, у отца того же Уюка, Уа-Аяха, были
почти незаметны. Это потому, что мать Яргле, бабушка Агама, была похищена из
какого-то маленького племени в двадцати днях хода вниз по течению реки. Жен
Камышовые коты обычно брали не из своего племени, где все был связаны
родственными узами — двоюродные, троюродные сестры и братья — а чаще всего
воровали их из соседних племен. Впрочем, и соседние племена не оставались в
долгу, и только прошлой осенью у них украли сразу двух молодых женщин, которые
собирали коренья на дальней поляне.
Возможно, племя,
откуда дед Агама похитил свою жену, стояло на полтысячелетия выше по своей
эволюции и больше умело. Навыки эти передались и Яргле, и в какой-то степени
Агаму. Мальчик помнил, что раньше, когда отец был ещё жив, он часто показывал
ему, как нужно обтесывать камень или выпрямлять ствол молодого дерева для того,
чтобы сделать древко копья или лук.
После примерно
часового поиска в ближайшем лесу Агам нашел прямую крепкую ветку, не гнилую
внутри, длиной примерно в пять локтей. Кору с ветки он счищать не стал, потому
что знал, что так она быстрее высохнет и сломается. Кору он счистит потом,
когда острога будет полностью готова, а свежие срезы обмажет специальной
укрепляющей глиной и высушит над костром, как это делал отец.
— Агам всё уже
сделал? — спросила Омра. — Агам теперь будет привязывать к остроге камень или
рыбью кость?
Агам знал, что
Омра имеет в виду. К наконечнику остроги привязывались или просто защемлялись
длинные острые кости большой рыбы, а иногда даже не рыбы, а оленьи или кабаньи,
заостренные, с вырезанными зубцами и обкаленные на костре.
Такое оружие
было вполне надежным, хотя и не всегда долговечным. Кости часто ломались, к
тому же с костями острога летала бы не так далеко и не так точно, потому что
кости были слишком легкими. Агам же хотел сделать совсем другую острогу — хотя
и с костяным наконечником, но каменную, какая была у его отца. Каменную острогу
сделать было намного сложнее, но, если бы этот замысел ему удался, она служила
бы намного лучше.
Теперь
предстояла самая ответственная работа — так называемое скалывание. Уже довольно
давно люди поняли, что для того, чтобы изготовить хорошее оружие не следует
искать одного-единственного камня нужной формы. Гораздо экономичнее откалывать
от больших камней, ядрищ, пластинки нужной величины и нужной остроты или
разделять большие ножевидные пластины на мелкие. Полученные мелкие кусочки
можно вставить в костяную или деревянную основу, проделав в ней желобок, а
потом укрепив их с помощью смолы. Этот способ, во-первых, экономил много
времени, а, во-вторых, что было ещё удобнее, позволял использовать при
изготовлении орудий такие прочные и острые камни, как полудрагоценный халцедон
или агат.
Агам сел на
берегу реки, нашёл несколько подходящих камней и, ударяя ими друг о друга или
сверху, стал отбирать самые острые кусочки, чтобы потом вставить их в древко.
Для острия гарпуна он нашёл крепкую оленью кость, заострил её и вырезал в ней
несколько глубоких борозд, которые должны были, засев в добыче, не дать гарпуну
выскользнуть.
Острога
получалась просто на славу, и даже глупая Омра, которая все время крутилась
поблизости и шептала под руку, подражая колдуну, это понимала. “Чтоб острога
была острой, чтобы рыбу убивала, пусть острога будет меткой, чтобы в цель она
летала...” — бормотала девчонка, и Агам даже усмехнулся, как складно у нее это
выходило. Разумеется, Агам не знал, что такое рифма, как не знала этого и Омра,
но он чувствовал, что слова как-то складно перекликаются между собой и это ему
было приятно.
Но неожиданно
Омра замолчала на полуслове, а потом и пискнула. Это потому что кто-то сзади
крепко схватил её за перевязанные тонкой плетенной ниткой волосы и дернул. А
потом Агам и Омра увидели сзади Уюка, которые смотрел на них и хохотал. Уюк
весь день шатался по берегу без всякого дела и только приставал к младшим и
мешал им. Отец и старшие братья Уюка были хорошими охотниками, мяса в их пещере
было много, и Уюку ничего не приходилось добывать самому. Уюк почти не умел
охотиться, плохо стрелял из лука и не смог бы сам смастерить даже каменного
ножа.
Мать Уюка,
Гымла, толстая дебелая женщина, очень ругливая и визгливая, больше всех любила
своего младшего сына и держала его под крылышком. Многие проделки сходили Уюку
с рук, потому что у него был сильный род, в котором было много взрослых
охотников и никто не хотел с ними связываться.
В пещерной
иерархии самое высокое место занимала та женщина, у которой было больше всего
взрослых сыновей, которые могли защитить ее. Такая женщина часто могла быть
визгливой, крикливой, могла драться и постоянно оскорблять других женщин,
называя их “пусточревными” или “худобрюкихими”. “Я толстая, муж и сыновья у
меня хорошие охотники, а ты худая, тощая, значит, у тебя в роду плохие
охотники!” — часто кричала она.
Если же у
женщины не было защитников, сыновей или мужа, или были одни только дочери, то
её положение бывало незавидным, как сейчас у Рынны. Положение Рынны осложнялось
ещё и тем, что она тоже была похищена из соседнего племени, а следовательно не
имела в племени Камышовых котов родных братьев или мужей сестер, которые могли
бы за нее заступиться.
Ее детей, Агама
и Омру, пользуясь тем, что они были ещё юны, тоже часто обижали и называли
“приблудными”, “детьми обезьян” и так далее, насколько у кого хватало фантазии.
“Я вырасту, стану сильным и убью всех наших врагов! Женюсь на их женах и буду
приносить тебе и Омре много мяса и дичи,” — иногда говорил Агам, когда видел,
как Рынна иногда плачет, обиженная кем-то. Рынна улыбалась тогда сквозь слезы и
говорила: “Тогда расти скорее, только пока об этом никому не говори, чтобы тебя
самого не убили, пока ты ещё не вошел в силу.”
Но это было
давно. Сейчас же Агам был самым сильным и ловким из всех подростков племени,
которым уже исполнилось четырнадцать весен. Никто не мог сравниться с ним в
умении бегать, плавать и стрелять из лука.
Уюк, на полторы
весны старше Агама, массивный и плечистый, как его отец и братья, смотрел, как
Агам делает острогу, и насмехался над ним:
— Разве эта
острога? Это просто сухая палка! Ей не убить даже дохлого рака! Вы как были
голобрюхими, так и останетесь!
Агам долго
сдерживался, ничего не отвечая и ожидая, пока Уюк уйдёт. Он знал, что если
будет отвечать Уюку, то тот долго не отстанет.
Но Уюк явно
нарывался на драку, уверенный в своей силе. Он стал выбивать из рук у Агама
мелкие камни, которые тот вставлял в острогу.
— Агам трус! —
кричал он громко, чтобы все слышали. — Агам не осмелится дать сдачи Уюку! Агам
трус и сын труса! Его отец не погиб на охоте, как должен погибать настоящий
мужчина, а умер у костра!
Почетной мужской
смертью у Камышовых котов считалась только смерть в бою или на охоте от клыков,
рогов и копыт диких зверей. Смерть же от болезни или старости считалась
позорной, не достойной настоящего мужчины.
Настоящий
мужчина должен умереть с копьем или с каменным топором в руке, или Высший Дух,
Тот Кто Зажигает Солнце, говорил колдун, не примет его в свое царство. Поэтому
умершим, даже и не в бою, в руку всегда вклывалался топор или каменный нож,
чтобы Высший Дух знал, что это был мужественный воин.
То, что отец
Агама погиб от несчастного случая, сломав ногу, было очень плохо. Хотя все и
знали, что Яргле был смелым охотником, но все так же помнили, что он умер у
костра, а не в схватке со зверем, и это тоже накладывало отпечаток на отношение
к его детям и жене.
Видя, что Уюк не
собирается отставать, а продолжает дразнить его, Агам встал и, взяв Омру за
руку, пошел к лесу. Уюк побежал следом за ними, загораживая им дорогу.
— Твой отец был
плохим воином и умер как трус! — снова повторил Уюк.
— Мой отец не
был трусом! — сказал Агам, крепко сжимая руку Омры.
— Твой отец умер
у костра! И ты тоже трус, ты даже не сможешь защитить свою сестру! — и с этими
словами Уюк схватил Омру за плечо и толкнул её так, что она упала. Девочка
заплакала.
Это уже было
слишком даже для терпеливого Агама. Он мог еще стерпеть слова, но когда обижали
Омру — никогда. Все вскипело у него внутри и перед глазами замелькали красные
полосы. А тут ещё Уюк стоял напротив и насмешливо смотрел на него. Понимая, что
в борьбе ему с ним не справиться, потому что Уюк больше и тяжелее, Агам ударил
его кулаком в живот. Уюк набросился на него, вытянув вперед руки и стараясь
схватить его за горло, но Агам отскочил в сторону и подставил Уюку подножку.
Уюк растянулся на земле носом вниз, но сразу же вскочил.
Где-то
неподалеку послышался смех — Акана, четырнадцатилетняя девочка, которая
нравилась Агаму, стояла рядом с плетеной корзиной, смотрела на них и смеялась.
У Аканы были длинные светлые волосы и синие глаза, а нос чуть вздернутый
кверху. Она была сильной и ловкой, хорошо лазала по деревьям и знала много
кореньев. Когда они с Агамом где-нибудь случайно сталкивались, то Агам краснел
и старался не смотреть на нее, а Акана смеялась, но не уходила, а стояла и
наблюдала за ним. Наверное, Агам тоже нравился Акане.
Но Акана
нравилась также и Уюку. Уюк иногда целыми часами ходил за Аканой, надоедал ей,
хвастался своими братьями и говорил, что когда он пройдёт через обряд
посвящения в мужчины, то возьмёт её в жены и она будет носить за ним его копья
и добычу. Но Акане Уюк не нравился, он был грубый и неуклюжий, а вдобавок очень
жадный — никогда не подарил ей даже амулета из волчьего зуба, как это однажды
сделал Агам. Теперь этот амулет висел у Аканы на шее, и когда она смотрела на
него, то вспоминала об Агаме.
— Уюк растянулся
на земле, как ствол дерева! — крикнула Омра, у которой язык редко когда
помещался во рту. — Уюк не воин, а девчонка, которой нужно собирать коренья!
Акана снова
засмеялась. Поняв, что она смеется над ним, Уюк совершенно вышел из себя. Он
схватил с земли какую-то палку и бросился на Агама, крича, что сейчас
переломает ему все кости.
Агам понял, что
дело плохо. Конечно, проще всего было убежать, но тогда бы Акана и Омра решили,
что он трус. Но если он побьет Уюка, тогда тот может пожаловаться матери или
старшим братьям, и тогда Рынне с детьми придётся совсем плохо.
Но решать было
уже поздно, все произошло само собой. Уюк занес палку и эту палка опускалась
Агаму прямо на голову. Но тут Агам резко вскинул вверх руки со своей острогой,
приняв удар на её древко, а потом сильно ударил Уюка в плечо тупым, без
наконечника, краем остроги. Там был небольшой сучок и этот сучок врезался Уюку
в плечо, прочертив на нем неглубокую царапину.
Уюк оказался
трусом и боялся крови. Он выронил свою палку, заплакал и крича, что Агам хотел
убить его острогой и что он все скажет матери, помчался в свою пещеру.
— Ты у меня ещё
запомнишь! Тебе мои братья череп пробьют! — крикнул он издалека.
Акана перестала
смеяться. Теперь она очень серьезно смотрела на Агама, и, видимо, жалела его.
— Теперь родня
Уюка станет вашими врагами, — сказала она очень серьезно. — Тебе не надо было
этого делать.
— Я не хотел,
просто там оказался сучок. От такой пустяковой царапины никто ещё не умирал, —
сказал Агам. Он понимал, что только что натворил и какие неприятности могут у
них начаться.
Неожиданно Акана
сделала шаг к нему и быстро дотронулась своей щекой до щеки Агама, а потом
повернулась и убежала.
— Мне пора нести
коренья! Мама ждет. Нужно кормить младших братьев, — крикнула она.
У Камышовых
котов не были приняты поцелуи, и они просто прикасались щеками в знак доверия.
И теперь Агам просто стоял, выпучив глаза и краснея как рак, а Омра
подпрыгивала рядом, становилась на цыпочки, вертелась и старалась заглянуть
брату в лицо.
— Что она
сделала? — спросила она. — Она тебя укусила?
— Нет, — сказал
Агам.
— Раз не
укусила, тогда ты ей нравишься, и ты когда станешь воином, сможешь жениться на
ней! — категорично заявила Омра. Она хоть и была маленькая, то всё время
крутилась рядом со взрослыми женщинами, слушала их разговоры и кое-что начинала
понимать.
Агам отошёл за
большой камень в стороне от пещер, где у него была собственная укромная
лазейка, о которой знала только Омра, и стал доделывать там свою острогу. Он
думал об Уюке и о том, что теперь у них с матерью могут начаться серьезные
неприятности. Вряд ли, конечно, братья и отец Уюка, взрослые охотники, которым
известно, что такое настоящие раны от медвежьих когтей или ударов копыт лося,
придадут значение ничтожной царапине, но мать Уюка, толстая грубая женщина,
которую боится половина племени и которая нянчится со своим грубым недорослем и
не дает ему даже охотиться, сможет хорошо отравить жизнь Рынне.
Агам закончил
затачивать острие своего гарпуна и взвесил его на руке, кажется, получилось то
что надо. Еще несколько зазубрин и не одна рыбина не соскочит, будет, чем
накормить мать и сестру, пока есть хоть какой-то ход лосося. Осталось только
проверить как гарпун летает, точно ли, хорошее ли древко он подобрал и не нужно
ли ещё больше утяжелять его конец с помощью каменных осколков.
Агам выбрался к
реке чуть выше стойбища, вплавь добрался до большой коряги, находившейся в
нескольких десятках метров от берега — очевидно, корень её каким-то образом
зацепился за дно — и замер неподвижно, держа наготове копье. Он знал, что
идущий вверх по течению лосось ничего не видит перед собой и вокруг себя,
движимый слепым инстинктом продолжения рода, но всё равно охотник не должен
шевелиться и должен казаться из воды как бы продолжением коряги, чтобы не
спугнуть рыбину.
Ждать ему
пришлось не очень долго, вскоре недалеко от коряги из воды показалась тугая
горбатая спина рыбины. Агам размахнулся, перехватил гарпун за конец древка и
бросил его в рыбину. Гарпун не пролетел мимо цели, но рыбина рванулась так
сильно, что Агам даже выпустил острогу из рук. Он видел, как гарпун торчмя
плывет по воде, метаясь из стороны в сторону, а потом обессилевшая рыба
перестала биться, и подросток, прыгнув в воду, вплавь добрался до остроги и
вытащил рыбину на берег. Рыбина была тяжелая и большая, около двух локтей в
длину. Вполне хватит на сегодняшний обед и даже на половину завтрашнего дня,
если запечь её в углях костра.
Довольный своей
острогой, которая его не подвела, Агам пошёл к пещере, неся гарпун, а сзади
Омра с важным видом, подражая женщинам, которые сопровождают мужей и братьев с
удачной охоты, тянула на плече рыбину, хвост которой продолжал то и дело бить
её по спине.
— Мам, я сделал
новую острогу, и добыл рыбину! — крикнул Агам, заглядывая в пещеру.
Но мама
почему-то не отвечала, хотя Агам и видел, что она сидит к нему спиной из костра
и раскачивается вперед и назад.
Лицо у Рынны
было распухшее от слез.
— Здесь только
что была Гырка, мать Уюка. Она заявила, что мой сын хотел убить Уюка острогой,
и сегодня вечером на совете племени, когда мужчины вернутся с охоты, она будет
требовать, чтобы моего сына изгнали из племени.
— Но я не бил
его острием остроги, а только древком! Царапина пустяковая! — оправдываясь,
сказал Агам.
— Род Уюка имеет
большой вес на совете, они вполне могут настоять на том, чтобы тебя изгнали,
хотя ты ещё и не пришёл обряда посвящения в мужчины. Все будет зависеть от
того, чью строну примет вождь, а жена вождя — родная сестра Гырки, — сказала
Рынна.
Агам вспомнил,
что существует закон, по которому члены племени не могут поднимать друг на
друга оружия. Правда, закон этот нередко нарушается, и взрослые мужчины убивают
друг друга в стычках, но если победитель храбр и силен или из влиятельного
рода, то закон, разумеется, спускается на тормозах и все делают вид, что
никакого убийства не произошло, а убитый сам случайно натолкнулся лбом на
каменный топор, или нечаянно упал на копье. Но если поднявший оружие из слабого
рода или если вождь принимает сторону потерпевшего, то тот, кто поднял оружие,
может наказываться смертью или изгнанием.
Обычно взрослые
снисходительно относятся к дрАгам мальчишек и не считают ссадин, но тут случай
другой. Оба, и Агам, и его мать Рынна,
знали, что вождь приходится Гырке двоюродным братом, а его жена — сестрой, а
Гырка очень мстительна. К тому же у Гырки давно зуб на Рынну за то, что та
когда-то не согласилась отдать ей кремень и спрятала его. Гырка не раз
врывалась к ним в пещеру, когда никого не было, и искала кремень, чтобы его
украсть, но найти не могла.
Теперь Гырка и
её ноющий сынок, конечно, сделают всё возможное, чтобы уговорить вождя изгнать
мальчика из племени, а вождь стар и, чтобы удержаться у власти, избегает ссор с
влиятельными родами, делая все по их указке, не говоря о том, что с Гыркой его
связывают и родственные узы.
Агам понимал,
какие серьезные тучи над ними сгустились.
— Ты должен
пойти к колдуну и поговорить с ним! Если он захочет, дай ему кремень, — твердо
сказала Рынна и вложила мальчику в руку высекающий огонь камень. — Если колдун
сегодня вечером не примет твою сторону, тебя изгонят из племени — а это почти
верная смерть.
Рынна говорила
спокойно, но Агам понимал, как она волнуется. В пещерные времена человек
относился к смерти спокойно, потому что она всегда ходила где-то поблизости.
Почти каждую осень и зиму мор и голод уносили до четверти всего племени, и самые
слабые, чаще всего женщины и старики, умирали. Мужчины же погибали на охотах
или от полученных ран, часто нападали соседние племена или просто охотники за
женами, и тогда с междуусобных стычках многие гибли.
Редко кто
доживал до сорока весен, а если кто-нибудь успевал прожить сорок пять или
пятьдесят весен, то это считалось редкой удачей.
Самым старым в
племени был колдун, ему было более пятидесяти весен и никто даже не помнил,
когда он родился. Некоторые говорили даже, что колдун знается с Духами Огня и
Воды, что он разговаривает с медведями на их языке и сам иногда превращается в
медведя. Кто-то в это верил, кто-то нет, но все побаивались колдуна и приходили
к нему с подарками и подношениями, когда кто-нибудь заболевал или долго не было
добычи.
Колдун нашептывал
заговоры, прыгал вокруг костра, давал больным какие-то травы, от которых они
иногда поправлялись, а иногда умирали. Если они умирали, то колдун говорил, что
Дух Смерти взял свое, и при этом важно хмурил брови и оглядывался куда-то в
темный мрачный угол своей пещеры, где лежали черепа — волчьи, медвежьи, оленьи,
человеческие и висели пучки каких-то трав.
Колдун умел
предсказывать погоду и то, когда начнется в этом году ход лосося. Если хода
лосося долго не было, но опять шли к колдуну, он крутил над головой камень на
веревке, издававший свистящий звук, надевал вывернутую наизнанку медвежью шкуру
и что-то кричал, призывая Духа Реки послать им рыбу. Иногда после этого рыба и
в самом деле появлялась, и тогда это была заслуга колдуна. Если же рыба не появлялась,
то все знали, что это Дух Реки прогневался на них за что-то.
Колдун жил в
верхней пещере, в которую долго нужно было подниматься по горной тропинке. Он
не охотился и жил один, но почти каждый день кто-нибудь из племени приносил ему
еду и добычу, стараясь задобрить колдуна или заручиться его поддержкой в
чем-либо.
— Иди к колдуну!
— повторила Рынна. — Иди, или сегодня вечером тебя изгонят! Расскажи ему все, и
попроси его спуститься на совет и поддержать твою руку.
И она вытолкнула
Агама из пещеры. Солнце давно перевалило за полдень, и диск его был чуть
красноватым. Должно быть, ночь будет холодной.
Еще раз
оглянувшись на свою пещеру, где у ног Рынны стояла Омра, и, увидев, что они
машут ему, Агам быстро пошёл к верхней пещере.
Когда он уже
входил в лес, то оглянулся на стойбище, над которым поднимались дымки костров,
и почему-то ему стало грустно.
Неожиданно из
леса послышался близкий волчий вой и отрывистое рычанье. Волки гнали добычу
где-то совсем рядом, и Агам настрожился, готовый залезть на дерево, чтобы не
быть разорванным разгорячившимися хищниками, или не попасть на рога
преследуемому стаей лосю, который в таких случаях несется вперед, ничего не
видя вокруг...
ГЛАВА 2.
ПЕЩЕРА КОЛДУНА
Был только один
шанс из двухсот миллиардов, что такое может произойти. И вот этот шанс выпал.
Петля времени стягивалась, расстояние между двумя противоположными её концами
суживалось. Звезды приняли то единственно возможное для перемещения положение,
которое бывает раз в сто тысяч лет, и созвездие Ориона словно раздвинулось, ещё
больше сблизив кольца спирали. Теперь требовалось только совмещение
пространственных координат и то, что должно было произойти всего только один
раз за историю человечества, произойдёт...
Вася Матвейщиков
возвращался с тренировки по айкидо. Принято считать, что в айкидо нет атакующих
действий, а есть только использование силы противника против него самого, когда
сам противник побеждается собственным натиском. На самом же деле в айкидо есть
и атакующие приемы, есть захваты и броски, просто большинство из них строится
на контратаках.
И вот часто
начинающие айкидисты, вроде того же Васи, забывались и начинали в спаррингах
просто размахивать кулАгами. Вот и сейчас на скуле у Васи набухал средних
размеров синяк — свидетельство того, что не всегда ловкость побеждает силу, но
иногда бывает и наоборот.
Впрочем, Вася
Матвейщиков относился к синякам философски, гораздо более философски, чем того
хотелось его папе и маме. Мама когда-то мечтала сделать из сына музыканта,
потому что она сама в детстве играла на пианино, а папа — великого физика,
потому что он сам был физиком, но Вася оказался маловосприимчив и к физике, и к
музыке. Музыкальную школу он забросил, едва научившись играть “чижика-пыжика”,
который где-то там был и что-то там делал, а из физики помнил только, что
существует всемирный принцип тяготения, по которому предметы падают на землю, а
не взлетают в облака, и что какого-то там Ньютона шарахнуло по голове яблоком,
вследствие чего он все это и изобрёл.
Васе
Матвейщикову было тринадцать лет, и он учился в седьмом классе. К поступлению в
какой-либо институт его было ещё рано готовить, и родители вроде как смирились,
что из него не получится великого музыканта или физика, и следили только за
тем, чтобы количество троек в дневнике хотя бы примерно равнялось количеству
четверок. Пятерка же была у Васи редкостью, и если и выдавалась иногда, то это
было скорее случайностью, чем закономерностью.
Во всех
отношениях Вася был довольно обыкновенным ребенком. Он не побеждал в
математических олимпиадах, не писал историй, да и в спорте не проявлял
особенных успехов, о чем свидетельствовал тот же фингал под глазом.
Автор и сам был
удивлен, когда Вася стал героем его книги, но, с другой стороны, героев не
выбирают. Именно он, а никто другой вскоре должен был оказаться в центре
удивительных и необъяснимых событий и с ним должно было произойти такое, что не
происходило никогда ни с
одним ребенком в мире, будь он
хотя бы тридцать тысяч раз отличником и гением.
Тренировка
закончилась в половине шестого, но Васе не хотелось сразу идти домой, потому
что он знал, что дома мама немедленно засадит его за уроки, а папа, вполне
возможно, если он вернулся с работы, захочет заглянуть в его дневник и будет
неприятно удивлен, увидев две тройки подряд по своей любимой физике. А когда
папа бывает неприятно удивлен, то он и сам может неприятно удивить тем или иным
способом.
Одним словом,
домой Вася решил пока не спешить, тем более что на улице стоял уже конец апреля
и стемнеть должно было ещё очень нескоро. Вначале Вася забрался на чердак
пятиэтажного дома, где внизу, на первом этаже, был расположен загс, и смог
обозреть с крыши окрестности своего родного города Уфалея, в котором он, Вася,
и жил.
Обычно герои
книжек живут почему-то в столице, в Москве или во всяком случае в Петерберге, и
может создаться впечатление, будто во всех остальных городах не происходит
ничего интересного. На самом деле странные и невероятные события происходят
везде и нужно только суметь их увидеть, а для этого нужно оказаться в нужное
время в нужном месте.
На этот раз
невероятным событиям суждено было произойти в уральском городе Уфалее, и
случилось это 25 апреля примерно в восемь часов вечера... Впрочем, обо всем по
порядку.
Вася побродил
немного по чердаку, где было полно всякого мусора и голубиного помета, и
поглазел сверху на длинную свадебную “Чайку”, которая сейчас как раз привезла в
загс очередных новобрачных и их принаряженных родственников.
Васе захотелось
сделать что-нибудь необычное, например, сбросить им на головы наполненный водой
пакет, но он раздумал, во-первых, потому, что у него не было пакета да и воды
тоже, а, во-вторых, потому что за такие дела вполне могли отлупить и причем не
хуже, чем в пещерные времена.
Вася спустился с
крыши и побродил по двору. Во дворе от наткнулся на своего одноклассника Игоря
Семенова, который играл “в ножички” ржавым напильником. Занятие это хотя и не
было высокоинтеллектуальным, но зато очень увлекательным, и Вася, разумеется, к
нему присоединился. Каждый начертил себе “землю”, а потом они стали, втыкая
напильник, прочерчивать себе шлюпки и завоевывать друг друга.
В этот день Васе
везло и он проявлял просто чудеса меткости. Он вонзал напильник всеми
возможными способами, и “солдатиком”, и “парашютиком”, и “танчиком”, и с
колена, и с закрытыми глазами, и довольно скоро завоевал Игореву землю
настолько, что Семенов не мог устоять на ней даже на носке, и это значило, что
он проиграл.
— Эх ты шляпа! —
покровительственно сказал Вася, метким броском вонзая напилильник в деревянный
забор. — В пещерные времена такого как ты сразу бы убили.
— Тебя бы ещё
быстрее убили, ты больно много нарываешься, — обиженно сказал Игорь Семенов.
Надо сказать,
что Игорь тоже не отличался выдающимися способностями, хотя и учился на
четверки и пятерки с подавляющим преобладанием четверок.
— Меня бы убили?
— обиженно вскипел Вася. — У меня коричневый пояс по айкидо, и я сумел бы
справиться с любым нападающим. Главное не сила, а ловкость и быстрота реакции.
Я бы увернулся и от копья, и от палицы, и от нападения хищника, и использовал
бы силу противника против него самого.
— А синяк у тебя
откуда, если ты от всего уворачиваешься? — ехидно спросил Игорь, видимо, считая
свой аргумент неотразимым.
— Причем тут
синяк? Это просто ситуация была такая, — пожал плечами Вася. — Мы с Лешкой
отрабатывали прямой удар кулаком в голову и уклон. Он должен был ударить на
счет “три”, а я уклониться. А он вместо того, чтобы ударить на счет “три”,
ударил неожиданно на счет “два”. Вот я и не успел уклониться.
— А дикарь с
дубиной или тигр тоже, по-твоему, будут нападать на счет “три”? Они тебя
прихлопнут так быстро, что ты и до одного не досчитаешь! — поинтересовался
Семенов, и физиономия у него при этом была такая злорадная, что Васе захотелось
испробовать на нем парочку приемов.
Но он сдержался
главным образом потому, что увидел на противоположной стороне улицы Ленку
Григорьеву, девчонку из своего класса, которая не глядя в его сторону, шла
куда-то вместе с мамой. Васе нравилась Ленка, хотя пока это великое чувство
выразилось лишь в том, что однажды он окатил её из водяного пистолета, а потом
сказал “Ленка, а Ленка, а ты в меня влюбилась!”, на что Ленка ответила холодным
и категоричным молчанием.
Вася хотел и
сейчас крикнуть Ленке что-нибудь нежное и выразить ей своё внимание, например:
“Эй, Ленка, куда ты потащилась?”, но так как девочка была не одна, а с мамой,
то он только проводил их взглядом. Игорь Семенов тем временем куда-то
запропастился, и Вася не стал его разыскивать. Домой ему было идти всё ещё рано
и он направился на большой пустырь на склоне холма недалеко от своего дома.
Город Уфалей
стоит как бы у подножья двух гор в своеобразном каменном мешке и это помимо
всего прочего приводит к тому, что в безветренную погоду дым от заводов висит
над городом плотным одеялом. Зато, в качестве компенсации, если ваш дом
расположен где-нибудь около горы, то очень красиво наблюдать, как из-за её
верхнего склона внезапно появляется, словно выкатывается солнце.
Если бы Вася
пошёл сейчас домой, а не на пустырь, который уже подсох от снега и на нем
валялись куски кирпичей, шины, палки, битые стекла и прочие прогрессивные следы
человеческой цивилизации, то ничего из того, что должно было произойти, не
случилось бы и тогда не было не только этой истории, но и нашей книги.
Но Вася
отправился на пустырь и уселся там внизу склона холма у весеннего ручья,
который, звеня, нёс талые журчащие воды в ближайшую канализацию. Вспоминая о
Ленке, об айкидо и об уроках, которые ему, как это не грустно, всё-таки
придется сегодня делать, Вася задумался о том, как хорошо жилось когда-то много
тысяч лет тому назад, когда не нужно было ходить в школу и не было этих глупых
училок и дневников с тройками. Сиди себе спокойно где-нибудь в засаде и охоться
на пещерного медведя или саблезубого тигра, а надоест, лови рыбу. Рыбы-то тогда
было, небось, навалом, не то, что теперь, когда от рек остался почти один
мазут.
Внезапно, это
произошло действительно внезапно, мальчик увидел, как пространство прямо перед
ним, там, где был ручей, как бы сместилось и прямо в воздухе открылось окно.
Изображение ручья наложилось на изображение скалы с торчащим из нее чахлым
кустом. Если вы когда-нибудь снимали нечаянно две фотографии на один кадр, то
можете представить себе, на что это было похоже.
Вася, широко
открыв от удивления глаза, едва не свалился с бревна, на котором сидел. Так
продолжалось несколько мгновений, а потом пространственное окно как бы начало
колебаться и сворачиваться.
Но раньше, чем
окно совсем закрылось, Вася зачем-то встал и сделал шаг к ручью, оказавшись в
самом центре образовавшейся пространственной дыры. Мальчик не почувствовал ни
удара, ни толчка, его не закружило на месте и не сбило с ног, просто на
мгновение он ощутил как будто легкое сопротивление пространства, будто он
прошёл сквозь какое-то прозрачное зеркало и оказался по ту его сторону.
Впрочем, продолжалось это всего секунду, а потом ощущение это пропало. Окно в
пространстве сомкнулось за спиной у мальчика, и то, что могло произойти в
человеческой истории лишь однажды, произошло...
Вася оглянулся,
не понимая, почему перед ним вдруг выросла скала, не известно откуда взявшаяся.
Он посмотрел назад, где раньше стоял его пятиэтажный дом, но дом тоже почему-то
пропал, как пропал и сам холм. Где-то внизу, петляя, текла широченная река, а
сам Вася находился теперь не на пустыре, а где-то на узенькой полоске молодой
травы у подножья высокой скалы.
Все ещё ничего
не понимая, Вася сделал несколько шагов вперед. Неожиданно откуда-то из-под его
ног выскочил молодой рыжехвостый лис и метнулся в густой кустарник. Вася успел
только заметить, что в зубах у лиса был зверек, вроде суслика.
“Ну и ну! Не
фига себе!” — подумал Вася, поражаясь, откуда в Уфалее могла появиться лиса. А
вдруг это не Уфалей? Куда исчезли их две горы и откуда взялась в их городе,
который он знал как свои пять пальцев, эта неизвестная река немыслимой ширины?
“Час от часу не
легче, куда это меня занесло?” — растерянно размышлял он, оглядываясь вокруг и
впервые видя и эту реку, и склон горы, и пещеры в отдалении, около одной из
которых клубился синий дымок от костра.
“Как бы не
потерять сумку, а то завтра в школу, да и от родителей влетит. Разве они
поверят в дыру в пространстве?” — снова подумал Вася, сжимая в ладони ручку
своей сумки с кимоно для айкидо и учебниками.
Где-то в чаще
выли волки, гнавшие добычу, в реке плескал лосось, а какое-то сильное массивное
животное, то ли медведь, то ли кабан, с треском продиралось через заросли
краснотала к реке.
Если бы только
мальчик знал, что до открытия первой школы в Древней Греции ещё добрых двадцать
семь тысяч лет, а до его рождения и того больше, почти тридцать тысяч лет или
триста веков, что бы он тогда сказал?
* * *
К удаче Агама
волки прогнали добычу стороной, он успел только заметить среди стволов сосен,
как промелькнул бок лося лося-самца, а за ним на некотором отдалении пробежало
с десяток крупных волков. Лось бежал не спеша, уверенный в своей силе, да и
волки преследовали его не очень настойчиво, держась на почтительном отдалении
от его мощных копыт, одним ударом которых лось мог рассечь пополам бурого
медведя. Агам знал, что лось уходит к болоту, по которому он сможет легко
проскочить на своих широких копытах. Скорее всего охота волков закончится
ничем, и им придется искать себе другую более слабую добычу, например, стельную
олениху или дикую свинью с целым выводком жирных поросят.
Другое дело
зимой, когда лось ослабеет от голода и увязнет по брюхо в глубоком снегу, тут
он станет уже легкой добычей для волков, которые набрасываются большой стаей, а
потом несколько дней пируют.
Нередко зимой
охотники из племени Камышовых котов криками, копьями и камнями отгоняли волков
от только что убитого лося или оленя, а потом с торжеством волокли туши к
пещерам по замерзшему руслу реки. Но такие подарки случались редко, и чаще
всего зимой людям приходилось жить впроголодь, потому что река, покрываясь толстым
слоем льда, переставала давать им пищу, а глубокий снег мешал отправиться
далеко в лес на охоту. Тогда приходилось есть запасенные с осени ягоды или
вяленную на огне рыбу, но её запасов хватало обычно лишь до середины зимы, а
потом племя начинало голодать...
Впрочем, хотя
зима была тяжелым временем, о ней Агаму сейчас думать не хотелось. Агам шел к
колдуну. Для того, чтобы попасть в верхнюю пещеру, он должен был пересечь
перелесок, а потом по крутой насыпи подняться на склон горы к пещере. Насыпь
образовалась лет десять тому назад от обвала, когда земля стала дрожать и
выбрасывать из щелей камни и пепел, а своды одной из пещер осыпались прямо на
людей, которые не успели выбежать.
Позднее колдун
объяснил это тем, что Дух Земли разгневан, что ему давно не приносили жертв и
мстит за то, что осенью незадолго до обвала, один из охотников бросил копье в
священного Камышового кота. Впрочем, тогда Духа Земли удалось задобрить, бросая
в щели, где кипела лава, мясо и сладкие соты с медом диких пчел. Впрочем, Камышовые
коты отнеслись к произошедшему извержению довольно спокойно. Они вообще-то
часто ссорились то с Духом Земли, то с Духом Реки, то даже с Тем, Который
Зажигает Костер Солнца.
С тех пор, как
отступил последний ледник, прошло около пятидесяти лет и климат стал
значительно мягче. Но кто-то из тех, кто пришёл издалека и был в дороге
несколько месяцев, рассказывал, что с севера наступает новый ледник и ползет
каждый год на десяток локтей, вырывая с корнем дубы и столетние сосны.
Надвигающийся
ледник, если это было правдой, означал, что скоро добычи опять станет меньше, и
тогда самим Камышовым котам, или, возможно, их внукам, в зависимости от того, с
какой скоростью будет продвигаться ледник, придётся оставлять пещеры и
отступать от ледника, вплавь или на плотах переправляясь на другой берег реки.
Но до этих странствий ещё было далеко, и о них редко думали. Главное было
пережить сегодняшний день и ближайшую зиму, а там будет видно.
Агам поднялся по
крутой насыпи, а потом по тропинке, петлявшей вдоль склона горы, и оказался в
нескольких метрах под пещерой. Он знал, что колдун был там, потому что из
пещеры слышалось низкое бормотание, прерывавшееся то и дело высокими вскриками.
Колдун Торах, тощий старик с сомкнутыми бровями и совершенно лысый, в одежде из
лисьих и волчьих шкур, хотя погода и была теплой, ходил вокруг костра, шептал
что-то и то и дело бросал в костер клочья шерсти. Шерсть обугливалось и
начинало неприятно вонять паленым волосом.
— Торах, Агам
здесь, Агам пришёл! — не без страха крикнул подросток, подходя к пещере и
осторожно, оставаясь у входа, заглядывая в нее.
— Кто пришёл? А
ну подойди ближе, я не разгляжу! — потребовал старик.
Он бросил в
огонь щепотку какой-то травы, мешок с которой висел у него на поясе, и костер
вдруг ярко вспыхнул белым. Агам от неожиданности отшатнулся, убеждаясь в том,
что колдун накоротке знаком с Духом Огня.
— Это ты,
мальчишка? — прошамкал старик. — Чего тебе надо? Из какого ты племени?
Он пристально
уставился на Агама в упор своими колкими глазами под мохнатыми седыми бровями и
грозно зашевелил пустыми губами.
— Я из племени
Камышовых котов, меня зовут Агам, сын Яргле и Рынны.
— Я и сам тебя
узнал, Агам, — сказал старик, подслеповато щурясь. — Это ты тогда приручил
камышового котенка?
— Да, колдун.
Это был я.
— И что стало с
котенком? Он умер?
— Нет, он вырос
и убежал.
— Зверь,
рожденный свободным, должен и жить свободным, так хочет Дух Земли, — сказал
колдун и что-то забормотал. Потом он сел на камень и нахохлился как ворон, на
его лысине отблескивало пламя костра.
— Я тоже
когда-то пробовал приручить волчонка, — сказал он. — А потом он вырос и однажды
Дух Земли позвал его. Я пробовал удержать его и вот...
Колдун вытянул
правую руку, и Агам увидел, что у него отсутствует указательный палец выше
сустава. Агам посмотрел на свою правую руку, там тоже было два глубоких шрама:
один от острого камня, другой от укуса выдры.
Но пальцы как
будто были все целы, их было два, два и один. Пещерные люди умели считать
только так: один, два и много... Всё, что больше двух, неопределенно называлось:
много. Если же было нужно точно посчитать количество тех или иных предметов,
например, количество убитых на охоте оленей, то его или показывали на пальцах
или говорили, если скажем, оленей было семь: одна ладонь, один и один. Одна
ладонь — означала пять.
— Зачем ты
пришёл, Агам? — спросил колдун.
Пещерные люди
всегда говорили просто, без затей и без всякой дипломатии. Главное для них были
не слова, а суть разговора. Скажем, “Дай мне свою жену!” — “Не дам!” — “Тогда я
тебя убью и её заберу!”
Пройдут века и в
сущности, человество изменится не так уж и много. Пролетит двадцать пять или
двадцать шесть тысяч лет и мушкетеры будут изъясняться в этом случае примерно
так: “Сударь, не будете ли вы так любезны, ради глубочайшей нашей дружбы и
привязанности, позволить Вашей даме потанцевать со мной!” — “Это моя дама, и
будет танцевать со мной!” — “Тогда, сударь, как это не грустно, я буду вынужден
вызвать Вас на дуэль и заколоть”.
— Торах, сегодня
после заката на совете меня могут изгнать из племени. Гырка, мать Уюка,
пригрозила нашептать вождю, — сказал Агам. — Я пришел за твоей помощью, колдун.
Колдун строго
уставился на него, и нахмурил брови.
— Что ты такого
натворил? Украл у них добычу из их ловушки? Помешал в охоте?
— Я ударил её
сына Уюка острогой.
— Поднял оружие
на своего! Убил?
— Нет, я ударил
его не острием гарпуна, а его древком. Я только поцарапал ему плечо.
— Сильно?
— Заживет на
одну луну, даже следа не будет... — сказал Агам.
Колдун встал и
завертелся на месте, так что вольчьи и лисьи хвосты на его одежде описывали в
воздухе круг. Он что-то забормотал, плюнул в костер, а потом с потрясающей
ловкостью, которой сложно было ожидать от такого старого человека, кувыркнулся
через огонь, не опалив не шкур, ни своего лица. Агам с ужасом смотрел на прыгающего
колдуна, думая, что или старик вошёл в связь с Духами Огня и Реки, прося у них
совета, либо рассудок его помрачился от долгих весен жизни.
Но вдруг старик
перестал бормотать и сказал внятно, из чего Агам смог сделать вывод, что колдун
соображает очень хорошо.
— Род Гырки
очень влиятельный род. Вождь делает то, что они ему говорят. Ударив Уюка, ты
подул на огонь и только разжег пламя ещё больше.
— Ты поможешь
мне? Твое влияние очень велико.
— Кто это
сделал?
Колдун
по-лягушачьи подпрыгнул к мальчику и дотронулся до искусно выточенной из мягкой
оленьей кости пряжки, которая поддерживала грубо сшитую из старых шкур
костяными иглами одежду подростка.
Пряжка
изображала сцену охоты на оленей. Охотники, расставляя ловушки и громко крича,
загоняли их к обрыву, заставляя оленей срываться вниз с горы. Всё это было
вырезано очень искусно, олени и фигурки охотников были как живые.
— Кто это
сделал? — спросил колдун.
— Агам сделал, —
сказал мальчик. Дикари часто называли себя в третьем лице, хотя в языке их уже
начали появляться местоимения, то есть то, что вместо имени: я, ты, вы, они и
т.д.
Колдун гневно
нахмурился и сжал руку с недостаяющим пальцем в кулак:
— Агам говорит
неправду! Он бы не смог это вырезать!
— Агам всегда
говорит правду. Желтолицый старик научил его, когда Агам был ещё ребенком.
Нужно вырезать картинки маленьким острым осколком камня, но только пока кость
ещё молодая. Потом это высушивается на костре, но только так, чтобы кость не
слишком раскалилась и не стала ломкой.
Но колдун
продолжал недоверчиво смотреть на подростка. Он подскочил к куче шкур в углу и
бросил Агаму плоское оленье ребро, на котором ещё оставалось мясо. Очевидно,
кто-то из Камышовых котов принес его ему совсем недавно.
— Этот олень
бегал две луны назад, кость совсем молодая. Сделай мне на ней рисунок, и Торах
поймет, что ты не врёшь.
Агам понимал,
что если он сейчас откажется, то колдун решит, что он лгун. Поэтому мальчик
стал оглядывать пещеру у себя под ногами.
— Что ты ищешь?
— насмешливо спросил колдун. — Думаешь, я поверю, что ты действительно умеешь
резать по кости? Из Камышовых котов этого никто не умеет, резьбой по кости
занимаются только те народы, которые живут по левую руку от Того, Кто Зажигает
Костер Солнца. Ты или украл эту пряжку или для тебя вырезал её тот желтолицый старик,
который умер несколько вёсен назад.
— Агаму нужен
острый камень, нож с тонким лезвием или что-то, чем можно резать по кости, —
спокойно сказал мальчик. — Агам умеет делать фигурки, но Агам не может
вытачивать кость голыми руками. Если колдун хочет, они с Агамом сходят в пещеру
к Рынне, и Агам возьмет тот нож, которым он делал эту пряжку.
— У Тораха у
самого достаточно ножей.
Колдун всё ещё
недоверчиво подошёл к выдолбленному в скале на уровне его груди углублению и
достал из него несколько разной величины ножей.
— Можешь выбрать
из них любой, чтобы Агам не мог соврать, что у него нет чего-то для резьбы, —
сказал колдун.
Агам внимательно
оглядел ножи, но больше всего ему понравился самый маленький нож с деревянной
рукояткой, в которую был вделан маленький кусочек острого камня — агата. Такие
камни встречались редко, но зато были намного прочнее, чем обычные и легко
резали дерево и кость.
— Агам возьмет
этот нож!
Мальчик,
скрестив ноги, присел около костра, очистил оленью кость от остатков мяса,
задумался на несколько минут, что ему изобразить, а потом стал резать.
Он вырезал на
кости нескольких оленей, а рядом очертил пещеру с костром, а около костра
прыгал человек с развевающимися волчьими хвостами на одежде.
Хотя у мальчика
было совсем немного времени, резьба получалась у него неплохо, потому что
острый камешек, вделанный в рукоять, резал кость намного легче, чем тот тупой
каменный нож, который был у него в пещере.
Агам всю
последнюю зиму и зиму до этого, выдавшиеся такими холодными, что даже вход в пещеру
заносило снегом и нельзя было из нее никуда выйти, сидел у костра, подкармливая
огонь заранее запасенными поленьями, и вырезал по кости, вспоминая, как это
делал желтолицый старик. А его мать Рынна потом выменивала на его фигурки,
женские украшения и сцены охоты из кости немного еды.
Работа была ещё
не до конца завершена и оставалось подсушить кость на огне, чтобы она не так
сильно крошилась, когда колдун вырвал пластинку у Агама из пальцев и уставился
на нее. Видимо, колдун хотел скорее разоблачить мальчика, что он ничего не
умеет, но неожиданно глаза колдуна расширились и он едва не выронил кость, но
потом сжал её ещё крепче и стал жадно рассматривать рисунок, поднеся его к
свету костра.
— Этот человек в
шкурах Торах? — восхищенно спросил он, радуясь как ребёнок. — У Тораха такие же
волчьи хвосты, он здесь как живой! А это пламя, дым от него поднимается вверх,
уходя к Духу Огня! А там кто? Олени? Я вижу одну олениху и одного оленя. Он с
рогами и настороженно поднял морду, охраняя ее, а она наклонила морду к земле и
пасётся.
Колдун бормотал
как бы забыв о мальчике, будто волшебная кость сама появилась в его пещере.
— Я не успел ещё
закончить оленей, — сказал Агам. — Их надо вырезать ещё глубже, а потом я хотел
ещё изобразить олененка, и охотника, который целится в оленей из лука.
Тут только
колдун вспомнил о нём и уставился на Агама так, как будто тот сам по меньшей
мере был колдуном. Но потом Торах взял себя в руки и, чтобы не уронить
достоинства и не показаться удивленным, сказал небрежно:
— Агам и в самом
деле умеет вырезать по кости. Теперь Торах верит ему. Оставит ли Агам колдуну
эту кость? Ведь эта кость принадлежала Тораху, до того, как он отдал её Агаму.
“Вот хитрый
старик!” — подумал Агам и сказал:
— Агам дарит
Тораху эту кость вместе с рисунком на ней. У колдуна очень хороший нож с острым
камнем, им очень легко резать по кости. Агам может показать колдуну, как
резать. Он сможет его научить.
Колдун вначале
как будто загорелся этой идеей, но потом покачал головой.
— Торах слишком
стар, чтобы делать это самому. Глаза его устали и плохо различают мелкие
детали. У Тораха нет пальца на правой руке и он не сможет крепко сжимать нож.
— Тогда Агам
будет вырезать фигурки из кости для колдуна, если Агама не изгонят из племени,
— сказал мальчик, решив, что сейчас удачный момент, чтобы напомнить ему о своей
просьбе.
Колдун
задумался. Он пытливо посмотрел на мальчика и на дымки стойбища у реки. Дымков
было несколько, и это означало, что мужчины вернулись с охоты с добычей и
теперь женщины коптят на огне оленину и кормят детей. Пока рано запасать на
зиму сушеное мясо, так что есть сегодня все будут вдоволь. А когда воины
отдохнут после охоты и поедят, начнется совет племени. А если так, то нужно
спешить. Вниз путь неблизкий.
— Так что ты
скажешь, колдун? — спросил мальчик.
— Торах придёт
сегодня на совет, — сказал старик. — А пока пускай Агам уходит!
Агам вышел из
пещеры и, не оглядываясь, стал спускаться по насыпи. Темнело, он знал, что если
сейчас какой-нибудь камень подъедет у него под ногой, но то сможет сорваться
вниз с семи или восьми метровой высоты на острые скалы внизу.
За своей спиной
Агам слышал бормотанье и крики колдуна, а потом костер снова вспыхнул бело и
ярко — наверное, Торах опять туда что-то бросил.
“Хорошо, что я
не отдал колдуну кремень,” — подумал он, и, внимательно глядя себе под ноги,
направился к дымам стойбища внизу.
ГЛАВА 3.
СОВЕТ ПЛЕМЕНИ
Вася никак не
мог сообразить, где же он очутился, когда шагнул в дыру в пространстве. Мальчик
спустился по крутой насыпи к лесу и стал искать какую-нибудь тропинку, чтобы
выйти к реке. “Хоть бы какого-нибудь встретить, я бы спросил, где мы,” —
размышлял он. Вася крутил головой по сторонам, но если не считать небольшого
дымка, который был виден где-то у реки, ничто вокруг не говорило о человеческом
присутствии.
Вася не раз
бывал в лесу и привык, что теперь даже в самой глухой чаще можно встретить
какое-то напоминание о том, что здесь когда-либо был, есть и будет человек:
кострище, с брошенным на нём мусором и консервными банками; линии
электропередач, асфальтовая или грунтовая дорога, самолет в небе, срубленные
деревья, какие-нибудь вонючие бочки из-под солярки после военных учений и так далее.
Этот же лес был
какой-то странный и всё здесь выглядело иначе — чистый воздух, чистое небо,
никаких людей и вдобавок лес просто изобиловал зверьем и птицами, крупными и
мелкими, из которых мальчик в состоянии был припомнить лишь одну треть.
С писком в
ветвях промелькнула рыжей молнией белка, спасаясь в дупло, а за ней гнался
хищный и узкий горностай. В облаках широко расставив крылья, парил орел;
прыгнула рысь в погоне за птицей, но промахнулась и скрылась в валежнике.
Справа дятел, не жалея головы, долбил сухой ствол. Вдали слышался волчий вой.
“Просто
зоомагазин какой-то,” — подумал Вася, имевший привычку ничему особенно не
удивляться. Но удивиться всё же пришлось.
Продираясь
сквозь бурелом и поваленные старые стволы деревьев, между которыми уже
стремилась ввысь молодая поросль, мальчик натолкнулся на широкую тропу. А раз
тропа, да ещё и такая широкая, то, как догадывался Вася, она наверняка куда-то
ведёт. По тропе идти было быстрее и приятнее, чем сквозь чащу, и он стал
спускаться под уклон по направлению к петлявшей в низине реке.
Неожиданно
где-то позади Вася услышал треск, кто-то шёл по тропинке следом за ним.
— Эй, я здесь!
Эй! — закричал Вася, подумав, что это охотник или лесник. Он обернулся и
побежал навстречу тому, кто приближался. Тропинка со всех сторон была скрыта
зарослями и листвой, и обзор был плохим — всего несколько метров перед собой.
Треск становился
всё громче, мальчик уже различал чьё-то хриплое дыхание и тяжёлую поступь, а
потом услышал глухой короткий рёв.
Из-по изгиба
тропы навстречу ему вышел саблезубый тигр, махайрод, до полутора метров в холке
и около семисот килограммов веса. Шерсть животного была светлее, чем у
современных тигров и без полос, да и само животное принадлежало к древнему,
сильному, но уже вымирающему и уступающему дорогу другим видам роду. На
загривке у тигра играли мощные связки мышц, и, хотя голова хищника была опущена
к земле, хорошо видны были длинные жёлтые клыки.
Услышав, что
навстречу ему кто-то мчится, тигр удивленно приостановился и коротко
предупреждающе зарычал. Он был сыт, вчера убил оленя, глодал его мясо весь
вечер, потом спал всю ночь и часть утра, потом опять поел и, оставив мясо
шакалам и волкам, шёл теперь к реке на водопой. Живот его раздулся от
съеденного мяса, и тигру не хотелось даже прыгать, он шёл еле-еле, ломая сухие
ветви, которые задевал спиной и плечами.
Едва увидев
тигра, Вася шарахнулся в сторону от тропы и буквально взлетел на дуб. В те
времена, около тридцати тысяч лет назад, большая часть лесов Европы была
дубовыми — это мощное и сильное дерево переживало свои лучшие времена, и
нередко можно было встретить дуб тысячелетного возраста, черный ствол которого
не обхватили бы и сорок мужчин, взявшихся за руки. Но дуб, на который забрался
сейчас Вася, не был тысячелетним, это был обычный сравнительно молодой дуб с
широкой веткой, за которую мальчик сумел ухватиться и, перекувырнувшись,
повиснуть на ней животом.
Тигр коротко
зарычал и, остановив на мальчике взгляд своих жёлтых глаз с узкими зрачками,
подошёл к дубу. Строение лап саблезубых тигров позволяло им лазать по деревьям
и устраивать в ветвях над звериными тропами засаду, но, видимо, это не входило
в его планы. Тигр понюхал брошенную под деревом школьную сумку мальчика,
толкнул её носом, потом ударом огромной когтистой лапы сбил со ствола дуба
большой кусок коры. Васе дрожал на дубе, прикидывая, сможет ли он при
необходимости забраться еще выше.
Но тут махайрод
снова зарычал и, вернувшись на тропу, не оглядываясь, пошёл к реке. Вероятно,
запах мальчика, да и строение его туловища напомнило тигру запах и строение
обезьян-бабуинов, а также запах тех двуногих созданий, которые живут в пещерах
у реки и всегда уступают ему, тигру, дорогу, опасаясь бросать ему вызов.
Когда-то этот
саблезубый тигр, контролировавший эту территорию с десяток вёсен и уступавший
дорогу только мамонтам с их толстенными ногами, которые порою появлялись здесь
стадами, хотя обычно паслись севернее на равнинах, убил человека, который
бросил в него дротиком и оцарапал плечо, но это было давно и тигр помнил об
этом уже смутно. Хищники редко убивают просто от ярости, обычно они убивают,
потому что голоды или потому что кто-то попытается напасть на них.
Даже когда
саблезубый тигр скрылся и треск сучьев смолк вдали, Вася нескоро решился
спуститься с дерева. Из передачи “В мире животных”, которую он смотрел
когда-то, мальчик помнил, что крупные хищники обычно контролируют каждый свою
территорию, так что на каждые двадцать-тридцать квадратных километров
приходится по одному зверю. Если исходить из этого, то второго саблезубого
тигра поблизости быть не должно, но с другой стороны, лучше не рисковать — ведь
там, где живет саблезубый тигр наверняка должны быть и другие хищники.
Просидев
некоторое время на ветке и сообразив, что не стоит дожидаться, пока тигр
вернется по тропинке от водопоя, Вася спустился с дерева и углубился в лес.
Понемногу начинало смекаться.
Пока до Васи
только смутно в виде догадок и отрывочных представлений доходило, где он
оказался. Разумеется, такого многоообразия растительных и животных видов и тем
более саблезубых тигров в его мире быть не могло. Он вспомнил, как
накладывалось пространство на пустыре, вспомнил, что почувствовал словно
прозрачную расступившуюся стену, когда шагнул вперед и догадался, что
переместился куда-то ещё, но вот куда? Неужели в прошлое? Похоже, что да.
По тропинке он
уже идти не решался, опасаясь наткнуться ещё на какую-нибудь зверушку, которая
будет настроена более агрессивно, чем тигр, и поэтому дальше направился сквозь
чащу, приблизительно ориентируясь на дымок костра. Время от времени, чтобы
разглядеть этот дымок, мальчик забирался на дерево и высматривал с его верхушки
правильные ориентиры.
Вася давно не
ел, да и школьная сумка с учебниками и формой для айкидо не была слишком
легкой. Мальчик испытывал искушение даже забросить эту сумку подальше, но
опасался, что если потом сумка ему понадобится, то он не сможет её найти.
Вскоре Вася
вышел к притоку реки. Топкий берег притока густо порос камышом, из которого
доносилось кряканье уток. Стоило мальчику сделать несколько шагов, как утки
забили тревогу и целым косяком поднялись из камышей и, хлопая крыльями, стали
носиться над водой.
Впрочем, не утки
сейчас привлекали внимание мальчика. На другой стороне притока он увидел скалу
из мягкого известняка, а в скале целый ряд пещер. Возле одной из пещер
золотистой запятой мерцал огонек, а у огня видны были крошечные человеческие
фигурки.
“Туристы? А если
не туристы?” — тревожно подумал мальчик. После встречи с саблезубым тигром он
уже ни в чем не был уверен.
Довольно сильно
стемнело, и над лесом выкатился полный диск луны. Это несколько успокоило Васю
— увидев луну, такую знакомую и родную,
он окончательно убедился, что находится на Земле.
Когда Вася
подошёл к костру, было совсем темно, и мальчик смог остаться незамеченным,
спрятавшись за двойным разветвлённым стволом старой ивы, наклонившей свои ветви
над водой. То, что Вася увидел, острожно выглянув из-за ивы, заставило его
сразу спрятаться за дерево и несколько раз глубоко вздохнуть. Он почувствовал,
как сердце у него тревожно забилось. Потом, всё ещё не до конца веря своим
глазам, Вася опять выглянул из-за ивы.
От большого
костра, кострище которого со всех строн, чтобы не задувало, было обложено
обугленными камнями, пахло жареным мясом. Это был не просто костер, это был пиршественный
костер племени. Огонь здесь поддерживался даже зимой и в дождь — считалось, что
он не должен погасать никогда, потому что в этом случае Дух Огня обидется на
племя Камышовых котов.
Над костром на
некоторой высоте, придерживаемая двумя мощными рогатинами из цельных стволов
дерева, на крепкой палке висела полуобъеденная туша оленя. Время от времени
женщины племени переворачивали тушу другой стороной, чтобы она прожаривалась
более равномерно.
Пещерный человек
ни в чем не знал умеренности. Привыкший к зимнему голоду, он теперь ел почти
через силу, ел от пуза, столько влезет, а потом и больше. К осени женщинам да и
мужчинам тоже нужно было набрать максимальный вес, чтобы зимой снова отощать
настолько, что даже у маленьких детей кожа начинала обтягивать ребра. И так до
начала хода лосося, когда река начинала бурлить от красных спин рыбин и снова
начиналось сытое время.
Большинство
мужчин и женщин племени наелись настолько, что не могли даже встать. Некоторые
из них, самые жадные, терлись животами о камни, чтобы потом, сбросив лишнее,
снова принятся за оленя. Способ этот, хотя и не кажется особенно эстетичным,
потом будет применяться в равной степени как древними римлянами, утопавшими в
роскоши, так и чукчами, которые возвратясь с многодневной охоты на моржей,
отощавшие до костей, потом едят до отказа, потом трутся животами о камни и
снова едят, притупляя чувство голода.
Теперь голодными
или вернее полуголодными остались только старики и женщины из слабых родов,
вроде Рынны, или больные и раненые, которые только начинали восстанавливать
силы. Пока ели более сильные роды, их не подпускали, а теперь они, озираясь,
подскакивали к костру, под насмешливые крики воровато отрезали себе от оленьей
туши кусок мяса побольше, а потом спешили исчезнуть в укромном уголке пещеры.
Также поступила
и Рынна, она постаралась добыть кусок мяса попрожаристей, с наклоненной над
костром части туши, и унести его в пещеру, где её ждала Омра. Агам все ещё не
вернулся, и Рынна волновалась, почему сына так долго нет и не сорвался ли он со
склона в темноте. Рынна вспомнила, что в прошлом месяце, когда двое охотников
возвращались ночью с горы, один из них неострожно наступил на камень, нога у
него поехала, и он разбился насмерть, упав в пропасть. “Дух Гор не любит тех,
кто крадется ночью в темноте как вор!” — назидательно сказал тогда шаман.
Сам Торах хорошо
знал те места и мог свободно передвигаться на горам даже ночью, зная скрытые
тропинки и спуски.
— Эй, Рынна! Где
твой сын? Не думай, что я все забыла! Сегодня на совете я сделаю так, что его
изгонят из племени в лес и дикие звери сожрут его кости, и дух его
присоединится к духам изгнанников! Не видать тебе продолжения твоего рода по
мужской линии! — крикнула Гырка, рядом с которой её сын Уюк, икая от сытости,
ел кусок оленины, и жир стекал по его щекам.
— Агам не ранил
твоего сына. Агам только защищался! Всем известно, что твой сын обижает всех
детей племени, кроме тех, которые родились в одно лето с ним и старше. Их он
боится! Уюк трус, хотя и кажется большим! — крикнула, не выдержав, Рынна.
— Да как ты
смеешь так говорить! Мой сын почти настоящий мужчина, он никого не боится...
Твой сын ранил его в спину, подкравшись к нему, когда он спал после охоты! —
рассердилась Гырка, хватая тлеющий уголь, чтобы швырнуть его в Рынну.
— Это ложь! Уюк
никогда ни на кого не охотится! — крикнула Рынна, уворачиваясь от брошенного в
нее угля. — Уюк никогда не смог попасть копьем даже в дохлую лягушку.
— Потому что Уюк
очень болезненный! Он родился в голодный год! — Гырка прижала к себе своего
толстого и неуклюжего отпрыска, измазанного оленьим жиром до бровей.
Разозленный Уюк,
которому не очень нравилось, что мама роняет его престиж перед подростками
племени, схватил уголь и постарался запустить его в выглянувшую из пещеры Омру,
но промахнулся и попал углем в одного из мужчин, спавшего у костра. Воин,
которому углем обожгло кожу, вскочил и, размахивая топором, гневно заорал, что
выпустит кишки из того, кто это сделал.
Уюк быстро
спрятался за широкую спину матери и что называется выпал в осадок, сделав вид,
что он здесь совершенно не причем.
Вася уже давно,
осмелев, не прятался за ствол ивы и, скрытый в тени, наблюдал на племенем с
расстояния не больше двадцати метров.
Он видел
освещенных светом костра, одетых в шкуры или совсем раздетых мужчин, женщин и
детей, различал их деревянные длинные копья с каменными наконечниками, топоры и
прислонённые к скале тяжелые луки, на которые вместо тетитвы были натянуты
бычьи жилы. Искусство изготовления луков и стрел в то время только начинало
зарождаться, и потому наиболее опытные охотники все ещё предпочинали им
надежные копья и палицы. Хотя, соглашались они, стрела и летит дальше, чем
копье, она никогда не может остановить ни хищника, ни оленя, а только может
разозлить его раньше времени и заставить или убежать или перейти в атаку.
Стрелы были
хорошы только при охоте на мелкую и среднюю птицу, хотя такую охоту взрослые
мужчины презирали, считая, что это хорошо для подростков, не прошедших ещё
обряда посвящения в мужчины, но недостойно настоящего воина.
Вася различал
отдельные голоса, смех и крики племени. Язык их был, разумеется, совершенно
непонятен мальчику, потому что глупо было бы ожидать, чтобы первобытное племя
заговорило по-русски.
— Пещерные люди,
— пробормотал Вася. — Ну и дела! Куда это меня занесло?
Мальчик когда-то
смотрел кино про перемещение во времени, но там, чтобы попасть их эпохи в
эпоху, нужна была машина величиной с дом, открывавшая дверь в гиперпространство.
Но ведь ое не пользовался никакой машиной времени? А что если... — от этой
мысли мальчику даже стало страшно... — что если то самое окно в пространстве,
которое открылось тогда и ручья, тот прямоугольник, сквозь которые просвечивала
неизвестная скала и был ходом во времени?
Теперь Вася уже
в этом не сомневался. Итак, он попал в прошлое, причем неизвестно в какое
далекое. Сколько лет ещё должно пройти до его рождения? Десять тысяч лет,
пятнадцать тысяч или больше? Впрочем, это уже неважно. Как любил шутить его
папа, “столько не живут даже черепахи”.
Вася замерз и
проголодался, и ему хотелось выйти к костру, он он не знал, можно ли ему это
сделать и не посыпятся ли на него камни и копья. Неизвестно, как эти пещерные
люди относятся к чужАгам и не канибаллы ли они? Хотя, с другой стороны, они
ведь уже поели...
Где-то недалеко
от Васи засветились круглые жёлтые глаза и послышался короткий подвывающий лай.
Почувствовав запах мяса, к костру собирались жёлтые гиены и шакалы. Привыкшие,
что люди швыряют в них камнями, шакалы приседали на задние лапы, поскуливали и
прижимали уши, но все же собственное голодное брюхо манило их к костру. На
людей шакалы и гиены не нападали — боялись, и теперь заметив Васю, они
отшатнулись от него и залаяли, предупреждая друг друга об опасности. То, что
шакалы и гиены тоже его боялись, немного успокоило мальчика, который вначале
увидев их жёлтые глаза, в которых отблескивал огонь костра, решил было, что это
вернулся саблезубый тигр.
Кто-то от
костра, раздосадованный непрекращающимся шакальим воем и скулежом, швырнул в
них тлеющим суком, и пожиратели падали пугливо отбежали на безопасное
расстояние.
В периоды
удачных охот целые стаи шакалов держались поблизости от людей, рассчитывая на
объедки с их стола и кости. По ночам, когда люди спали, самые отважные шакалы
решались иногда пробраться в пещеру и ухватить кусок копченого мяса или кость.
Бывало, они хватали даже детей, но оглушительный детский плач пугал хищников и
они убегали. Но всё равно матери на всякий случай на ночь прижимали маленьких
детей к себе и разводили у входа в пещеру костёр.
Но по большому
счету то, что у стойбища первобытных людей болтались стаи шакалов, было людям
даже выгодно. Если какой-нибудь крупный хищник, вроде пещерного льва, медведя
или саблезубого тигра вздумал бы пробраться к становищу людей незамеченным и
унести для себя лёгкую сонную добычу, шакалы, встревоженные его появлением, по
своей обычной привычке подняли бы такой вой, скулеж и лай, что люди могли
проснуться и взяться за оружие.
Так постепенно
начиналось приручение шакалов. Пойдет ещё тысяча или две лет и люди начнут
подбирать шакальих дитешыней, и со временем из них появится первые собаки, хотя
ещё долго они будут дикими и не осмелятся подойти к костру на расстояние полета
камня. Приручение волков начнется намного позднее, и ещё позднее потомки
прирученных волков и шакалов начнут смешиваться. До сих пор среди многообразия
собачьих пород разделяются собаки волчьего и шакальего строения. Одни из
них (например, сибирские лайки,
восточноевропейские овчарки и др.) имеют дальними предками волков, другие же
собаки — шакалов.
* * *
Агам вернулся с
горы, когда луна взошла на два локтя над вершиной сухой сосны. Совет племени
уже начинался. Мужчины, отдохнувшие после охоты и сытно поевшие, собирались
вокруг костра. Представители каждого рода держались вместе, а женщины и дети
прятались за спинами мужчин.
В племени было
двенадцать родов и каждый род имел своего главу, обычно самого сильного
взрослого мужчину, имевшего много сыновей и братьев, которые группировались
вокруг него. Этот воин имел в совете право голоса и сидел на особом камне,
который всего вокруг костра было двенадцать — по одному на род. Женщины и дети,
а также юноши, не прошедшие ещё обряда посвящения в мужчины или не проявившие
себя на охоте как храбрые воины, голоса в совете не имели.
Совет племени
обирался обычно один раз в полную луну, и на нем решались самые важные вопросы
племени: не стоит ли сменить стоянку, напасть ли на соседнее племя или дать ему
отпор, какие роды будут делать ловушки и частокол для загонной охоты на оленей
и рыть ямы с острыми копьями на дне для мамонтов, если мамонты снова придут
сюда летом. На совете племени решались и более мелкие вопросы — какую девушку
какому воину племя отдаст в жены, при этом во избежании надувательств здесь же
при всех пересчитывались раковины, ожерелья, каменные ножи и гарпуны, которые
жених отдавал за нее отцу девушки, после чего она становилась полной его
собственностью и он мог бы даже поколотить ее, если бы захотел.
Впрочем, такие
проявления жестокости происходили крайне редко. Камышовые коты не были очень
жестокими, а если кто-то и хотел обидеть жену, то должен был при этом помнить,
что у нее есть братья и что, если обида будет серьезной, против него вполне
может подняться весь её род. Исключение составляли женщины, украденные во время
военных действий у соседних племен. Те были более беззащитными и не могли
рассчитывать на помощь своего рода.
Рядом с
двенадцатью камнями в стороне от костра лежали ещё два камня побольше, в
которых были вытесаны углубления, напоминавшие сидения кресел. Это были камни
для вождя и колдуна. Тот, кто осмелился бы на совете занять эти камни, считался
бы бросившим вызов вождю и прожил бы ровно столько, сколько летит брошенное
копье.
Вождь Медвежий
Клык, получивший это прозвище потому, что пятнадцать весен тому назад в
одиночку убил огромного пещерного медведя, приземистый, широкоплечий, но уже
стареющий мужчина, был совсем не тот, что раньше и держался только поддержкой
сильных родов, которые опасались, что если получат более сильного вождя, то это
может сказаться и на их собственной власти.
Медвежий Клык,
одетый в вывернутую новую волчью шкуру и в ожерелье из тигриных зубов — почти
все племя знало, что тигр этот не был убит Медвежьим Клыком в бою, а был растоптан
мамонтом прошлой весной, вышел из своей пещеры и, остановившись у камня, поднял
вверх руку.
За Медвежьим
Клыком следовала его жена, маленькая костистая женщина с быстрым взглядом и вся
в ожерельях и раковинах. Все знали, что вождь никогда не принимает никаких
решений без нее, и что по-настоящему племенем правит его жена, а не сам
Медвежий Клык.
Тотчас все
голоса смолкли и слышно стало даже, как на руках у одной из женщин плачет
грудной ребенок. Едва Медвежий Клык вышел из пещеры, как к нему подбежала Гырка
и стала что-то шептать, показывая на Рынну и Агама и при этом злорадно
улыбаясь. Медвежий Клык нетерпеливо слушал ее, а потом оттолкнул и сделал
ладонью знак замолчать, как бы говоря: погоди, сейчас есть более важные дела.
Но Гырка не смолкала, приставая к вождю, и тогда вождь кивнул её мужу, чтобы
тот увел ее, что тот и поспешил сделать, оттащив женщину за волосы.
— Начинаем совет
племени! — громко сказал Медвижий Клык. — Всё ли племя здесь?
— Всё, кроме
Ястреба и Дурри. Они пошли в дальний лес за лечебной смолой и ещё не вернулись!
— крикнул кто-то.
— А где Торах?
Медвежий Клык
оглянулся на камень колдуна, но тот был всё ещё пуст. Колдун пока не появился,
и вождь нахмурился — всегда этот колдун заставляет себя ждать, но, если так, то
они могут начать и без него.
— Охотники
говорят, что видели в горах воинов из племени лесных людей! — продолжал вождь.
— Они снова появились, их два раза по ладони и ещё одна ладонь. Вполне
возможно, что они снова захотят напасть на нас. На этот раз лесные люди не
одни, с ними ещё человек из жёлтого племени.
— Кто это
говорит? — крикнул Уа-Аях, муж Гырки и глава одного из сильнейших родов. — Кто
видел их? Возможно, его язык лжет!
— Их видел я!
Язык Родраха никогда не лжет! — в круг вступил высокий мускулистый охотник со шрамом,
пересекавшим лоб. — Тот, кто говорит, что Родрах лжет, бросает ему вызов и
палица Родраха проломит ему голову!
Все знали
Родраха, главу рода Красных рыб, и верили ему. Родрах всегда охотился в
одиночку, далеко от пещер и никогда не возвращался без добычи. Если Родрах
говорил что-то, то он не мог врать.
— Уа-Аях верит
Родраху, — примирительно сказал муж Гырки. — Но если Родрах бросает ему вызов,
он примет его. Уа-Аях никого не боится!
— Родрах убьет
Уа-Аяха! — и мускулистый воин, вращая палицей, стал приближаться, держась пока
на расстоянии.
Уа-Аях
приготовил копье и стал покачиваться из стороны в сторону, готовый увернуться
от палицы и сам перейти в атаку. За каждым вождем встали все мужчины его рода,
и эта схватка вполне могла перерости в схватку родов.
Жена вождя
что-то быстро шепнула ему:
— Хватит!
Замолчите и сядьте! Самые сильные роды племени не должны сссориться! — крикнул
Медвежий Клык, вставая между воинами.
Уа-Аях и Родрах
опустили оружие, они давно уже ждали, пока их разведут. На самом деле они и не
собирались сражаться, просто ни один не желал отступить первым, чтобы не
уронить свой престиж и не потерять уважение племени.
— Что ты видел,
Родрах? Расскажи всем! — потребовал вождь.
— Я видел лесных
людей, с ними не было женщин и детей — все были взрослыми воинами. Значит, они
вышли на тропу войны, — начал говорить Родрах. — Они сидели у костра и отдыхали
после охоты. Они охотились на наших землях. С ними был жёлтый человек — у него
был лук и стрелы с наконечниками из какого-то странного блестящего камня.
— Они не
заметили тебя, Родрах?
— Вначале нет, я
спрятался за скалой. Родрах смел, но даже ему не справиться с таким количеством
лесных людей. Родрах решил, что должен вернуться и рассказать остальным о том,
что видел. Но потом под ногой у Родраха сорвался камень. Лесные люди ничего не
услышали, но жёлтый человек услышал, уши у него очень чуткие — и схватил лук.
Стрела ударила в скалу близко от Родраха, Родрах даже не знал, что стрелы могут
лететь так далеко. Родрах схватил обломки стрелы и скрылся. Лесные люди
погнались за ним, но Родрах бегал быстрее и лучше знал эти горы.
Вождь и
старейшины родов внимательно слушали Родраха.
— Где эта
стрела, Родрах? Ты принёс ее? — спросил Медвежий Клык.
— Вот она, —
Родрах достал что-то из шкуры и протянул вождю.
Медвежий Клык
рассмотрел стрелу и поднял её над головой, чтобы все видели. Наконечник стрелы
был из неизвестного Камышовым котам материала — блестящего, хрупкого, но очень
острого. Это точно был не камень, но что — этого никто не знал. Из рядов мужчин
племени послышались удивленные восклицания.
— Теперь все
верят Родраху? — спросил вождь. — Верят, что лесные люди хотят напасть?
— Все верят! —
откликнулось племя. — Мы готовы отразить их! Камышовых котов намного больше,
чем лесных людей. Они сражались с ними две весны назад и победили, и сейчас
тоже победят. Уши и руки лесных станут игрушками наших детей и прославят
доблесть воинов!
— Хорошо, —
сказал вождь. — Если мы не хотим лишних жертв, то теперь женщины и дети не
должны далеко отходить от стойбища. Стойбище будут постоянно охранять мужчины
из двух родов, пока остальные будут охотиться за них. Самые храбрые воины
завтра смогут собраться, и Родрах поведёт их за собой туда, где видел в
последний раз лесных людей.
Племя согласно
загудело. Нападения соседей в те времена не были редкостью и начинались почти
каждую весну. Эти нападения были настолько привычными, что не пугали даже самых
робких женщин и детей. Пока племя сильно и едино, и в нем много воинов, никто
не сможет уничтожить его.
Да и сами
Камышовые коты не были исключением. Время от времени молодые неженатые воины да
и часть женатых, которые хотели пограбить или захватить добычу, собирались
группами по три и более ладоней и отправлялись на соседние племена, иногда даже
спускаясь на плотах вниз по реке до десятка становищ. Их не было порой по
нескольку недель и даже месяцев, но потом они возращались с добычей и
пленницами, хотя всякий раз примерно треть из них гибла от копий, камней и
стрел.
Добыча всякий
раз была то больше, то меньше. Порой Камышовые коты вообще возвращались без
добычи, это зависело от того, сумели ли они застать соседние племена врасплох,
когда большинство его взрослых воинов были на охоте. Если же все мужчины из
соседних племен были в сборе и готовы к сражению, но как правило нападавшим
приходилось с боем отступать, пока ночь и темнота не позволяли им скрыться
незамеченными.
Жена вождя снова
что-то назойливо зашептала ему в ухо, и вождь отмахнулся от нее как от осы. Но
жена, кстати, она была родной сестрой Гырки, продолжала что-то нашептывать
мужу, то и дело показывая то на Гырку, то на Уюка.
Наконец, вождь
кивнул, видимо, соглашаясь с ней и снова встал со своего каменного кресла.
— С лесными
людьми все решено и хватит с этим! — заявил Медвежий Клык, властным движением
руки восстанавливая тишину. — В этот совет нам нужно решить ещё один важный
вопрос. Один из членов племени поднял оружие на другого члена племени и ранил
его. Это грубое нарушение закона Камышовых котов, и нарушивший его должен
приговариваться к смерти либо к изгнанию.
— Кто нарушил
закон? — загудели голоса племени. — Кто ранен?
— Ранен Уюк, сын
Уа-Аяха и Гырки, а закон нарушил Агам, сын Рынны и Яргле. Выйди сюда, Агам, и
ты выйди, Уюк.
Агам, опустив
голову, шагнул в круг племени к костру, чувствуя устремленные на него взгляды
всего племени.
— Да он же
совсем подросток, ему ещё несколько весен до обряда посвящения в мужчины! —
раздалось удивленное и сочувственное восклицание какой-то женщины.
— Его отец умер
не на охоте, а у костра! — прошипел ещё кто-то, кажется кто-то из родственников
Гырки.
— Яргле был
храбрым воином, он в одиночку убивал зубра! — крикнула Рынна. — Он умер у
костра, потому что сломал ногу, вы все это помните!
Многие и в самом
деле это помнили, но не решались выступить против вождя и мстительного рода
Уа-Аяха, который весь как один стоял за изгнание Агама.
Гырка дернула
Уюка за руку и вытащила его в круг. Тот икнул и покачнулся от обжорства,
держась на живот.
— Ратуйте, люди
добрые! Бедный мальчик, он едва жив после ранения! — запричитала Гырка. — Род
мой едва не пресекся сегодня, когда Агам поднял оружие на моего сына, серьезно
ранив его. Только Дух Реки, которому я приношу в жертву оленьи кости, не
допустил его гибели.
Уюк снова икнул
и глупо улыбнулся. Жирному недорослю было неловко стоять в центре круга перед
всем племенем, когда его каждую минуту дергала на руку мать.
— А ну не
улыбайся, осел! Плачь! — зашипела на него Гырка и, плача сама, толкнула Уюка
локтем в живот. — Покажи им свою рану!
Гырка
подтолкнула Уюка к вождю, развернув его раненым плечом. Царапина была
пустяковой, хотя Гырка и велела Уюку не вытирать засохшую кровь и даже
специально раздавила на ране несколько красных ягод. Но мужчины племени,
неплохо разбиравшиеся в ранах, посмеиваясь, переглядывались, понимая, что от
такой царапины не умер бы даже грудной младенец, не говоря уже о мальчике в
шестнадцать весен, который вскоре должен пройти обряд посвящения в воины.
Но жена вождя,
переглянувшись с Гыркой, опять зашептала что-то мужу, и вождь сказал важно:
— Да, рана
серьезная, Уюк мог лишиться руки. её нужно прижечь. Возьмите кто-нибудь горящий
уголь![3]
— Прижечь? Не
хочу! — завопил Уюк, вырываясь у матери и под смех убегая в пещеру. Уа-Аях
нахмурился, недовольный, что его сын показал перед всеми свою трусость.
Настоящий воин не должен бояться смерти и боли, если он хочет оставить после
себя славную память.
— Где же шаман?
Почему он ещё не пришел, если обещал защитить тебя? — прошептала Рынна Агаму.
— Агам не знает,
почему его нет. Шаман сказал ему, что придет на совет, — отвечал Агам.
Медвежий Клык
повернулся к Агаму.
— Агам, сын
Рынны, что ты скажешь в свою защиту? Это правда, что ты угрожал Уюку острогой и
хотел убить его?
— Это неправда,
— сказал Агам. — Агам не хотел убивать Уюка, просто в руках у Агама была
острога. Уюк лжет.
— Сын Уа-Аяха не
может лгать, скорее лжешь ты, щенок! — повысил голос Уа-Аях. — Я требую изгания
для Агама! Он не должен жить вместе с племенем, пусть ищет себе другое племя.
Медвежий Клык
задумался, он все ещё колебался, чувствуя, с одной стороны, что вина Агама не
так уж и серьезна, а с другой опасаясь вызвать недовольство могущего рода
Уа-Аяха и своей собственной жены, сестры Гырки. Стоит ли какой-то жалкий
мальчишка таких последствий? Лучше позволить им изгнать его, все равно
мальчишка бы умер от голода зимой.
— Пощадите моего
сына! Не изгоняйте его! — крикнула Рынна, бросаясь на колени перед вождем, но
братья Яргле, подчиняясь знаку вождя, оттащили ее.
— Кто хочет
сказать в защиту Агама? — спросил Медвежий Клык. — Если кому-нибудь есть, что
сказать, пускай говорит сейчас!
Но все племя
молчало, как вдруг...
— Агам не
виноват! Агам не бил Уюка острогой, а только нечаянно поцарапал сучком! —
крикнул звенящий девичий голосок.
Агам поднял
глаза и увидел Акану, выглядывающую из-за спины у её отца.
— Замолчи,
девчонка! — закричала Гырка. — Никто не поверит твоим словам. Я требую изгнания
Агама из племени. Сегодня он едва не убил моего сына, а завтра убьет ещё
нескольких детей из племени. Мы должны изгнать его, пока не поздно.
Агам видел, что
Акана, сочувственно глядящая на него, ещё хотела что-то сказать, но её отец,
видимо, опасавшийся вражды роды Уа-Аяха, схватил девочку за руку и утащил ее,
гневно шепча ей что-то.
— Если Агам не
будет изгнан, то мы убьем его сами! — крикнул кто-то из взрослых братьев Уюка,
подогретый матерью и угрожающе занёс копье.
Жена снова
прошептала что-то вождю. Вождь отмахнулся, а потом встал на камень и громко
сказал, общаясь ко всему племени:
— Медвежий Клык
решил! Агам должен завтра утром уйти и больше никогда не возвращаться. Если он
вернется, его убьют.
— Агама хотел
защитить колдун! Сегодня Агам был у колдуна! — вне себя от горя крикнула Рынна.
Вождь
насторожился. Ему бы не хотелось портить отношений с могущественным шаманом.
— Если колдун
хотел защитить Агама, то где колдун? — спросил он. — Почему колдуна нет на
совете? Быть может, Рынна говорит неправду, чтобы защитить сына?
В этот момент
откуда-то издали послышался крик, и в свет костра ворвался один из
отсутствовавших на совете охотников. Следом за ним ещё два охотника несли
что-то, завернутое в шкуру.
— Беда, вождь,
беда! — крикнул он. — Торах убит. Мы нашли его в лесу на полпути сюда. Голова у
него была раздроблена палицей, а в сердце стрела.
Воины внесли
шкуру в круг костра и все увидели, что из шкуры выглядывает рука колдуна.
Кто-то из женщин завизжал.
— Около тела мы
нашли вот это! — сказал воин и протянул вождю кусок оленьей кости с вырезанными
на ней оленями и костром.
Агам узнал этот
кусок кости, он сам делал его несколько часов назад, когда виделся с колдуном.
Вождь тоже знал, что только Агам по всем племени умел резать по кости. Он
шагнул к мальчику.
— Это твоё? —
спросил он грозно.
— Агам делал это
для колдуна.
— Тогда может
быть Агам и убил колдуна? — крикнула Гырка, но это было слишком и в это никто
не верил.
— Агам не мог
убить колдуна, Агам слишком слаб и юн, чтобы нанести такой удар палицей. Это
мог сделать только кто-то из лесных людей, — сказал Родрах, и все согласно
закивали.
— Тогда Агам
вместе с этой костью дал колдуну злого духа! — крикнула Гырка. — Смотрите,
здесь за кости у костра изображен сам колдун! Возможно, Агам, изобразив
колдуна, заговорил его и тыкал в изображение колдуна ножом, как сам колдун
заговаривал оленей перед охотой. Агам виноват в его смерти!
Это показалось
пещерным людям более убедительным. Все они верили в колдовство и в то, что с
помощью изображения на кости или деревянной фигурки можно заговорить дух своего
врага и убить его. Племя с ужасом отступило от Агама, и мальчик оказался словно
в кругу отчуждения. Только Рынна, Омра и Акана, кажется верили, что он
невиновен, но кто поверит женщине и двум девочкам?
— Агам должен
уйти завтра утром или его убьют! — сказал вождь, швыряя кость в костер, потому
что Дух Огня, как верили Камышовые коты, очищает предметы от злых заговоров.
Потом Медвежий
Клык повернулся и пошел в свою пещеру, не слушая воплей Рынны и плача Омры.
Мужчины племени
этой ночью спали только по очереди с оружием наготове. Утром они собирались
отправиться на поиски лесных людей и жёлтого
человека, убившего колдуна. Тело колдуна осталось лежать у костра,
утром, с первыми лучами солнца, его должны были сжечь на большом костре, чтобы
дух колдуна мог отправиться к Тому, Кто Зажигает Костер Солнца.
Всю ночь Рынна,
плача, готовила Агама в дорогу, она не надеялась больше увидеть сына. Изгнание
в те времена, когда вокруг было полно хищников и враждебных племен означало
почти верную смерть. Даже если каким-то чудом Агаму удастся продержаться до
осени, то холодная зама все равно убьет его.
Сама Рынна не
могла пойти с сыном, потому что понимала, что будет только стеснять его, да и
Омра не выдержит долгой дороги, а оставлять её одну в племени было нельзя.
Гырка нашла бы повод отомстить девочке.
Утром, с первыми
лучами солнца, когда пламя костра унесло вверх дух колдуна, Агам взял копье,
каменный топор, оставшийся от отца тупой нож и, в последний раз оглянувшись на
пещеры племени, пошел вниз по течению реки вдоль камышей.
ГЛАВА 4.
ПЕЩЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ
— Иногда меня спрашивают, почему я такой
храбрый, умный и красивый? А я не могу ответить, потому что я к тому же ещё и
скромный.
(из историй о фон бароне де Капускинде)
Агам решил найти
несколько бревен, связать из них плот, погрузиться на него и плыть по течению
реки несколько дней, добывая себе пищу с помощью остроги и лука. Возможно, если
он отплывет достаточно далеко от изгнавшего его становища и от всех соседних
племен, враждующих с Камышовыми котами, то сможет найти себе другое племя,
которое примет его к себе. Возможно, это будет то племя, из которого произошли
его мать или бабка, а, возможно, какое-нибудь другое.
Агам помнил, что
Камышовые коты когда-то приютили спускавшегося вниз по реке желтолицего
старика, не принадлежавшего ни к одному из известных им племён, и вполне
возможно, что другое племя так же приютит его самого.
После
непродолжительных поисков Агам нашел одно сухое бревно, потом второе и подтащил
их друг к другу. Но для того, чтобы связать устойчивый плот, бревен должно было
быть по меньшей мере ладони, т.е. десять, и Агам это хорошо понимал.
В поисках
остальных бревен Агам даже зашёл в прибрежный в лес, но все стволы, которые он
там нашёл, были слишком массивными, и подросток не смог даже сдвинуть их с
места, не то, чтобы дотащить до берега. Но наконец, благодаря упрямству Агама,
почти все бревна, необхомые для строительства плота, были найдены и сведены
воедино. Осталось только спустить их на воду, попожить поперёк палки потоньше и
связать их прочно верёвкой, чтобы все бревна плота держались вместе. Гвозди в
ту эпоху изобретены ещё не были, но без них успешно обходились иными способами,
главным образом с помощью сплетеных из трав верёвок и длинных полос молодой
коры.
Неожиданно из
камышей недалеко от того места, где Агам возился с плотом, послышался тревожный
утиный крик и взлетела утка. Привыкший к языку природы, Агам понял, что утку
кто-то спугнул, а это значило, что поблизости в камышах ещё кто-то есть. И
скорее это человек, потому что если бы утка спасалась от ястреба или коршуна,
она постаралась бы укрыться от этих маневреных хищников в камышах.
Подросток
перехватил копье и приготовился к обороне. Ему показалось, что в камышах
мелькнула, а потом сразу скрылась чья-то голова. Он не исключал, что его
выследил кто-то из рода Уюка и теперь хочет свести с ним счеты. Или же это был
кто-то из лесных людей, которые вчера убили Тораха.
Агам понимал,
что ему не справиться в одиночку со взрослым воином, и так как спустить на воду
плот он уже не успевал, он решил метнуть копье, а потом прыгнуть в реку и
постараться спастись вплавь. Плавал он отлично и неплохо нырял, впрочем, как и
почти всё племя Камышовых котов, жившее у реки. Правда, ныряя, Агаму пришлось
бы бросить каменный топор и все свои припасы, которые дала ему в дорогу Рынна,
и сохранить только каменный нож.
Камыши
зашевелились, и Агам хотел метнуть копье, но тут из камышей показалась
светловолосая голова Аканы. Девочка, запыхавшись, бежала к нему и несла
небольшую плетеную корзину. Агам опустил копье, дрожа от мысли, какую глупость
он едва не совершил.
— Агам возьмет
Акану с собой? — спросила девочка. — Акана бежала за Агамом, и едва нашла его.
Хорошо ещё, Акана догадалась, что Агам может быть возле реки. Акана взяла с
собой ягод и березовой коры для растопки огня. Еще у Аканы есть иголка из
рыбьей кости, чтобы зашивать одежду, и нож.
— Акана в самом
деле хочет идти вместе с Агамом? — не
поверил подросток. — Агам не знает, что будет с ним завтра. Агам даже не
уверен, сумеет ли он в одиночку защитить Акану, если на них нападет дикий зверь
или лесной человек.
— Акана все
равно пойдет вместе с Агамом, — решительно тряхнула головой девочка. — Акане
нравится Агам и не нравится Уюк. Она не хочет оставаться в племени. Уюк ей
отвратителен.
— Уюк? Почему
Уюк?
— Акану хотят
отдать замуж за Уюка, когда он пройдет обряд посвящения в воины, — сказала
девочка. — Акане сегодня утром сказал об этом глава её рода. Род Аканы дал свое
согласие. Но Акане не нравится Уюк, она хочет уйти вместе с Агамом. Если она
останется, её заставят стать женой Уюка.
— Но Агам ещё
молод, если Акана станет его женой, он не сможет пока приносить Акане добычу и
обеспечивать кровом её и детей, — сказал Агам. Пещерные люди чужды всякого
лицемерия, они всегда говорят то, о чем думают и делают то, что обещают.
— Акана будет с
Агамом. Если Агам не возьмёт Акану, тогда Акана пойдет одна, — и девочка
решительно повернулась, чтобы уйти, но Агам удержал её за плечо.
— Акана может
пойти с Агамом, — сказал он очень торжественно и потёрся своей щекой о щеку
Аканы, что всегда делали пещерные люди из племени Камышовых котов при
совершении клятв.
— Агам обещает,
что никогда не оставит Акану и никогда не бросит её в беде. Если Агам погибнет,
то его дух будет защищать Акану и после ухода в Верхний мир. Он будет защищать
Акану от саблезубых тигров и волков, и добудет ей мамонта, чтобы у Аканы зимой
было много мяса.
Неожиданно
девочка рассмеялась:
— У Агама такой
важный вид! Можно подумать, Агам в самом деле верит, что сможет в одиночку
справиться с мамонтом и саблезубым тигром!
Агам прищурился
на солнце, как это делали взрослые мужчины из их племени.
— Нам пора
плыть, — сказал он. — Тот, Кто Зажигает Костер Солнце уже развёл большой огонь.
Скоро костер солнца будет на середине неба.
Агам и Акана
погрузили свои нехитрые пожитки на плот и стали вдвоём, раскачивая массивное
бревенчатое сооружение, сталкивать его на воду. Всего у них было: два каменных
ножа, копье, гарпун, лук и три стрелы, лукошко Аканы со съедобными травами и
несколько вяленых рыбин, которые дала Агаму Рынна. И с этим они отправлялись в
плавание навстречу неизвестности.
Когда плот был
уже на воде, и Агам собирался оттолкнуться копьем от берега, неожиданно
верхушки камышей опять заметались. “Погоня! — испуганно воскликнула Акана. — Я
могла привести за собой погоню!”
— Отталкивайся!
Плывём! — крикнул Агам и, передав девочке копье, схватил лук и натянул тетиву.
Но это была не
погоня. К ним, неуклюже перепрыгивая через камыши и производя столько шума,
сколько бы не произвел на охоте не один пещерный медведь, мчался и размахивал
руками незнакомый мальчишка примерно одних с Агамом лет.
Мальчишка был
совершенно безоружен и очень странно одет в какие-то непонятные многоцветные
шкуры (свитер), обтягивающую ноги ткань, перепоясанную широкой веревкой (брюки)
и что-то вроде зимных снегоступов неизвестной формы (обувь). Волосы у мальчишки
были очень короткими, не то что у пещерных людей, которые не стриглись всю
жизнь и только изредка, если волосы уж очень мешали, обрубали их острым краем
каменного топора, что получалось всегда очень неровно.
В руках у
мальчишки была непонятная сумка из кожи с рисунком на ней белой краской,
изображавшей дикаря с бумерангом и какими-то тайными знАгами (сумка с надписью
“СПОРТ” и нарисованный хоккеист).
Беглец что-то
кричал на непонятном языке и всё время оглядывался назад, будто за ним кто-то
гнался. В лесу и в самом деле трещали сучья, а потом из леса выскочили
несколько воинов из племени и среди них Уа-Аях. Уа-Аях бросил копье, но
мальчишка был слишком далеко и копье вонзилось в землю в нескольких метрах за
его спиной.
Увидев Акану
рядом с Агамом, Уа-Аях гневно закричал что-то воинам, показывая на девочку и
Агама. Воины рассыпались на несколько групп, как при загонной охоте и помчались
серез камыши.
Агам опустил
лук. Кем бы не был этот мальчишка, он был безоружен, и у них были общие враги.
Если Уа-Аях догонит мальчишку, то убьет его, как убьет и самого Агама, а Акану
утащит в племя и заставит стать женой своего жирного недоросля.
Тем временем
мальчишка с округлившимися от страха глазами подбежал к берегу, а потом
бросился животом на плот, оттолкнув его тем самым от берега. Вероятно, он
решил, что его ровесники более безопасны для него, чем настигавшие его воины,
явно имевшие намерение приколоть его копьем и не собиравшиеся считать до трех
прежде, чем проломить ему голову дубиной.
Не сговариваясь,
все три подростка стали отталкивать плот как можно дальше от берега, кто
копьем, кто просто руками. Нужно было отплыть как можно дальше, чтобы плот
вынесло на быстрое течение и дикари, с топотом проламывающиеся сквозь камыши,
не смогли бы добросить копье или пустить стрелу.
Уа-Аях выскочил
на берег с тремя мужчинами из своего рода и завопил что-то, размахивая топором.
Чтобы бросать копье расстояние было слишком большим, и воины Камышовых котов
это хорошо понимали. Но существовала ещё возможность догнать плот вплавь, что
воины и попытались сделать. Они забежали на сотню метров вперед по течению и
бросились в воду, стараясь вплавь добраться до плота.
Теперь счет шёл
на считанные метры. Успеет ли плот, только разгонявшийся по течению, проскочить
опасный участок раньше, чем дикари доберутся до него?
Пока мальчишка
из неизвестного племени и Акана загребали воду ладонями, стараясь хоть как-то
ускорить скорость движения плота, Агам схватил лук и, натянув тетиву,
прицелился в Уа-Аяха, плывшего впереди всех.
— Плыви назад,
Уа-Аях, или, клянусь своим отцом, я всажу стрелу тебе в лоб! — закричал Агам
что было сил. — А вам, воины, если вы полезете на плот, мы проломим головы
топором и я нашлём на вас злых духов! Один злой дух уже здесь! — и Агам кивнул
на странного одетого мальчишку, чувствуя, что хотя дикари и гнались за ним, они
его боятся, как боялся его и сам Агам.
Так как все
Камышовые коты верили в колдовство, как они верили и в то, что это Агам вчера
проклял могущественного колдуна, а раз так, то он и сам колдун, то воины
повернули назад. Тем более, что, бросаясь вплавь, всё своё оружие они оставили
на берегу. Только один Уа-Аях, не знавший страха, преследовал теперь плот, и
Агаму пришлось ради острастки выпустить стрелу, которая просвистела у главы
рода над головой.
— Уа-Аях не
получит Акану для своего сына, как он не получит и мою голову! — крикнул Агам.
Уа-Аях
приостановился и, скрежеща зубами, под прицелом последней стрелы, зная, что на
таком расстоянии мальчишка не промахнется, позволил плоту проплыть мимо.
— Я выслежу
тебя, Агам, клянусь тебе, — прошипел воин. — Ты не доживешь до зимы! Сегодня же
я отправлюсь за тобой в погоню на плоту и перехвачу тебя на перекатах!
И Уа-Аях, не
откладывая надолго свою угрозу, поплыл к берегу, крича своим воинам, чтобы они
бежали в племя и взяли один из уже готовых плотов.
А Агам вдруг
вспомнил, что всё то время, пока он целился в Уа-Аяха, неизвестный мальчишка
был у него за спиной и вполне мог бы, если б захотел, столкнуть его в воду или
ударить каменным ножом. Агам резко повернулся к мальчишке, готовый дать ему
отпор, но мальчишка и не думал нападать на него. Он довольно спокойно стоял на
плоту и смотрел на него.
Акана всё ещё
сидела на корточках и загребала ладонями воду, время от времени испуганно
поглядывая на отплывающего Уа-Аяха. Она знала, что не пройдет и трети дня, как
Уа-Аях, а с ним и несколько ладоней воинов из его рода устремятся за ними в
погоню и тогда уже счёт пойдет на минуты.
Неизвестный
мальчишка был примерно на голову выше Агама, но в плечах примерно такой же
ширины и вряд ли более сильный. Он смотрел на Агама так же настороженно, как и
тот смотрел на него, и каждую минуту готов был при необходимости схватиться с
ним.
Агам положил на
плот лук и стрелы и показал мальчишке пустые ладони, что у дикарей выражало
дружелюбие. Пройдёт ещё несколько тысяч лет и значение этого жеста забудется,
хотя люди по-прежнему будут протягивать и пожимать друг другу руки, как бы
доказывая, что у них в ладони не зажат ни нож, ни камень и они не собираются
нападать.
Мальчишка
недоуменно посмотрел на его ладони, а потом, подражая Агаму, показал свои, хотя
Агам и без того уже заметил, что у мальчишки нет оружия.
— Ты кто? —
спросил Агам.
Мальчишка сказал
что-то ему в ответ на неизвестном языке и развёл руками, показывая, что, мол,
не понимаю, что ты говоришь.
Агам не слишком
этому удивился, он знал, что у каждого племени свой язык, а если мальчишка так
странно одет, то, значит, он издалека и язык его не похож на язык Камышовых
котов. Но почему мальчишка один и почему он так далеко оказался от своего дома?
Может быть, он тоже такой же изганник, как и сам Агам или племя его погибло?
— Я Агам. Агам!
— сказал он медленно и ткнул пальцем себе в грудь. — А она Акана. Акана, — и он
показал на девочку.
Мальчишка
усмехнулся, мол, чего тут непонятного, и повторил за ними:
— Агам, Акана...
Ишь ты, похоже...
Потом он ткнул
пальцем себе в грудь и сказал:
— Вася.
— Ава-са? —
переспросила Акана, повторяя звуки незнакомого языка.
— Вася. Ва-ся.
Имя такое... — повторил мальчишка. — А вы, стало быть, пещерные люди, хотя и
сами-то небось не знаете, что пещерные... Ещё бы спросить у вас, какой сейчас
год, да откуда вам знать? Пещера, одним словом.
* * *
Теперь пора
рассказать, как случилось, что Вася оказался на плоту.
Так и не
решившись вчера подойти к дикарям, мальчик заночевал на широкой ветви дерева в
лесу, хотя почти всю ночь не спал, слыша, как вокруг лес живет своей
наполненной жизнью: выли гиены, слышался вдалеке призывный рев оленя-самца,
потом рык тигра, потом крики каких-то ночных птиц. То и дело Вася ожидал, что
на него сейчас набросится какой-нибудь зверь, но по счастью всё обошлось, хотя внизу
всю ночь что-то трещало, а утром Вася обнаружил под деревом, на котором спал,
отпечатки чьих-то больших лап.
Утром мальчик
оправился к реке, чтобы хотя бы напиться, но тут натолкнулся на дикарей. Ему
ещё повезло, что он заметил их почти одновременно с тем, как они заметили его.
Один из дикарей что-то завопил и бросил в него палицей, которая пролетела
совсем рядом, и у Васи сразу пропало желание налаживать с ними
интернациональный контакт, в смысле: “мир-дружба-жвачка”. Он развернулся и
помчался к реке так быстро, как только мог.
У реки дикари
стали нагонять его, но тут он заметил плот и бросился к плоту. А что было
дальше вы знаете.
Когда воины,
преследовавшие его, уплыли куда-то, Вася немного успокоился. Во всяком случае в
ближайшие полчаса его не прибьют и на том спасибо. К юным дикарям, которые были
с ним вместе на плоту, он относился немного покровительственно, его забавляли
их жесты и то, как они буквально смотрели ему в рот, слушая звуки непонятной
для них речи. Девочка, кстати, довольно симпатичная, боязливо шагнула к нему и
дотронулась до его свитера.
— Арногкуа оргну
кырыз? — спросила она. Во всяком случае именно так звучала для Васи их речь.
— В смысле
свитер мой понравился? — догадался Вася. — Можешь его пока поносить, все равно
мне жарко. Только потом, чур, отдашь!
Он снял с себя
свитер и набросил его на плечи девочке. Та вначале испугалась, но потом
благодарно заулыбалась, закуталась в свитер, ощупывая неизвестную для нее
ткань, а потом с изумлением стала разглядывать пуговицы на рубашке мальчика.
— Хочешь
оставить меня без последней рубашки? Ну уж фиг тебе! — догадался Вася, хотя
вспомнил, что на крайний случай у него есть ещё кимоно.
Агаму не
понравилось, что Акана с таким интересом и любопытством разглядывает
мальчишкину одежду и его самого. А когда мальчишка отдал Акане пятнистую шкуру
неизвестного зверя, у Агама появилось желание отобрать её у Аканы и швырнуть в
воду. По закону племени Камышовых котов мужчина может убить свою жену, если она
без его разрешения примает подарки других мужчин. Но, во-первых, Акана пока не
была его женой, а, во-вторых, она смотрела на Агама так умоляюще, что он
смягчился.
Агам даже снял с
себя старую шкуру, единственное, что у него было, если не считать короткой
полоски грубой ткани вокруг пояса, и протянул её мальчишке в знак своего
дружелюбия. Мальчишка подержал шкуру в руке, показывая, что принимает подарок,
но потом, когда из шкуры стали выпрыгивать блохи, которыми она просто кишела,
поморщился и опустил шкуру на дно плота. Вася и сам не отличался особенной чистоплотностью
и не менял носки, пока мама не напоминала, но шкура с блохами и для него было
слишком.
Неожиданно плот
вздрогнул. Они забыли им управлять, и он врезался в какое-то полупритопленное
бревно, зацепившееся за дно. Вася и Агам едва не упали от толчка, но удержались
и успели подхватить Акану.
Это напомнило
Агаму, что за ними вот-вот должна направиться погоня, и если они не хотят,
чтобы Уа-Аях осуществил свою угрозу и ещё до наступления завтрашнего вечера
бросил под ноги Рынне его голову, они должны поспешить.
ЗнАгами показав
Васе, что нужно вытолкнуть плот на стремнину, где течение самое быстрое, Агам
освободил плот от коряги.
Потом он показал
на свое копье, на берег, потом на плот и сделал страшное лицо, проведя рукой
себе по горлу, как будто туда уже вонзилась стрела. Вася догадался, что Агам
имеет в виду, что их преследуют и если поймают, то отрежут головы.
Проверяя, хорошо
ли он всё понял, Вася показал рукой на реку, а потом провел рукой по горлу.
Агам закивал. Связь времен была налажена.
— Уа-Аях! Секир
башка! — сказал Агам.
— Угу! Бащка
секир! — кивком согласился с ним Вася.
Плот выплыл на
стремнину и, слегка вращаясь вокруг своей оси, поплыл вниз по течению. То и
дело то справа, то слева от них всплескивали спины идущего на нерест лосося, а
иногда лосось бился даже в дно их плота. Вася удивлялся такому обилию рыбы и,
любя рыбалку, то и дело показывал на острогу, что, мол, давай поохотимся!
“Если уж попал в
прошлое, то нужно получать хоть какие-то удовольствия,” — думал Вася.
Но Агам покачал
головой. Они не могут сейчас терять ни минуты. Скоро им придется перетаскивать
плот через перекаты, и если они не сумеют этого сделать и застрянут, то погоня
настигнет их. Он вспомнил угрозу Уа-Аяха нагнать их у перекатов и понимал, что
это не пустой звук.
То и дело Агам
оглядывался на реку, не виден ли плот преследователей. Вскоре ему показалось,
что он различает вдали на неровной глади воды, в которой преломлялись и плясали
лучи солнца, крошечное пятнышко.
Прошло несколько
часов, и пятнышко всё росло, приобретая очертания второго плота. Большой плот
шёл по течению быстрее, потому что ему ещё помогали взмахами вёсел взрослые
воины, на маленьком же плоту вёсел не было, да и мускульная подростков ребят
намного уступала мускульной силе и ярости их преследователей. Вскоре зоркие
глаза Агама различили на плоту Уа-Аяха, торопившего гребцов криками и ударами
древка копья. И Уа-Аях увидел Агама, потому что поднял над головой руку, в
которой была зажата его боевая палица, одним ударом которой он мог расколоть
любую голову как пустой орех.
— Мне страшно! —
сказала Акана. — Он убьет тебя, Агам! Пускай тогда он убьет и Акану, она не
хочет становится женой его сына Уюка.
— Прежде чем
убить, пусть вначале догонит! — сказал Агам.
Вася что-то
крикнул, показывая вперед. Сразу за изгибом реки он увидел перекаты — несколько
огромных валунов перегораживали реку, образуя небольшой водопад. После
недавнего полноводья и разлива реки после таянья снегов за валуны зацепились
бревна, ветки и всё это, нагромоздившись друг на друга, создало для плота
непреодолимое препятствие.
Плот уткнулся
носом в валун и задрожал, дно его вибрировало от напряжения бурлящей воды,
спешившей протиснуться в узкие щели между камнями. Река в этом месте разлилась
и далеко выходила из берегов. Огромные рыбины лосося, не жалея хвостов, шли с
той стороны против течения, перескакивая через перекаты и взбираясь буквально
по отвесным камням.
Это было
всегдашнее свойство лососей — они шли из океана по рекам против течения как
можно дальше, к их родным водоемам в быстрых каменистых притоках, чтобы дойдя
через несколько месяцев в тихую заводь почти обессиленными, отложить икру и
умереть, закончив таким образом жизненный цикл.
Вася знАгами
показал Агаму, что им не перенести плот через перекаты, для этого им пришлось
бы разбирать его по бревнам, а потом собирать с той стороны, на это ушло бы
слишком много времени и погоня настигла бы их. Впрочем, Агам и сам это понимал
и кивнул на лес.
Хочешь не
хочешь, нужно было бросать плот и уходить в чащу, где они могли затеряться
среди деревьев и бурелома. Правда, в лесу были хищники, которые могли напасть
на ребят, но Уа-Аях и воины из его рода были куда опаснее любых хищников.
Схватив с плота
оружие — Вася при этом не забыл и свою сумку — ребята стали перескакивать с
камня на камень, пока не оказались на твердом берегу. Акана не оставала от них,
проявляя не меньше ловкости, чем мальчики. У самого берега Вася подскользнулся
на влажном камне и бултыхнулся с головой в воду. Акана засмеялась над ним, а
Агам протянул конец копья, помогая выбраться.
Вася, злой на
себя за собственную неловкость, не взял копьё и выбрался на берег
самостоятельно. Плот преследователей был уже близко, и теперь они поспешно
подгребали к берегу. Не пройдет и минуты, как они будут на том же месте, что
сейчас ребята. Понимая это, все трое бросились в лес. Акана и Агам, хорошо
ориентировавшиеся в буреломе и сложном переплетении ветвей, мчались первыми,
ныряя в самые густые заросли. Васе стоило большого труда не отстать, тем более,
что ни Агам, ни Акана не оглядывались.
Такой
сумасшедший бег продолжался около двадцати минут и под конец Вася, не привыкший
к таким нагрузкам, весь обливался потом и задыхался. Другое дело Агам и Акана,
они выглядели совершенно свежими и готовы были бежать ещё несколько часов.
Пещерные люди,
жители равнин, привыкшие к загонной охоте, бегают очень хорошо, не уступая в
этом волкам. Чтобы загнать дичь, им порой приходиться пробегать в день до
нескольких десятков километров, сменяя друг друга. Не давая зверю кормиться,
они гонят его день и ночь, пока загнанный олень или лось, не привыкший к такому
продолжительному бегу, не упадет под ударом их копья.
Агам повернулся
к мальчику из неизвестного племени, удивленный тем, что тот тяжело дышит и,
видимо, совершенно не умеет бегать. Агам знал, что после двадцатиминутной гонки
им удалось оторваться от погони, но ненадолго. Уа-Аях и его воины, привыкшие к
чтению следов и знавшие эти леса, будут выслеживать их шаг за шагом, пока не
настигнут. А тут ещё этот мальчишка тащится еле-еле, словно не понимал, что его
жизнь теперь подвешена на волоске и если он теперь будет жалеть себя и свои
ноги, сбитые в кровь, то ему не дожить до завтрашнего утра.
И Агам стал
петлять по лесу, путая следы. Он надеялся, что скоро наступит ночь, а ночью
Уа-Аях не сможет читать следы и остановится на привал. Ночью Уа-Аях будет
высматривать дымок от их костра, зная, что так или иначе им придется развести
его, чтобы не стать добычей хищников.
Понемногу
смеркалось. Тот, Кто Зажигает Костер Солнца, очевидно, устал и подбрасывал
дрова реже и реже. Солнце спускалось все ближе к краю леса.
Вася был
удивлен, почему Агам и Акана так спешат, хотя погони не видно, но догадывался,
что, должно быть, им лучше знать, оторвались они или нет. Вася порядком устал и
переставлял ноги с огромным трудом, тем более, что идти по бурелому и густым
зарослям, когда каждую минуту нужно было подлезать под сухой ствол или
перебираться по пояс в воде через неглубокое озерцо, оставшееся после
половодья, в котором прямо у поверхности трепетали плавниками огромные жирные караси.
Вася давно
чувствовал, что ему не помешал бы привал, но так как Акана всё ещё шла впереди
и довольно бодро, ему было стыдно признать себя слабее этой первобытной
девчонки. Значит, она может, а он нет?
После нескольких
часов ходьбы, лес заметно поредел, и ребята вышли на равнину. Так как местность
в этих краях была гористой, то это была скорее не равнина, а короткий замкнутый
каньон, упиравшийся одним своим боком в лес, а другим в гору. Вдоль горы,
бурля, нёс свои воды быстрый ручей, который в нескольких тысячах локтях ниже
смешивался с рекой.
Какое-то время
Агам вёл Васю и Акану вдоль ручья по мелководью, зная что только так они смогут
замести следы. Разумеется, Уа-Аях догадается, что раз следы исчезли, то они
пошли по воде, но не будет знать вверх или вниз по течению и насколько далеко.
Теперь требовалось как можно дальше уйти от этой равнины, потому что на равнине
видно было гораздо дальше, чем в лесу, и если сейчас их преследователи
показались бы из леса, то смогли бы еще разглядеть их.
Через какое-то
время, завернув на изгиб горы вслед за течением ручья, Агам показал рукой
куда-то вверх. Акана рассмотрела на высоте примерно ста локтей над ручьем
длинное углубление в скале, напоминающее пещеру. Со стороны леса эта щель была
незаметна, и Агам надеялся, что когда стемнеет, вход в пещеру станет совершенно
неразличимым.
— Агам, Акана и
Вася должны подняться в пещеру и переночевать там! — сказал он, и чтобы
мальчишка из другого племени лучше его понял, показал наверх.
Вася поморщился.
Чтобы попасть в пещеру, нужно ещё было карабкаться по скале. Хотя в скале и
были глубокие трещины и они не была совершенно отвесной, но все равно это было
равносильно тому, чтобы забраться по стене кирпичного дома на четвертый этаж.
Вася прикинул, что если он сорвется, то его нужно будет довольно долго
соскребать с камней внизу.
Вася замотал
головой и замахал руками, показывая, что никуда не полезет, а останется внизу у
ручья. Тогда Агам пожал плечами, что, мол, твоё дело, а потом показал рукой в
сторону леса и преспокойно провел по своему горлу ладонью.
Жест этот был
настолько красноречивым, что Вася на всякий случай даже поддержал руками свою
голову, как будто она должна была вот-вот свалиться, а потом резво перескочил
через ручей на противоположную сторону и вскарабкался к пещере раньше Агама и
Аканы.
— Человек из
племени Носящих Короткие Волосы хорошо лазит по скалам, — сказала Акана.
— Но плохо
бегает, — добавил Агам. Ему было сложнее всех карабкаться на скалу, потому что
приходилось ещё нести лук, топор, копье и гарпун. Хорошо ещё Вася, добравшись
по пещеры, догадался немного спуститься вниз и протянул руку, чтобы взять у
Агама оружие и помочь ему.
Агам замешкался,
глядя на протянутую за его оружием руку. Для пещерного человека отдать свое
оружие другому или просто повернуться к незнакомому спиной — знак великайшего
доверия. Отдавая свое оружие ты делаешься беззащитным, и незнакомец вполне
может проткнуть тебя твоим копьем или проломить голову твоим же топором.
Но мальчик из
неизвестного племени, казалось, этого не понимал. Он только удивленно смотрел
на Агама, совершенно не понимая, почему тот так крепко вцепился в свое копьё и
топор, хотя они и мешают ему лезть на скалу. Наконец Агам решился и протянул
Васе свой топор и копье, но гарпун, лук и каменные ножи все равно на всякий
случай оставил у себя.
Когда он был уже
на скале, Агам первым делом забрал у Васи свое копье, а когда тот хотел отдать
ему и топор, Агам великодушно замотал головой и знаками показал ему, что тот
пока может оставить топор у себя, потому что вполне, возможно, им придется ещё
защищаться.
Дождавшись
Акану, ребята осторожно шагнули в пещеру. В пещере, уходившей вглубь скалы на
много метров, как будто никого не было, но Агам чувствовал в ней стойкий, хотя
и выветрившийся запах зверя, а под ногами чуть подаль валялись кости лося.
Очевидно, эта пещера зимой служила берлогой пещерному медведю, животному
примерно в два раза превосходящему по размеру современного медведя и
окончательно вымершему порядка десяти-пятнадцати тысяч лет назад.
Пещерный медведь
был одним из самых сильных и опасных хищников того времени. Весил он около двух
тонн. Его длинных двадцатисантиметровых когтей и мощных клыков боялись даже
саблезубые тигры и ягуары.
Только стада
мамонтов, уверенных в своей силе и мощи, не уступали пещерному медведю дороги.
Впрочем, стычки между мамонтами и пещерными медведями происходили исключительно
редко. Мамонты паслись в основном на богатых равнинах севернее, а сюда, в
скалистые ущелья, приходили редко, в основном спасаясь от ледников или в период
засухи, когда вся растительность на равнинах выгорала и озера пересыхали. Здесь
же вблизи реки и под прикрытием леса, растительность оставалась сочной и могла
прокормить большое стадо мамонтов хотя бы на протяжении одного-двух месяцев.
В этих местах
пещерный медведь был полновластным хозяином. Агам не решился бы бросить вызов
этому мощному хищнику, который одним взмахом лапы сломал бы любое даже самое
крепкое копье и толстую шкуру которого не пробила бы ни одна стрела.
Но весной
медведь редко возвращался в свою зимнюю пещеру, разве что на время затяжных
дождей. Почти все дни он проводил в лесу, где либо охотнился, прячась рядом с
тропами на водопой и подстерегая лосей или оленей, либо в период хода лосося
стоял на мелководье и с ловкостью выбрасывал рыбу на берег ударами своих мощных
лап. Бывало просто ради лакомства медведь раззорял ульи диких пчел, а потом
спасался от их мстительных обитательниц в реке, так что только нос выглядывал
из воды.
— Ну и запах,
как в зоопарке, — поморщился Вася, разглядывая полуобглоданные кости лося и
клочья облинявшей медвежьей шерсти, которые валались здесь повсюду.
Агам надеялся,
что сегодня медведь не ночует в пещере, как не ночевал и десяток предшествующих
ночей. Он прошел вглубь пещеры на несколько десятков локтей и убедился, что она
и на самом деле пуста.
— Давай разведем
костер, я замерзла, — сказала Акана.
— Опасно, —
отказался Агам. — Могут заметить.
— А если очень
маленький? Мы не дадим ему разгораться и будем просто подкармливать угли. Мы
могли бы подсушить рыбу, и сами согреться.
Агам подумал
немного и согласился. Сейчас вечером на равнину ляжет тяжелый сырой туман от
реки, а, значит, в тумане маленький огонёк их костра, скрытого в пещере, не
будет заметен, а дым его будет смешиваться с туманом. Конечно, не исключено,
что Уа-Аях и его воины почувствуют запах дыма, но для этого нужно находиться
совсем рядом, да и к тому же пещера находится высоко над уровнем равнины, так
что дым не будет стелиться по земле, а будет сразу взлетать ввысь, к Тому, Кто
Зажигает Солнце и к Верхнему миру, куда сегодня утром отравился дух колдуна
Тораха.
Агам сложил
берёзовую кору, которую собрала сегодня утром Акана, стопкой и стал щёлкать
кремнем о кремень, высекая искры. Но хотя искры и высекались, кора была чуть
влажноватой и не хотела загораться. Но Агам не терял надежды, что рано или
поздно у него получится.
Вася некоторое
время следил за его тщетными усилиями развести огонь, а потом вытащил из своих
школьной сумки зажигалку. У них в классе почти у каждого мальчишки была
зажигалка, не то, чтобы все решались курить, хотя кое-кто и покуривал, а просто
так, на всякий случай.
— Эх ты, пещера!
— сказал Вася. — А ну дай-ка мне.
Он отодвинул
Агама от березовой коры, а потом решительно вырвал из своего дневника последний
листок с четвертными отметками. Вначале он, конечно, поколебался немного, но
потом решил, что раз всё равно попал в пещерные времена, то какая теперь
разница сожжёт от свои тройки или оставит их на память пещерным людям, чтобы те
из любви к подражанию высекли бы их на камне, а через тридцать тысяч лет
археологи нашли бы этот камень и догадались бы, что первый путешественник в
прошлое был троечником.
Агам удивленно
смотрел на тонкий кусок бересты с непонятными знАгами заклинаний на ней,
которая была у мальчишки в левой руке, и на маленький непонятный предмет,
который был в правой.
Мальчишка что-то
сделал правой рукой, будто крутанул что-то большим пальцем и неожиданно кусок
бересты с заклинаниями вспыхнул у него в руке сам собой. Акана испуганно
вскикнула и упала на колени.
— Это мальчишка
из рода колдунов, которые воспламеняют взглядом! — прошептала она.
Вася сунул Агаму
горящую бересту, показывая ему, что страничка сейчас догорит и нужно спешить.
Хотя Агам и сам был порядочно напуган, он все же сумел подложить огонь под
бересту и, когда она разгорелась, добавить сверху несколько тонких веток,
припасенных заранее. Вскоре в пещере, согревая их, запылал маленький костер.
Акана всё ещё не
осмеливалась встать с колен. Она была твердо уверена, что странно одетый
мальчишка — колдун и Дух Огня подчиняется ему. Не разуверяя её в этом, Вася
несколько раз щёлкнул зажигалкой, высекая все новые и новые язычки огня.
Потом, видя, как
это поражает девочку и даже Агам посматривает на него с суеверным ужасом, хотя
и старается сделать вид, что не напуган, Вася решил ещё больше упрочить своё
положение и продемонстрировать пещерным предкам содержимое своей школьной
сумки.
А содержимое это
было более чем многообразным. В сумке, кроме, разумеется, учебников и кимоно,
можно было найти перочинный нож, два гвоздя, водяной пистолет, связку
взрывающихся петард, ключи от квартиры и много всякой другой ерунды. Однако для
пещерного человека все эти простенькие в общем предметы были настоящим
сокровищем.
Больше всего
внимание Агама привлёк перочинный нож. Вначале он долго крутил его в руках, не
понимая, что это такое, но потом нечаянно нажал на пружинку и из ножа
выпрыгнуло стальное лезвие. Агам едва не выронил нож, твердо уверенный в том,
что он заколдован.
Потом,
справившись со страхом, дикарь ощупал лезвие перочинного ножа, сделанного не из
камня, а из какого-то неведомого ему материала — стали. Желая проверить, остро
ли он заточен, Агам дотронулся до его острия пальцем и ойкнул. На пальце у него
появился неглубокий порез. Это значило,
что заколдованный нож был такой остроты, что легко мог пробить даже шкуру
гигантского носорога.
Теперь сомнений
не оставалось — мальчишка, которого они спасли от Уа-Аяха и в самом деле был из
племени колдунов. А тут ещё Акана, любопытство у которой пересилило страх,
нечаянно взяла одну маленькую петардочку, показавшуюся ей самой безобидной из
всех вещей колдуна, и нечаянно уронила петарду в костер.
Внезапно петарда
оглушительно взорвалась и разлетелась искрами. Акана и Агам попадали ниц,
закрыв руками головы и дрожа. Васе кое-как удалось их успокоить, хотя прошло
ещё немало времени, прежде чем они решились оторвать лица от камня.
Впрочем, не
прошло и получаса, как Агам и Акана, продолжая опасливо взглядывать на своего
спутника, уплетали вяленую рыбу из своих запасов. Увидев, что юный колдун
облизывается, Акана догадалась, что он голоден и нерешительно протянула ему
половину рыбины.
Вяленая рыбина
была очень вкусной, хотя с точки зрения Васи и слегка сыроватой. Он только
пожалел, что у него нет соли, но, видимо, пещерные люди этих мест, где не было
своих солевых месторождений, не знали еще о свойствах соли и никогда не
использовали её при копчении продуктов. Чтобы рыба как можно дольше
сохранялась, Камышовые коты старались беречь её от влаги и как можно дольше
держать на солнце, периодически подсушивая на костре.
Зимой же, когда
выпадал снег, они выкладывали рыбу на лед, где она настолько замерзала, что
становилась прочной как бревно и её приходилось долго оттаивать на углях.
Впрочем, Вася
был так голоден, что ел красную рыбу жадно и с аппетитом. Только потом, когда
вся рыба была съедена, он вспомнил, что в его дни красная рыба, да ещё к тому
же и с икрой, считается редким деликатесом и в таких количествах её мало кто
себе может позволить.
Зато после
красной рыбы Вася почувствовал сильную жажду. Он видел, как Агам и Акана
складывают ладони горстями и ловят ими капли воды, которая стекала с влажного
пололка пещеры тонкими струйками. Вася последовал их примеру, искренне надеясь,
что после пещерных деликатесов у него не заболит живот.
После еды Агам
подбросил в костер несколько сучьев потолще, проследив, чтобы сучья не были
влажными и не дымили. Потом он расстелил у костра свою старую шкуру (видя, что
Вася не собирается ею пользоваться, Агам давно уже с чистой совестью снова
забрал её себе), вытянулся на спине и через несколько минут уже спал. Акана
прилегла рядом с Агамом, положив голову ему на плечо и тоже заснула.
Видя, что его
пещерные друзья спят и понимая, что завтра им снова предстоят нелёгкие
испытания, Вася растянулся у костра и закрыл глаза. Но, привыкший спать в
городе только на мягком матрасе, он, сколько не ворочался, так и не смог
заснуть на каменном неровном полу пещеры. То ему спину колол камешек, то голове
было жестко, то вдруг костер стал чадить и мальчику стало душно. А когда Вася
подбросил в костер пару поленьев, то одному его боку, обращенному к костру,
стало жарко, а другой, повёрнутый к выходу из пещеры, напротив, замерз.
Но и на этом
злоключения той ночи не закончились. Когда усталость начинала брать своё, и
мальчик готов был заснуть и на каменном полу, неожиданно он услышал снаружи, со
скалы, какой-то странный звук, хриплый и прерывистый. Как будто кто-то
карабкался по скале ко входу в пещеру и при этом тяжело дышал.
Вначале Вася
решил, что ему почудилось, но звук не прекращался, а, напротив, становился все
громче и отчетливее. Тогда, сообразив, что к ним кто-то лезет, Вася вскочил и
торопливо растолкал крепко спящего Агама.
Проснувшись,
Агам первым делом схватился за каменный топор, недоумевающе вращая головой и не
понимая, зачем его разбудили. Вася дотронулся до его плеча, привлекая внимание,
а потом показал Агаму рукой в направлении скрежещущего звука, который стал
совсем громким.
Агам схватил из
костра пылающий сук и шагнул к выходу из пещеры, сжимая копье. По склону к ним
двигалось большое темное пятно — это хозяин пещеры огромный медведь возвращался
к себе домой. Увидев Агама, зверь зарычал и приостановился, но потом стал
карабкаться быстрее.
Свалявшая шерсть
на боках медведя, не совсем ещё вылинявшая после зимней спячки, была влажной —
должно быть, он долго шёл по ручью или глушил на мелководье лосося. Когти на
лапах у медведя были слегка сточены, а зубы уже жёлтые — это, значило, что
медведь уже взрослый и даже старый.
Агаму ещё не
приходилось даже издалека видеть пещерных медведей такого размера. Оказавшись
на ровном месте склона, зверь, чтобы лучше разглядеть тех, кто вторгся к нему в
пещеру, встал на задние лапы — в высоту он был около восьми локтей, т.е. около
трех метров, а в пасть медведя вполне могла войти человеческая голова.
Медведь, видимо,
был сыт, но обнаружить у себя в гостях посторонних не входило у его планы — и
он глухо заревел, определенно собираясь напасть. Агам знал силу пещерного
медведя и знал, что им с ним не справиться, но также понимал, что и отступить
из пещеры, пока медведь преграждает дорогу, они не смогут.
Агам замахал
пылающим суком, пытаясь испугать зверя, а потом швырнул в зверя раскаленным
углем. Стрелять в медведя из лука было опасно — боль заставила бы его
рассвирепеть, а вот извечный страх диких животных перед огнем мог
подействовать.
Агам бросил ещё
несколько углей, зверь приостановился и заревел. Он понюхал один из углей и
отдернул морду. Потом уселся на несколько метров ниже пещеры и разлегся во всю
длину, явно собираясь караулить, пока в пещере не погаснет костер. А костер был
уже на послежнем издыхании. Почти все ветки и поленья прогорели, а набрать
новых, пока медведь перегораживал путь, было невозможно.
Агам разбудил
Акану, и девочка испуганно прижалась к нему, а потом стиснула в руке кремневый
нож, готовая, если понадобиться, защищаться до последнего.
Пещерный
подросток повернулся к Васе и показал ему вначале на медведя, а потом на его
сумку. Вася догадался, что Агам просит его использовать заклинания из волшебных
книг для того, чтобы прогнать медведя. Но так как искать заклинания в учебнике
алгебры и литературы было бы глупо, Вася недолго думая поджег свой дневник и,
подождав, пока он разгорится, сбросил его вниз на медведя. Запахло паленой
шерстью.
Хищник заревел,
вскочил на задние лапы и опрометью бросился вниз по склону, но, пробежав
несколько десятков метров, снова остановился и разлегся, не сводя взгляда своих
маленьких глазок с пещеры. Он явно собирался караулить добычу до победного
конца. Агам знал, что медведь был сыт и вполне мог прождать их так несколько
дне. Нужно было прогнать его как можно скорее, потому что если погаснет костер,
медведь сразу нападёт на них.
— Во
вляпались-то, и в зоопарк не нужно ходить, — сказал Вася, размышляя как смешно
будет, если он попадет в желудок к этому вымершему пещерному чудовищу, которого
к моменту его рождения уже несколько тысяч лет не было на земле. — А интересно,
он жрет людей или просто убивает?
И пытаясь
разъяснить вопрос Агаму, Вася показал рукой вначале на свой рот, а потом на
медведя.
— Что он
спрашивает? — спросил Агам у Аканы.
— Мальчик-колдун
говорит, что хочет съесть медведя, — догадалась Акана.
— Как ты
думаешь, он и в самом деле сможет это сделать?
— Колдуны всё
могут, — убежденно сказала Акана. — У них растягиваются животы, как бурдюки из
оленьих желудков.
— Тогда пускай
мальчик-колдун съест медведя, — согласился Агам. — Мы тогда сможем выбраться из
пещеры, пока не рассвело, и Уа-Аях с воинами его рода не схватит нас.
И Агам показал
рукой вначале на Васю, а потом на медведя, делая при этом жующие движения
губами. Он предлагал Васе съесть медведя, но Вася, решил, что Агам сообщает
ему, что если кого-то из троих медведь и захочет сожрать, так только его,
потому что он самый толстый.
А так как
медведь в эту минуту поднялся и, приблизившись на десяток шагов к пещере, встал
на задние лапы, уставившись прямо на него, Вася поспешно отпрыгнул вглубь
пещеры.
— Акана была не
права. Мальчик-колдун не может съесть медведя, — грустно признал Агам. —
Мальчик-колдун боится его.
Костёр почти уже
потух, и только угли тлели еле-еле. Медведь подбирался к пещере все ближе.
Дикие животные при столкновении с чем-то новым всегда осторожны, так и медведь
ещё пока не решил, нападать ему на людей или нет. Он и раньше встречал людей у
реки и однажды даже погнался за ними, но люди убежали, и медведь так и не понял
до конца являются ли эти существа его добычей или нет.
Но медведь
чувствовал, что он крупнее и сильнее и что справиться с ними для него будет не
так уж и сложно. Никакой особой необходимости возвращаться в пещеру у медведя
не было, он делал это скорее из любопытства, потому что, когда вышел из леса на
равнину, его чуткий нос уловил со стороны своей пещеры человеческие запахи и
дым.
Видя, что
медведь пока в нерешительности, но что если он всё же нападет, то его уже не остановить,
Агам понял, что им придется первыми напасть на медведя и постараться испугать
его. Он схватил горящий сук, а второй горящий сук сунул Васе, а потом, громко
крича и размахивая пылающим суком побежал навстречу медведю.
Когда-то его
отец Яргле рассказывал ему, что хищники привыкли нападать, когда добыча убегает
от них, и что если бежать навстречу хищникам, делая вид, что ты сам нападаешь,
то не очень уверенный в себе хищник не станет рисковать и поспешит убраться
восвояси.
Но медведь был
уверен в себе. Он не привык кого-то бояться, и во всём лесу не было животного,
способного напугать его. Последние десять или пятнадцать вёсен он был
единственным хозяином этих мест, и даже саблезубый тигр уступал ему тропу.
Поэтому медведь просто стоял и смотрел, как мальчишка бежит ему навстречу,
размахивая пылающим суком.
Но чем ближе был
мальчишка, тем почему-то беспокойнее становилось медведю и он не сводил глаз с
горящей палки. Когда-то ещё медвежонком, в засуху, он попал в лесной пожар, и
ему опалило задние лапы. Тогда он еле-еле сумел укрыться в обмелевшей реке, но
даже сейчас, когда он видел огонь, то испытывал ужас.
И медведь шаг за
шагом стал пятиться от горящего сука по склону горы, а Агам бежал ему
навстречу.
— Агам не боится
медведя! — кричал он. — Агам может убить десяток медведей! Если медведь не
уберется, Агам опалит ему нос!
На самом деле,
конечно, Агаму было страшно, но такими словами он укреплял в себе уверенность.
Но случилось непредвиденное, когда медведь уже решил убраться и с ревом
повернулся, Агам вдруг зацепился ногой на корень на склоне горы и чтобы не
скатиться вниз и не разбиться, вынужден был бросить факел и ухватиться руками
на край склона. Факел мерцающей красной точкой улетел в пропасть и с шипением
потух, упав в ручей.
Когда Агам
подтянулся и выбрался на склон, он увидел медведя совсем рядом перед собой,
всего в трех или четырех локтях. Агам замер неподвижно, зная, что если он
сейчас побежит, медведь убьет его. Медведь медленно приближался и Агам подумал:
“Конец Агаму! Агам не взял даже копья, чтобы умереть как мужчина.”
Но внезапно,
что-то покатилось по тропе между медведем и Агамом. Потом послышался
оглушительный треск и во все стороны полетели разноцветные искры. Это Вася,
видя, что у Агама дела обстоят неважно, догадался бросить петарду. Следом за
первой петардой он запалил вторую, и на склоне горы загрохотал самый настоящий
салют с яркими вспышками и искрами.
Испуганный
медведь, никогда не сталкивающийся ни с чем подобным, поспешил убраться
восвояси и стал быстро спускаться вниз по склону, то и дело оборачиваясь и
рыча. Можно было понять его ужас — животные всегда с опаской относятся ко всему
новому.
Даже Агам и
Акана, уже слышавшие раньше взрывы петард, были вновь поражены и закрывали уши
руками.
— Как хорошо,
что мы встретили мальчика-колдуна! — воскликнула Акана. — Хотя он и не смог
съесть медведя, он смог прогнать его с помощью взрывающихся камней.
Внезапно гора
над ними загудела, и вниз полетели камни. Очевидно, взрывы петард вызвали
обвал, и ребята поспешили укрыться в пещере. Вниз, кувыркаясь, пролетело с
десяток крупных валунов и с плеском упали в ручей. Если бы медведь не убрался,
его бы расплющило одним из этих камней. Довольно скоро обвал прекратился, он
был не таким уж сильным и не завалил вход в пещеру, чего так боялся Агам.
Начинало
рассветать. Сквозь утренний туман было видно, как Тот, Кто Зажигает Солнце,
который, согласно, вере Камышовых котов, всю ночь собирал дрова, теперь
подбрасывает их в костер.
— Нужно идти! —
сказал Агам. — Уа-Аях мог слышать обвал. Тогда он скоро будет здесь.
И пещерный
мальчик стал спускаться вниз по склону. Акана и Вася последовали за ним. Камни
преградили путь ручью, и теперь вода спешила найти себе новое русло. Возможно,
пройдет десять тысяч лет и на этом месте будет быстрая горная река, подумал Вася,
а, возможно, и ничего не будет, если кора земли сместится.
На равнине, по
которой они шли к реке, было множество камней разного размера, от небольших, до
огромных осколков скал. Вася удивлялся, кто же их сюда принес, и Агам жестами
объяснил ему, что это сделала гиганская гора льда, которая, по рассказам Рынны
и Яргле, была здесь не так много весен назад и теперь возвращалась.
Агам собирался
добраться до реки и пока Тот, Кто Зажигает Костер Солнца, ещё не развел большое
пламя и сохраняется утренний влажный туман, построить новый плот и постараться
уплыть как можно дальше по течению реки.
Из того места,
где они сейчас находились, можно было выбраться только через реку, так как по
обоим сторонам реки тянулся труднопроходимый массив гор из ракушечника, оставшийся
здесь с той далекой поры, когда три миллиона лет назад эта равнина была дном
океана.
Но когда Агам,
Акана и Вася, надеясь, что они остались назамеченными, уже почти добрались до
реки, внезапно в болотистой притоке реки в камышах громко закричала выпь, а
следом за этим из камышей вспорхнули утки.
Вася не обратил
на это внимания, но Агам насторожился.
— Здесь кто-то
есть! — крикнул он. — Бежим!
И потянув Акану
за руку, Агам бросился к горам, где можно было занять оборону или попытаться
скрыться за одним из валунов. Вася, не понимая, что именно их испугало,
замешкался было, но тут камыши расступились и из них выскочили Уа-Аях и с ним
четыре воина. Они были от Васи всего на расстоянии полета камня и с каждым
мгновением приближались.
— Эй подождите
меня! — заорал Вася и метнулся за Агамом и Аканой, боясь отстать. На бегу, так
как дикари настигали, мальчик нашаривал оставшиеся петарды, надеясь рвануть их
и испугать пещерных людей. Вася мчался изо всех сил, буквально спиной ощущая,
как ему вдогонку сейчас устремится копье.
Но судьба
распорядилась иначе, и спасение пришло оттуда, откуда никак нельзя было его
ожидать...
ГЛАВА 5.
ЛЕСНЫЕ ЛЮДИ
Будь смелым, ловким и сильным, мой
мальчик, метко стреляй из лука и бросай копья, или тебя съедят. Пусть у тебя
будет много храбрых сыновей, или придут сыновья других племен и убьют их!
Береги женщин своего племени, чтобы они не стали женами чужим воинам и дети их
не стали бы врагами твоих детей. Всегда держи наготове свое копье или век твой
будет недолог на этой земле, и род твой пресечется! Если нужно будет умереть —
умри с копьем в руке, чтобы духи
предков гордились тобой.
(колыбельная пещерных времен)
Внезапное
появление Уа-Аяха и его воинов объяснялось довольно просто. Еще с вечера они
затаились в камышах у реки, догадываясь, что рано или поздно подростки пройдут
здесь, направляясь к реке. Им бы удалось захватить их врасплох, если бы один из
воинов неострожно не спугнул чуткую выпь, а та в свою очередь не всполошила бы
уток.
Пещерный
человек, наученный с детства внимать языку природы, знает, что у леса нет
случайных звуков. Ни одна птица не закричит просто так и не одна сухая ветка не
треснет сама по себе.
Теперь,
преследуя ребят в сторону гор, ни Уа-Аях, ни его воины не торопились, бережно
расходуя силы. Они знали, что те, за кем они гнались, уже почти у них в руках.
Горы тех мест представляли собой узкий каменный мешок, огражденный с трёх
сторон почти отвесными скалами, и вскоре беглецы будут у них в руках.
Уа-Аях бежал
первым, опустив копье наконечником вниз, бежал той неторопливой ровной рысцой,
которой бегали почти все охотники его племени и которая могла в конце концов
загнать даже оленя, ибо олень, хотя и бегал быстро, не отличался выносливостью.
Уа-Аях видел,
что мальчик-колдун совсем не умеет расходовать свои силы, он бежал торопливо,
нервно, рывками, то и дело спотыкаясь на неровностях камня и часто в ужасе
оглядываясь назад. В науке выживания он всё делал неправильно, и Уа-Аях был
уверен, что вскоре сможет добросить до него копьё.
Пещерные люди не
были особенно сентиментальны. В том, чтобы убить подростка в четырнадцать
неполных весен из враждебного или просто неизвестного племени, они не видели
особого преступления, хотя, разумеется, его голова и не считалась таким ценным
трофеем, как голова взрослого воина.
Ребята и их
преследователи уже вбежали в узкий каменный мешок каньона, и Уа-Аях уже поднял
руку с копьем для броска, как вдруг откуда-то сверху из-под каменного навеса
просвистела стрела, и воин, бегущий вторым за Уа-Аяхом, упал лицом вперед и
прокатился по камням. Стрела попала ему точно в горло и вышла с другой стороны,
Уа-Аях увидел, что наконечник стрелы сделан из неизвестного материала, точно
такого, какой показывал вчера на совете Родрах.
Почти
одновременно с горы просвистело несколько крупных камней, Уа-Аях успел
увернуться, но один из воинов его рода не успел и его правая рука повисла как
плеть, сломанная в плече.
Уа-Аях и
оставшиеся два воина, поняв, что встретились с более серьезными противниками,
бросились прочь из ущелья, на равнину, где было больше пространства для
маневра, но теперь они уже сами оказались в каменном мешке.
Из-за камней
навстречу им высыпало около десятка лесных людей. Все они были рослые,
коренастые, вооруженные массивными палицами и камнями. Лесные люди были
непороворотливы и медлительны, но силой намного превосходили воинов племени
Камышовых котов. Один только Уа-Аях мог ещё сравниться в мощи с любым из них,
его же воины намного уступали противникам. За спинами лесных людей скрывался
маленький желтолицый охотник. Это стрела из его лука торчала в горле у убитого
воина. Не теряя времени даром, желтолицый охотник вновь натягивал сейчас
тетиву.
Уа-Аях понял,
что у них есть теперь лишь один шанс — прорываться вперед сквозь лесных людей,
или жёлтый человек перестреляет их ещё на расстоянии, не дав даже приблизиться.
С громким
воинственным кличем Уа-Аях устремился вперед. Три его оставшихся воина, один из
них со сломанной рукой, следовали за ним на расстоянии одного прыжка. Лесные
люди ждали их приближения, вращая палицами. Просвистела стрела из лука,
выпущенная в него, но Уа-Аях успел отклониться, и стрела просвистела совсем
близко с его лицом.
Уа-Аях закричал
от ярости и метнул копье, вонзившееся в живот одному из лесных людей. Потом
Уа-Аях прыгнул на другого лесного человека и прежде чем тот замахнулся палицей,
расколол ему череп ударом каменного топора.
Ряд лесных людей
на мгновение расступился, и Уа-Аях ринулся вперед. Щеку ему зацепило камнем,
плечо задело палицей, но Уа-Аяху удалось прорваться из ущелья и отбежать на
расстояние полета стрелы. Только тогда он издал боевой клич, созывая своих
воинов, и оглянулся. Но равнина за его спиной была пуста. Ни один из
сопровождавших его воинов не вырвался живым из ушелья.
Трое из лесных
людей тоже погибли в схватке и один был ранен, двух из них убил Уа-Аях, а
остальные погибли от рук его воинов, прежде чем их самих настигли удары палицы.
Воины его рода погибли как мужчины, с оружием в руках, и Уа-Аях был уверен, что
их души прямой дорогой отправились в Верхний мир, к Тому, Кто Зажигает Костер
Солнца.
Лесные люди
погнались было за Уа-Аяхом, но тот бегал намного быстрее и сумел скрыться в
зарослях. Уа-Аях спешил принести племени неприятную весть о гибели воинов и
привести за собой подкрепление. Лесных людей он не боялся, если сейчас им и
удалось победить, то только потому, что они напали из засады и с ними был
жёлтый человек, хорошо стрелявший из лука.
Этот жёлтый
человек был для Уа-Аяха загадкой. Откуда он взялся? Почему лесные люди не убили
его и почему слушаются всех его приказов? Сами лесные люди были слишком тупыми,
чтобы подготовить в каньоне такую продуманную засаду. В этом чувствовалось
безусловное влияние жёлтого человека,
об уме и боевом опыте которого говорило уже то, что он изготавливал острые
стрелы из неизвестного материала и умел послылать их на расстояние, равное двум
полетам стрел Уа-Аяха.
Так лесные люди,
сами не желая того, оказали Агаму, Акане и Васе большую услугу, избавив их от
погони. Впрочем, они вне всякого сомнения убили бы ребят и сами, расправившись
со взрослыми воинами, если бы Агам не нашел между двух смыкающихся скал узкую
щель, в которую мог протиснуться подросток их лет, но не мог протиснуться
взрослый.
Когда лесные
люди погнались за ними, они нырнули в эту щель, как дети иногда проскакивают в
щели между прутьями забора и, поцарапавшись немного, оказались с другой стороны
каньона. Чуть позже узкий, естественно образовавшийся тоннель гор раздвинулся,
и Агам, Акана и Вася оказались у начала горной тропинки. Перед ними, насколько
позволял различить глаз, тянулась невысокая, но трудно преодолимая горная
гряда.
Кое-где в скалах
сохранились ещё отпечатки древнейших раковин, морских растений и даже скелетов
кистеперых рыб, навеки слившихся с камнем. Вася подумал, что ученый из его
времени мог бы найти здесь много интересного, вплоть до частей скелетов многих
вымерших видов и даже динозавров, которые к тому времени уже много миллионов
лет не населяли Землю.
Через несколько
часов они остановились в тени большой горы на привал.
— Лесные люди
следили за Уа-Аяхом и его воинами точно так же, как Уа-Аях следил за нами, —
сказал Агам. — Когда идешь по чьим-то следам, не оглядываясь, не видишь того,
кто идет по твоим собственным следам.
— Погибла почти
ладонь воинов из нашего племени, — грустно сказала Акана. — Но если бы они не
погибли, они убили бы Агама и мальчика-колдуна, а Акану заставили бы стать
женой Уюка.
— Акана не
станет женой Уюка, — Агам стиснул каменный топор. — Тот, Кто Зажигает Костер
Солнца, жалеет Акану и Агама. Наверное, мальчик-колдун умилостивил его своими
заклинаниями.
А мальчик-колдун
тем временем занимался очень интеллектуальным занятием — отдирал подошвы от
своих кроссовок. Настроение у мальчика-колдуна было прямо-таки скажем неважное.
Если бы неделю назад Васе сказали, что он попадет в первобытные времена вместо
того, чтобы ходить в школу, он бы, наверное, подскочил к потолку от восторга, а
сейчас, когда он столкнулся с первобытными временами лицом к лицу, ему снова
хотелось оказаться в будущем. Хотя в школу ходить и не очень весело, а порой
даже и невыносимо тоскливо, но в школе во всяком случае не швыряются копьями и
каменными топорами, да и пещерные медведи не пытаются тебя сожрать.
Вася отодрал
подошвы, которые и без того уже почти отвалились и только мешали ему и встал с
камня. Теперь сверху его нога была как будто в ботинке, а на самом деле он был
босиком. Агам и Акана переглянулись, пораженные причудами мальчика-колдуна.
Акана
нерешительно присела и, просительно взглянув на Васю, подняла с земли
отодранную подошву. Она приложила её к своей ступне и, обнаружив, что та
повторяет её по форме, удивленно засмеялась.
Тем временем
Вася стащил с себя совершенно грязную и порвавшуюся в нескольких местах от
карабканья по скалам рубашку и надел вместо нее кимоно из сумки. Оно было
прочным, из толстой ткани, предназначенной и для бросков и для захватов —
короче именно то, что нужно в пещерные времена. Вася потуже затянулся поясом,
чувствуя на себе восхищенные взгляды пещерных людей.
— Зачем
мальчик-колдун сменил шкуру? — спросила Акана у Агама.
— Не знаю, —
пожал плечами Агам. — Наверное, это одежда для заклинаний. Торах тоже одевал
другую шкуру, когда вызывал дождь.
— Как ты
думаешь, он разрешит мне взять свою старую шкуру? — спросила Акана, глядя на
брошенную Васей на землю рубашку. Акана была очень хозяйственная девочка, у
которой каждая вещь была на своем месте.
Вася кивнул,
соглашаясь, и через некоторое время имел возможность лицезреть, как его рубашка
перекочевала к девочке вслед за его свитером и за подошвами от его ботинок.
Акана надела рубашку поверх свитера и восхищенно стала рассматривать пуговицы.
Одну из пуговиц она попробовала на вкус, но та оказалась невкусной и девочка
поморщилась.
“Ну и дела! —
подумал Вася. — А эти пещерные ребята с хваткой. Так скоро и мое кимоно у нее
окажется.”
Раз уже Вася
оказался в кимоно, он встал в стойку и нанес в воздух несколько ударов, а также
сделал дыхательные упражнения из айкидо, которыми они занимались перед каждой
тренировкой. Акана и Агам смотрели на него с интересом, очевидно, предполагая,
что это какой-то колдовской танец. Агам даже попытался ему подражать, запрыгал
на месте, застучал кулаком по груди и замахал над головой каменным топором.
Вася хотел
предложить Агаму понападать на него немного, чтобы он смог поуклоняться и
показать дикарю парочку приемов, но потом вспомнил, что юный дикарь ко всему
относится слишком серьезно и ещё начнёт колотить топором со всей дури, и
передумал.
Увидев, что
мальчик-колдун уже не танцует, Агам и
сам перестал прыгать. Он прищурился на солнце, а потом показал на горную
тропинку. Если они хотят снова выйти к реке, минуя ущелье, где остались лесные
люди и лежат тела мертвых воинов, то должны перейти через горы. Возможно, это
займет не один день, но другого выхода у них нет.
Был уже почти
полдень, когда они взошли на вершину первой горы и остановились передохнуть.
Отсюда с высоты около двух сотен метров Вася смог обозреть тот край, куда он
волею судьбы попал и где теперь, возможно, ему предстоит остаться навсегда.
Впереди тянулись бесконечные хребты гор, слева, под обрывом текла река, к которой,
однако, нельзя было спуститься из-за отвесных скал. Позади расстилась огромная
лесистая равнина, по которой бродили бесчисленные стада оленей, лоси, косули,
сайгаки, здесь же встречались древнейшие белые носороги, гигантские кошки
ягуары, саблезубые тигры, пещерные медведи и сотни других видов, вымерших
впоследствии или сохранившихся. Над их головами в небе реял огромный кондор с
размахом кожистых крыльев около четырех метров.
Вася помнил из
какого-то фильма, что кондоры живут в основном недалеко от океанов, хотя порой
и могут залетать от них за сотни километров. К концу ХХ века кондоры уже не
встречались, хотя этот вид существовал ещё во времена поздних динозавров и
пережил многих из них.
Дикая, не
узнавшая ещё разрушительного вмешательства человека, природа была прекрасна, и
Васе даже стало горько, когда он подумал, что через несколько десятков тысяч
лет все это изменится, сократится, частью полностью вымрет, частью переселится
в зоопарки и на страницы Красной книги. Всего коснется железная рука цивилизации
и оставит после себя только ямы, котлованы, вырубки и асфальтовые петли дорог.
Пока Вася жалел,
что через двадцать пять тысяч лет кондор вымрет, хищная птица вдруг сложила
крылья и устремилась вниз. Вася подумал, что она хочет схватить одного из них,
но птица не считала их достойной добычей. Она промчалась мимо соседнего уступа,
на котором замер зазевавшийся горный баран. Кондор столкнул барана вниз, на
скалы, а когда туша животного прокатилась по камням, вонзил в нее когти и,
тяжело взмахивая крыльями, поднялся в воздух. Теперь кондор летел низко, ноша
была нелегкой.
Кондор пролетел
так близко от них, что Вася даже почувствовал ветер от его крыльев и замер,
пораженный тем, что он только что увидел.
Агам что-то
крикнул и махнул ему рукой: мол, ты идешь с нами или собираешься остаться на
этой скале насовсем? Акана подбежала к мальчику-колдуну, что-то быстро говоря,
и потянула его за рукав. Поняв, что нужно торопиться, Вася повернулся и стал
спускаться вниз, в самое сердце гор вслед за своими спутниками.
* * *
Прошло семь
дней. Месяц Хода Лосося уступил место месяцу Древесных Соков. Вася стал заметно
выносливее, хотя ноги его и стерлись вначале в кровь, но потом зажили и кожа на
ступнях затвердела. Теперь Вася уже легко мог идти босой ступней по каменистым
уступам, хотя всё ещё не мог, как Агам, с детства ходивший босым, наступить на
уголь костра и ничего при этом не почувствовать.
Всю эту неделю
день за днём они шли по горам. Никаких крупных хищников им не встречалось, как
не встречались больше и лесные люди. Только однажды на скале над ними
послышался рык и показалась желтоватая спина барса, прижавшегося животом к
камням и приготовившегося к прыжку.
— Мы не твои
враги и не твоя добыча, барс! — крикнул ему Агам и взмахнул каменным топором. —
Возможно, ты и убьешь нас, но и сам будешь ранен и потом умрешь! Пропусти нас!
Барс ещё раз
зарычал, потом, не сводя с них взгляда, попятился и исчез за изгибом скалы. Это
был ещё молодой хищник, никогда не встречавший людей. Очевидно, он поджидал в
засаде горных винторогих баранов, но, рассмотрев, что это были не бараны,
поспешил на всякий случай удалиться.
За неделю,
проведённую с Агамом и Аканой, Вася научился понимать язык пещерных людей и
даже сам стал немного говорить на нем. Языку его научила в основном разговорчивая
Акана, Агам же был молчуном и порой целыми часами из него нельзя было выдавить
ни слова. Он только кивал и говорил “угу”.
Кожа на щеках у
Агама обветрилась, он заметно сбавил в весе, а плечи и спина обгорели. Это
потому, что, забравшись на горы, они стали слишком близко к Костру Того, Кто
Зажигает Солнце. Акана и Вася выглядели ненамного лучше.
Воды в горах
было мало и только два или три раза им удалось находить в расщелинах скал
небольшие ручейки и источники. Но вся беда была в том, что им не было куда
запасать воду. Правда, у Аканы была фляжка, выдолбленная из дикой тыквы, но она
подтекала и воды в ней помещалось не так уж и много.
Запасы рыбы тоже
подходили к концу и у них осталось только полрыбины на троих, когда прямо на их
глазах два винторогих барана на скале начали бодаться в борьбе за самку, и один
из баранов сорвался вниз на камни. В тот день они уже никуда не шли, а развели
костер и коптили мясо, пополняя запасы продовольствия.
Но потом Акана
нечаянно уронила наполненную водой тыкву, и тыква треснула, так что пришлось её
выбросить, и девочка даже заплакала.
Произошло это в
самом конце седьмого дня. Вася ещё вёл дням счет, хотя иногда ему казалось, что
он где-то сбился.
— Акана разбила
тыкву. Теперь Агам, Акана и мальчик-колдун умрут от жажды. Это Акана виновата,
— сказала девочка.
— Мы не умрем от
жажды, пусть Акана не ругает себя, — успокоил её Агам. — Сегодня утром Агам
смотрел со скалы, горы скоро закончатся и они снова выйдут к реке.
— Агам видел со
скалы реку? — не поверил Вася, с трудом подбирая слова. — Почему Агам не
сказал?
— Агама не
спрашивали, — коротко ответил пещерный мальчик, повернулся спиной и пошел
первым. С точки зрения ХХI века Агам мог бы показаться невежливым и чрезмерно
скрытным, но для пещерных времен это было нормально, и Вася давно уже привык к
этому.
В вечеру того же
дня горы, наконец, закончились, и они вышли на широкую лесистую равнину, на
которой, это было видно ещё сверху, паслись огромные стада оленей и зубров.
Справа, широко разлившись в пологих берегах, неторопливо несла свои воды
Большая Река.
— Как думает
Агам, живет тут какое-нибудь племя, которое могло бы принять нас к себе? —
спросила Акана. Она долго разглядывала необъятную равнину, но так и не увидела
ни одного дымка от костра, который бы доказывал, что где-то рядом есть
стойбище.
— Если есть
олени и зубры — значит, есть на кого охотиться. Если есть на кого охотиться,
значит, много еды, а раз так, то и люди должны быть, — сказал Агам. — Там где
много еды, люди всегда есть.
Агам порой
высказывал мудрые, хотя и простые мысли. Вася вспомнил, что его бабушка, жившая
в поселке под Уфалеем, и приютившая большую дворнягу Кузьку, любила говорить:
“Был бы таз с костями, а собака всегда найдется”.
Вечером того же
дня они разложили у реки большой костер, а потом Агам сбросил с себя шкуру и
прямо с берега, разбежавшись, нырнул в воду. За ним последовала Акана. Вася
некоторое время помялся, а потом, так как искупаться ему тоже хотелось, снял с
себя кимоно и тоже бултыхнулся в реку. Прохладная вода приятно холодила кожу. Агам
и Акана, плававшие намного лучше мальчика-колдуна и только чуть хуже, чем рыбы,
дразнили Васю, ныряя и дергая его снизу за ноги, так что его голова скрывалась
под водой. Вася возмущенно вопил, колотил кулАгами по воде, брызгал в них, но
это только больше подзадаривало озорников.
За ту неделю,
что они провели все втроем, Агам и Акана перестали боятся мальчка-колдуна,
особенно после того, как почти его книги с заклинаниями отправились в костер на
растопку. Вася сохранил только учебники по физике и географии, пожалуй, впервые
оценив пользу знаний. Если ему предстоит остаться здесь навсегда, то эти
учебники будут очень ему полезны. Возможно, знание географии поможет ему
определить, в какой точке Евразии он оказался, а учебник физики, где
описывались десятки полезных опытов и приводились чертежи каких-то рычаговых
машин, тоже будет ему полезен, ведь практически всё, начиная с колеса, придется
изобретать заново.
Пока они
купались, к реке на водоподой пришло большое стадо зубров. Похоже, они не
совсем удачно выбрали место для ночлега. Зубры, стремясь к воде, затоптали их
костер, все оставленные на берегу вещи и оружие. Вася хотел было выскочить, но
Агам крикнул ему, что это опасно — огромные зубры могли затоптать и его. По
краям стада были взрослые сильные самцы, охранявшие его, а в центре, мыча,
сбились в кучу самки и дитеныши — лакомая добыча для любого хищника.
Стадо было
огромным, около трехсот взрослых животных и занимало большую часть берега.
Хочешь не хочешь, Агаму, Васе и Акане приходилось оставаться в реке.
Зубры пили воду
долго, со вкусом, наполняя ею свои забитые травой желудки. Зубры не спешили,
они все делали медленно и обстоятельно. Время от времени они отрывали от воды
свои мокрые морды со стекавшими по шерсти каплями и низко грозно ревели. Вожаки
стада были чудовищных размеров, самый крупный и старый ростом примерно с
носорога. Пока стадо пило, вожаки охраняли его покой. Они стояли чуть в стороне
и низко ревели, задрав к небу морды. Их шеи раздувались, как трубы, а ноздри с
тонкой перемычкой втягивали воздух.
Вожаков было
около десятка, с неподвижными налитыми кровью зрачками, с буграми мышц на спине
и холке, бородатыми мордами, по которым теперь стекала вода. Широкие
дугоообразные рога быков загибались впереди и имели острые отполированные
окончания, которыми можно было насквозь проткнуть тигра или вспороть живот и
подбросить кверху наглого волка.
С краю, роя
берег копытом, стоял главный зубр — вожак-вожаков, самый крупный и сильный,
именно ему подчинялось все стадо и у него было больше всех самок и дитенышей,
которым он передал свою кровь.
Зубры
чувствовали себя хозяевами равнины, находясь в стаде они могли справиться и с
саблезубым тигром, и с пещерным медведем, и с волками, и с красными львами, и
тем более с мелкими хищниками.
Более уязвимы
были дитеныши и стельные самки. Именно их в первую очередь хищники старались
отбить от стада, но чаще всего все их попытки пресекались и путь им
перегораживался рогами взрослых самцов, которые с низкими мычанием и налившимся
кровью глазами, выставив вперед рога, бросались в атаку, заставляя осторожного
хищника отступить.
Стада зубров
никому не уступали дороги. Зубры боялись только мамонтов, также ходивших
большими стадами, намного более крупных, чем они, с громадными острыми бивнями,
но мамонты заходили в эти края исключительно редко, только если их вытеснял
ледник, или на северных пастбищах была сильная засуха.
Около двадцати
минут Акане, Агаму и Васе пришлось бултыхаться в воде, пока зубры неторопливо
пили, зайдя в реку по брюхо. Наконец, вожаки замычали и погнали стадо пастись
на равнину. Зубры паслись и днем и по ночам — паслись примерно по шестнадцать
часов в сутки. Для того, чтобы набить травой огромные желудки и восстановить
потерянный зимой вес требовалось много времени. К тому же сейчас только-только
начинался новый брачный сезон (те зубрята, которые уже были сейчас в стаде,
были прошлогодними), и между самцами постоянно происходили схватки за
первенство. Многие из них ходили с ранами на плечах, со сбитыми концами рогов,
раздраженные и злые. Иногда чем-нибудь взбешенные, зубры начинали бодать
деревья и камни.
Сейчас, уже
уходя, один из зубров, увидел белое кимоно Васи и оно ему почему-то не
понравилось. Зубр, а это был один из вожаков, самых крупных и злобных, замычал
и стал толкать кимоно рогами и топтать.
— Не смей этого
делать! — завопил из воды Вася, но зубра уже нельзя было остановить. Истоптав
кимоно и проделав в нем рогами около десятка дыр, зубр вдруг вскинул голову, и
кимоно, зацепившись за рог, закрыло ему морду.
Зубр, ничего не
понимая, гневно замычал и стал трясти головой, решив, что кимоно его атаковало.
Но чем больше он тряс головой, тем больше запутывался в кимоно. Продырявленная
спортивная одежда налезла ему на рога и свалилось на глаза. Зубр, ничего не
видя, перепуганно и тревожно замычал и бросился на равнину, на бегу тряся
мордой. Стадо помчалось за ним.
— Кимоно, кимоно
оставь! Что я надену? — закричал им вслед Вася, но стадо было уже далеко.
Акана и Агам уже
были на берегу и проверяли, что уцелело после нашествия зубров. Все вещи и их
шкуры носили следы копыт и были растащены по берегу на несколько десятков
локтей вокруг. Потребовалось немало времени, чтобы всё собрать.
Костер был
растоптан, копье Агама треснуло у наконечника, очевидно зубр наступил на него.
Сумка Васи лежала чуть в стороне, у камня, по счастью, зубры обошли её
стороной, и Агам обрадовался, потому что в сумке, с его точки зрения были
сокровища — острый нож из неизвестного материала и волшебный цилиндр,
высекавший огонь (зажигалка).
Агам обернулся,
ища, где мальчик-колдун, чтобы сообщить ему, что его сумка цела. Он поразился,
обнаружив, его Вася ещё сидит по шею в реке, хотя и дрожит от холода и губы у
него прыгают.
— Почему
мальчик-колдун все ещё сидит в воде? Он же весь синий от холода! — удивился
Агам.
— Наверное,
мальчик-колдун стесняется, что он голый. Зубры унесли его одежду, — сказала
Акана, спокойно надевая на свое мокрое тело подаренную ей когда-то рубашку, а
сверху надевая ещё шкуру.
Потом девочка
хладнокровно перепоясалась свитером Васи, явно считая его уже своим и не собираясь
возращать его. Вася с тоской смотрел из воды, как Агам и Акана одеваются.
Сообразив, что он не может находиться в реке до бесконечности, а пещерные
подростки не собираются ничего для него делать, Вася вырвал со дна реки пучок
каких-то водорослей и, перепоясавшись ими, выбрался из воды.
— Зачем
мальчик-колдун сорвал водоросли? — удивилась Акана.
— Он заклинает
Духа Реки, — со знающим видом объяснил Агам.
Он сидел на
корточках и сгребал угли, чтоб развести чуть в стороне под защитой камня новый
костер.
Вася воровато
пробрался мимо Аканы и, схватив снятую недавно Агамом с горного барана шкуру,
быстро обернул её вокруг пояса. Увидев свое отражение в спокойных водах реки,
Вася понял, что выглядит точно так же, как и Агам.
Итак, его
превращение в пещерного человека произошло. Отныне он житель каменного века.
ГЛАВА 6.
МАМОНТЫ
—
Почему Ташуб такой печальный и ничего не ест?
—
На него наступил мамонт.
(шутка
пещерных времен)
Ночью Агам,
Акана и Вася проснулись от гула. Гудела и сотрясалась казалось вся равнина.
Вначале они думали, что началось землетрясение, но потом поняли: в долину
пришли мамонты.
Послышался
далекий рев мамонтов, менее сильный и не такой звучный, как рев зубров. Рев
этот предупреждал о появлении животных, самых сильных и могучих из тех, что
жили в то время на Земле. Только один северный носорог в шерстяной шубе, слепой
в своей ярости, вид которого все больше и больше оттеснялся к югу ледником,
бросал иногда мамонтам вызов, решаясь нацелить острый рог им в брюхо.
Мамонты в тот
период не знали себе равных в борьбе за жизнь. После того, как несколько сотен
тысяч лет назад с Земли постепенно исчезли все более крупные виды, мамонт,
сумевший уцелеть, занял верхнюю ступень в иерархии. Он был ловок, подвижен,
намного подвижнее современных слонов, мог перемещаться в горах, маневрируя
между ледниками, хорошо переносил значительные холода, обладал развитым мозгом
и хорошей памятью. Хобот мамонта мог поднимать с земли даже самые мелкие
камешки или обламывать с верхних веток вкусные молодые побеги.
Мамонт был
гурманом, почти таким же, как серый олень. Он не любил есть что попало как
зубры, выбирая всегда только самое вкусное, но его мощный желудок мог
переваривать во время зимних холодов даже самую грубую пищу и древесную кору.
Жили мамонты долго,
до шестидесяти-восьмидесяти лет, некоторые доживали и до ста. Правда, плодились
мамонты медленно и потомство их росло тоже медленно. Их самки, как и самки
слонов, их младших братьев, вынашивали дитенышей до двух лет, а после ещё около
десяти лет маленькие мамонтята ходили за матерью, достигая зрелости только к
восемнадцатому-двадцатому году.
Если
впоследствии мамонты и проиграли борьбу за жизнь, то только потому, что человек
научился охотиться на них, истребляя их так же сосредоточенно и методично, как
американцы в свое время уничтожили всех бизонов, огромные стада которых вполть
до начала девятнадцатого века населяли почти весь северный Американский
континент.
Впрочем, в
гибели мамонтов виноваты было также и резкие климатические изменения, и
внезапные наступления ледников, отрезавшие их от пастбищ, и то, что они
медленно плодились и даже то, мамонты были травоядны и не ели мяса.
Уже и тогда
около тридцати тысяч лет назад эволюция пошла по пути выживания всеядных видов,
которые легко переключались с растительной пищи на животную, таких, например,
как дикие свиньи или медведи, которые не прочь были полакомиться порой
отбившимся от стада олененком, подобрать остатки чужой добычи или собирать на
мелководье дохлую рыбу. Впрочем, не только дикие свиньи и медведи, люди тоже
были всеядны и это помогало им выживать во время затяжных холодных зим, когда
почва промерзала на несколько локтей вглубь.
Но пока мамонты
были в силе, до времени их упадка было ещё далеко, и мамонтам все уступали
дорогу. Тонконогие сайгаки с закругленными мордами, маленькие коренастые
лошадки, бородатые муфлоны, ветвисторогие олени и глупые крикливые дикие ослы,
обладавшие самыми громкими голосами на всем лугу, встревоженные, метались
теперь по равнине, стремясь как можно скорее уйти с дороги мамонтов.
Только старый
кабан с желтыми клыками и грязной щетиной, предводительствующий целой ордой
свинок с поросятами, возбуждённый и обозлённый перепуганным визгом своего
стада, грозно похрюкивая, наклонял к земле морду, как бы собираясь перейти в атаку,
но при приближении мамонтов, оценив силу врага, отдал своему стаду сигнал к
отступлению и сам побежал последним, прикрывая его.
Мамонты шли не
торопясь, не замечая происходившей вокруг них суматохи, совершенно равнодушные
к поднятому ими переполоху. Впереди стада шли вожаки — пять взрослых самцов,
огромных, с ногами, похожими на колонны, с кожистыми ушами, намного короче, чем
даже у индийских слонов, поросшие сплошной, довольно длинной шерстью, с
запутавшимися в ней семенами репья. Бивни у мамонтов, закругленные кверху, были
двух и даже трехметровой длины. Кость их бивней была желтовата, но на самых
краях, которые чаще всего использовались в схватках и которыми мамонты взрывали
землю или опрокидывали деревья, бывни были отполированы до белизны.
Сложилось
мнение, что мамонты, равно как и слоны, очень спокойные, дружелюбные и даже
неповоротливые животные. Возможно, в отношение слонов это отчасти и верно, но
мамонты были совсем другими — более умными, подвижными, могли развивать
скорость до тридцати километров в час, а выведенные из себя, легко приходили в
ярость и тогда кололи бивнями и затаптывали бросившего им вызов врага в землю
до такой степени, пока от него не оставалась лишь кровавая лепешка. Нередко
мамонты первыми атаковали зубров, буйволов или тигров, которые отчего-то
помедлили уступить им дорогу или слишком близко подошли к стаду.
У крайнего
мамонта левый бивень был слегка отбит, очевидно во время недавних схваток между
самими же мамонтами, когда они определяли свое главенство и делили самок. Впрочем
схватки между самими мамонтами редко продолжались до смертельного исхода —
шкура мамонтов хорошо держала удар, да и победитель обычно не преследовал более
слабого. Каждую весну, в месяц Хода Лосося, когда кровь начинала бурлить в этих
в довольно спокойных гигантах, мамонты обычно заново переопределяли свою
иерархию.
Впрочем, все
мамонты, и победители и побежденные, и самки с дитёнышами, и молодые, и
старики, согласно заложенному в них природой инстинкту, держались вместе. Стада
их достигали порой тридцати-сорока голов, а если равнины были плодородными и
способны были прокормить больше мамонтов, то и до пятидесяти.
Агам, Вася и
Акана отскочили в сторону под защиту большого скалистого обломка, чтобы не быть
случайно затоптанными идущим к воде стадом. В серых клочьях утреннего тумана
мелькали огромные сероватые тела мамонтов, которые проходили к реке и зайдя в
нее, опускали в воду свои длинные хоботы. Слышался низкий трубный гул больших
животных, плеск воды, изредка из тумана при свете луны вырисовывались очертания
морды какого-нибудь мамонта с длинным белым бивнем.
Вася смотрел на
все это не отрываясь. Он знал, что был единственным человеком своего времени,
который за всю историю Земли сумел увидеть такое.
— Мамонты
пришли, — сказал Агам. — Это значит, ледяная гора опять наступает. Охотник из
равнинного племени был прав.
— Может быть,
просто засуха? — робко спросила Акана.
— В месяц
Пробуждения Древесных Соков не бывает засухи, — уверенно заявил Агам. — Недавно
несколько лун шли дожди, а до этого сошли талые снега. Это не засуха, это идет
ледяная гора.
— А когда
ледяная гора придет сюда? — спросил Вася, догадавшись, что речь идет о леднике.
— Это никому
неизвестно. Может быть через две ладони лун, а может быть, следующей весной.
Ледяная гора движется медленно, иногда дорогу ей преграждают скалы и тогда она
возвращается. Но если ледяная гора все-таки придет, то тогда добычи станет
мало, и Камышовым Котам придется уходить за реку.
— Нас изгнали из
племени, но там остались наши матери, сестры, братья и семьи, — грустно сказала
Акана. — Сейчас мы хотя бы знаем, в какой стороне их искать. Если же придет
гора и они уйдут с племенем — мы их потеряем.
Агам задумался.
— Мне бы не
хотелось оставлять Рынну и Омру, — сказал он. — Но у нас ещё есть время —
ледяная гора далеко. Если бы она была близко, то мы узнали бы об этом.
Вася, не
отрывавший восхищенного взгляда от мамонтов, сам не заметил, как вышел из-за
обломка скалы и сделал несколько шагов вперед. Неожиданно из сумрака и клочьев
тумана выскочил мамонт и пронесся к воде совсем близко от мальчика, почти на
расстоянии вытянутой руки. Мамонт был огромный и серый, едва ли он вообще
заметил Васю, устремляясь в водопою.
Качнувшись в
сторону, он задел мальчика боком и Вася упал, отброшенный этой махиной почти на
метр и пытаясь удержаться, задел ладонью за хвост мамонта. Огромная нога
наступила на землю совсем близко от Васи и тот едва успел перекатиться на бок.
Но мамонт и не
думал нападать, он уже с плеском погрузился по брюхо в воду и окунул в нее
хобот. Подступ к реке в этом месте был широкий, и все большое стадо мамонтов
смогло обойтись без давки, которая несомненно бы возникла в любом более узком
месте.
Агам и Акана
помогли Васе подняться и утащили его за скалу. Вася не пострадал, если не
считать небольшой царапины на спине, потому что когда мамонт задел его боком,
он отлетел прямо на колючий кустарник.
— Мальчик-колдун
очень смелый, — восхищенно сказала Акана. — Он хотел поймать мамонта за хвост,
а потом раскрутить над головой и шмякнуть его о камень, чтобы у Аканы было много
мяса.
— Это неправда,
— сказал Агам. — Мальчик-колдун не смог бы победить мамонта.
И оба дикаря
посмотрели на Васю, ожидая от него ответа. Вася, которому не хотелось отвечать
ни “да”, ни “нет”, глубокомысленно пожал плечами, позволяя Агаму и Акане думать
так, как они считают нужным.
— Агам обещал
Акане убить для нее мамонта. Сейчас он может выполнить свое обещание, —
насмешливо напомнила девочка. Она забралась на камень и смотрела на стадо,
которое теперь всё почти полностью было в реке, так что та даже выступила
немного из берегов.
Агам нахмурился.
— Агам мог бы
напасть на мамонта прямо сейчас, если бы зубр не сломал его копье.
— Агам только
отговаривается тем, что у него нет копья, — настаивала Акана, которой по
примеру многих девочек хотелось немного подразнить своего пещерного кавалера.
Постепенно
рассветало. Клочья тумана становились все более и более прозрачными. Тот, Кто
Разжигает Костер Солнца, уже приступил к своей ежедневной работе, которая
продолжалась уже много миллиардов лет.
Но прежде чем совершенно
рассвело, друзья стали свидетелями битвы,
происходившей в природе тысячи раз до них и ещё тысячи раз после них.
Из темноты,
крадучись, показался красный безгривый лев, очень крупный и сильный хищник, не
уступавший по размерам пещерному медведю. Тело красного льва было гибким и
ловким, а морда короткой, со страшными нижними клыками, выдающимися вперед и
смыкающимися с верхними клыками, чуть более короткими, на одном уровне и
способным рвать мясо как ножницами. Красный лев крался к мамонтам, прижавшись
брюхом к высокой траве и только его хвост хлестал из стороны в сторону.
Его целью был
молодой мамонтенок, отбившийся от стада и вышедший из воды, когда его мать всё
ещё пила и большинство взрослых мамонтов было ещё в реке. Красный лев никогда
прежде не сталкивался с мамонтами и не знал их силы, но вид упитанного
мамонтенка привлекал его. В природе принято убивать чужих дитенышей, чтобы
прокормить своих. Закон дикой природы гласит: “Если ты хищник, убей, если ты
голоден, но не убивай просто так.”
Красному льву
удалось подкрасться незамеченным, а потом он издал короткий рык и, взметнувшись
в воздух, пролетел двадцать шагов до добычи, ударив мамонтенка лапой и
прочертив на его спине четыре длинные кровавые борозды. Но не успел красный лев
сомкнуть на горле у мамонтенка свои клыки, убить его и утащить добычу, как
мамонтенок с громким, почти свинячьим визгом кинулся к реке, волоча за собой
хищника, а из воды ему навстречу уже бежали вожаки стада, гневно трубя и высоко
подняв хоботы. Их бивни были выставлены вперед, а в маленьких заплывших глазках
горела ярость. Мамонты двигались быстро и проворно.
Увидев, что на
него надвигается несколько гор, красный лев зарычал и отпустил свою жертву. Но
он был возбужден запахом крови мамонтенка и не хотел отказываться от добычи.
Он прыгнул и,
повиснув, вонзил свои когти в хобот ближайшего мамонта. Мамонт затрубил от
ярости и боли — хобот у мамонтов очень уязвимое место. Стряхнув с себя красного
льва, мамонт поддел его на бивни и легко, как бревно, отбросил его в сторону.
Потом мамонты набросились на красного льва и все вместе стали топтать его,
круша его своими бивнями. Красный лев уже давно не двигался, а мамонты все
продолжали его атаковать, наступая на него, пока от льва не осталась только
выдавленная шкура.
Поблизости, подвывая
и горя желанием поскорее приступить к пиршеству, уже вертелись виверры, шакалы
и гиены. Обычно они сопровождали красного льва на охоте, надеясь, когда он
насытится, полакомиться остатками его добычи, но теперь когда лев погиб, они
ждали только, когда отойдут мамонты, чтобы начать разрывать ещё теплое мясо
своего недавнего хозяина.
Тем временем
мать бережно ощупывала хоботом спину раненого мамонтенка, который всё ещё
продолжал с перепугу повизгивать и смывала речной водой кровь с его спины.
Насколько мог видеть Агам, рана не была очень серьезной и через несколько лун
должна была полностью зарубцеваться.
— Если бы
красный лев не промахнулся в прыжке, он убил бы мамонтенка и утащил бы его в
заросли, — сказала Акана. — Красному льву не повезло на охоте.
После нападения
мамонты были не на шутку возбуждены и разгеваны и готовы были наброситься на
любое животное, которое окажется рядом. Мамонты-вожаки гневно трубили и то и
дело принимались снова и снова топтать льва, отгоняя скулящих шакалов. Самки с
дитенышами сбились в кучу, хотя некоторые, самые спокойные из них, продолжали
пить воду.
Агам, Акана и
Вася поспешили укрыться за скалой, чтобы не тревожить мамонтов.
— Мамонты очень
сильные, — всхищенно сказал Агам. — Агам хотел бы быть таким же сильным, как и
мамонты.
— Для этого
Агаму нужно так же, как и мамонты есть траву. Агам может начинать прямо сейчас,
— сказала Акана. Девочка с насмешкой сорвала пучок травы и протянула её Агаму,
но Агам гневно отшывырнул траву в сторону.
— Акана сама
может есть траву, только она станет не мамонтихой, а дикой ослицей! — крикнул
он, чем очень рассмешил девочку.
Вася начинал уже
привыкать к пещерному чувству юмора и готов был даже признать, что у кое-кого
из их класса с чувством юмора была даже похуже.
Они стояли за
камнем, пока стадо мамонтов не ушло за своими вожАгами на равнину. На равнине
ещё долго видны были темные точки, а потом гиганты перекочевали в опушке леса,
где трава была сочнее и пробивались молодые побеги ивняка и краснотала,
горьковатые на вкус, но любимые мамонтами больше других.
Шакалы с воем и
повизгиванием дрались за тушу мертвого льва, жёлтые пятнистые гиены с куцыми
задами и короткими хвостами норовили вырвать себе кусок побольше и оттащить его
в сторону. С неба с туше уже слетались стервятники, но шакалы тявкали них и
пытались ухватить за крыло, так что птицы пока держались в стороне, хотя то и
дело самые жадные из них подскакивали боком, хватали кусок мяса и заглатывали
его прямо на месте, отчего из голые розовые шеи на мгновение раздувались. Но
потом какой-нибудь шакал бросался на стервятника, и птица поспешно взлетала.
— К вечеру от
красного льва останутся лишь кости, — сказал Агам. — Я хочу взять его клыки и
сделать из них ожерелье.
— Клыки льва
приносят счастье и отгоняют злых духов, — важно подтвердила Акана. — На один
клык льва или тигра можно выменять новое копье или десять валяных рыбин.
Агам отогнал
шакалов и стервятников горящим суком и вскоре вернулся со львиными клыками.
Всего клыков было четыре — два верхних и два нижних. Два клыка Агам оставил себе,
один отдал Акане и один щедро протянул Васе.
— Мальчик-колдун
должен знать, что клыки льва делают охотника смелым и передают охотнику часть
ловкости льва, отчего он становится непобедимым, — заявил Агам.
Вася хотел
сунуть клык льва в сумку, но Агам покачал головой.
— Его нужно
повесить на кожаный шнурок и носить на шее, — сказал он.
— Или вдеть в
нос, — добавила Акана. — Хочешь я помогу тебе проткнуть нос острой костью? Или
ты лучше хочешь вставить его в ухо?
— Лучше я буду
носить его на шнурке, — поспешно отказался Вася.
Уже совсем
рассвело, и туман развеялся. Зорким
глазам Агама равнина была видна на много тысяч локтей вокруг. Обитатели равнины
уже начинали успокаиваться после внезапного появления мамонтов. Муфлоны то
появлились, то исчезали небольшими стадами, носясь по равнине. Огромный гриф с
распростертыми крыльями парил в воздушных потоках.
Справа высились
белые горы из ракушечника. Вдоль гор раскинулись непролазные древесные заросли.
Исполинские баньяны, стройные пальмы с раскидистыми листьями, похожими на
перья, уступали места небольшим буковым рощицам, а чуть поодаль виднелись
темные влажные стволы дубов и цветущих каштанов. Заросли бамбука, довольно
редкого в тех местах, ползли вверх по склону.
Но взгляд Агама
больше привлекали животные, так как к растительности он давно привык и она уже
не вызывала его удивления. Он только отметил, что из бамбука могли бы
получиться неплохие стрелы, лучше даже, чем из камыша, если бы только он рос в
долине их племени.
Невдалеке мимо
них, вероятно, встревоженное шакалами и гиенами, поднявшими обычный визгливый
лай, пронеслись стадо антилоп. Чуть в стороне у притока бродили дикие лошади и
онагры — дикие ослы, близкие родичи кулана, которые сейчас встречаются лишь в
Иране, Месопотамии, Сирии и Северной Аравии. Тогда же они были распространены
куда шире.
Рядом с ними
паслось с десяток гауров, диких быков очень крепкого сложения, кототконогих,
массивных, однако уступавших зубрам в силе.
Агам натянул лук
и со второй стрелы подбил самовлюбленного фазана с пышными перьями, который
красовался перед своей самкой на ветвях баньяна. Со стрелой в крыле, фазан упал
с дерева и Агам без труда поймал его и убил, отвернув птице голову.
Все это он
сделал с таким абсолютным спокойствием, что Вася ещё раз поразился крепким
нервам своих пещерных предков. Ощипав фазана, Агам поджарил его на костре, а
потом, когда костер уже угасал запек его в угольях. Тем временем Акана
вернулась с полной корзиной диких яблок и какими-то непонятными желтоватыми
плодами в твердой кожуре, оказавшимися очень приятными на вкус, хотя их кожуру
приходилось очень долго колотить камнем.
Вася, желая
принять какое-нибудь посильное участие в приготовлении обеда, полчаса бродил по
мелководью с острогой, но так никого не поймал бы, если в палец его босой ноги
не вцепился бы клешней здоровенный рак, и Вася с воплем не запрыгал бы на
месте.
Но после,
сообразив, что к чему он поймал ещё с десяток раков, которых Акана смогла
запечь на костре вместе с фазаном. Это и было его вкладом в пиршество.
После сытного
завтрака Агам и Акана разлеглись в тени дерева и заснули до полудня. Вася уже
привык к тому, что пещерные люди спят, когда сыты, не обращая внимание на то
день сейчас или ночь. Причем, часто даже наоборот, днем они спят, а ночью перед
рассветом бодрствуют, потому что именно в этот час, когда начинают гаснуть
звезды, выходят на охоту крупные хищники, сопровождаемые целыми стаями
приживалок — шакалов и гиен.
Вася тоже прилег
в густую тень каштана, цветущего белыми пышными пирамидками, несколько раз
зевнул, подумал о том, что ни за что не заснет после завтрака, что не такой уж
он дикарь, чтобы спать после каждого приема пищи, потом снова зевнул, стал
следить за тем, как шевелится листва на каштане, а в листве прыгает такая-то
маленькая красногрудая птичка, такая толстая и взъерошенная, как будто её
надули изнутри...
Мальчик не
заметил, как заснул и спал намного дольше полудня, учитывая все предыдущие
бессонные ночи, когда около трех часов дня, когда солнце уже перевалило через
высшую точку своего подъема и уже понемногу сползало к закату, его вдруг
растолкали.
Вася попытался
привстать и спросить в чем дело, но Агам, а это был он, зажал ему рот ладонью и
показал рукой куда-то влево, на равнину. Агам и Акана уже не спали, а лежали
животами в высокой траве и разглядывали что-то происходившее прямо перед ними
на лугу.
Вася хотел
встать, но Агам сразу же дернул его за ногу, и он упал.
— Тебя заметят,
— прошипел он. — Если тебе надоела твоя жизнь, мальчик-колдун, то нам не
надоели наши.
Вася раздвинул
траву и увидел на равнине на расстоянии около ста метров от них несколько фигурок, пересекавших её наискось и
направлявшихся к лесу. Он вгляделся и рассмотрел у них в руках копья и палицы.
Это были лесные люди, числом всего около десятка. Чуть впереди лесных людей,
озираясь, скользила маленькая фигурка с луком. Вася готов был поручиться, что
этот тот самый таинственный жёлтый человек, который убил стрелой воина из
племени Камышового кота.
— Лесные люди не
видят нас, — прошептала Акана. — Нам повезло, что мы спали в густой траве.
Агам что-то
сосредоточенно бормотал, загибая поочередно пальцы.
— Лесных людей —
две ладони, — сказал он. — В прошлый раз после сражения их оставалось одна
ладонь, один и ещё один, — и пещерный мальчик выдвинул два пальца. — Это
значит, что к пещерным людям присоединились новые воины.
— Неужели
пещерные люди шли через горы по нашим следам? — спросила Акана.
— Скорее всего
пещерные люди приплыли по реке. На мелководье, где вчера купались мамонты, я
видел плот. Думаю, лесные люди после того, как мы убежали, сражались с
Камышовыми котами и проиграли битву. Двое из лесных людей ранены. Тогда лесные
люди погрузились на плот и отступили по реке. Хорошо ещё, мы потушили костер,
иначе бы лесные люди нашли нас по дыму и убили.
— А что
заставило лесных людей нападать на Камышовых котов? Здесь должна быть какая-то
тайна, — спросил Вася.
— И в самом деле
неплохо бы это узнать, — согласился с ним Агам. — Оставайтесь здесь, а я
проберусь следом за лесными людьми и послушаю, о чем они говорят.
— Разве Агам
знает язык лесных людей?
— Лесные люди
говорят на языке, похожем на язык племени Агама, — сказал пещерный мальчик. —
Должно быть, когда племя лесных людей не было ещё в упадке, его воины брали жен
из племени Камышовых котов, а воины из племени Камышовых котов женились на
женщинах лесных людей, но это было давно-давно. Потом племя лесных людей чем-то
прогневало духов огня и реки, и лесные люди стали вырождаться. Теперь они
женятся только на своих сестрах... Но язык все еще похож на наш... Ждите меня,
я скоро вернусь.
И Агам быстро
пополз по траве вслед лесным людям.
— Я пойду с
тобой, — предложил Вася.
Агам перестал
ползти и оглянулся.
— Если
мальчик-колдун пойдет со мной, об этом скоро узнает весь лес, — сказал он. —
Мальчик-колдун производит больше шума, чем гиппопотам, когда выходит из воды.
Пускай он лучше охраняет Акану, пока Агам не вернётся.
— Я не хочу,
чтобы Агам уходил! — взволнованно крикнула Акана. — Лесные люди и зоркий жёлтый
человек, который посылает стрелы на сто локтей, убьют Агама.
— Агам будет
осторожен, а когда Агам вернется, они погрузятся на плот лесных людей и
поплывут дальше по реке, — пообещал Агам, и исчез в траве.
Он привык
охотиться на уток, и теперь полз так быстро и ловко, что Вася едва замечал, как
шевелится трава. Уже с расстояния десятка локтей можно было подумать, что это
просто степной ветерок колеблет травянистую равнину.
ГЛАВА 7.
РАЗВЕДКА
Сражайся и борись, пока ты дышишь. А
иначе зачем ты дышишь? (мудрость каменного века)
Агам следовал за
лесными людьми на некотором отдалении, стараясь держаться против ветра, чтобы
они не не услышали шороха травы. Он с детства привык охотиться в сухом камыше
на уток и лебедей, имевших очень чуткий слух и взлетавших при первом же
признаке опасности, так что теперь ему не стоило большого труда красться вслед за
лесными людьми.
Лесные люди шли,
не оглядываясь, их мощные спины были ссутулены, а длинные руки висели ниже
колен. Около сотни лет назад их эволюция в результате родственных браков
повернула назад, к неардертальцам — надбровные дуги стали утяжеляться, скелет
делался мощнее, руки удлинялись. Они ещё умели пользоваться огнем, но уже
едва-едва выделывали себе оружие на дерева и камня и самая простая ситуация
порой ставила их в тупик.
Лесные люди
очень устали после того, как плыли по реке две ночи, отрываясь от погони.
Некоторые из них были ранены. Должно быть последняя битва с Камышовыми котами
дорого им стоила, и Агам догадался, что Уа-Аях сумел убежать и привел в долину
воинов племени. “Интересно, Уа-Аях знает, что мы живы? Он мог взять кого-нибудь
из раненых в плен и прежде чем убить, распросить его,” — задумался Агам. Он
знал жестокость Уа-Аяха и Медвежьего Клыка и не сомневался, что те, если
узнают, что они живы, будут преследовать их до конца.
Жёлтый человек
шел впереди всех острожно и легко. Он чутко реагировал на всякий звук и читал
следы у себя под ногами. Он остановился у кучи, оставленной одим из мамонтов и,
копнув её наконечником стрелы, отпредил, что она ещё теплая и не застыла, а это
значит, что мамонты были здесь совсем недавно.
Агам видел, что жёлтый
человек задумался. Лицо у него было маленьким и гладким, а голова гладко
выбритой острой раковиной, только на макушке оставалось немного волос. Жёлтый
человек был ростом намного ниже любого из лесных людей и рядом с этими
гигантами сложен слабо, как ребенок. Но двигался он быстро, целеустремленно и,
очевидно, его ни в какой мере не коснулись следы выраждения, так сильно
затронувшие племя лесных людей.
Агам
предположил, что жёлтый человек из рода пигмеев, которые жили в низовьях реки
намного южнее. О том, что такой народ существует, рассказывал ему когда-то
старик, приплывший по реке на плоту. Желтолицый старик, хотя и принадлежал,
очевидно, к одной расе с жёлтым человеком, однако не был с ним из одного
племени. Напротив, по словам старика, его племя было уничтожено жёлтыми людьми,
очень воинственными и настойчивыми, которые напали на него ночью большим
числом, и он спасся только потому, что успел раненым запрыгнуть на плот.
Жёлтое племя, к
которому принадлежал жёлтый человек, который вёл теперь лесных людей, опережало
племя Камышовых Котов на несколько тысячелетий развития. Ему были уже известны
секреты плавки мягких металлов, растительные яды, которыми они пропитывали
копья, двустороняя заточка кинжалов и другие вещи. У жёлтого племени начинала
уже даже зарождаться первая письменность, пока в форме рисунков и примитивных
знаков, иероглифическая в своей основе. Эти рисунки наносились на влажные
глиняные таблички, которые потом подсушивались над костром.
Более того,
жёлтые племена, воюя между собой уже начинали объединять в первые племенные
союзы, которые через много тысяч лет должны были привести к зарождению
Китайского и Монгольского государств.
Интенсивно
развиваясь, жёлтые племена всюду рассылали своих лазутчиков, которые приносили
им сведения о соседних племенах, их военных достижениях и изобретениях. Слабые
племена жёлтые люди уничтожали, а у сильных старались перенять известные им
секреты производства оружия, высекания огня, простейшего земледелия и
скотоводства. Так крупица за крупицей у жёлтых племен начинала складываться
первая элементарная картина мира.
Позднее жёлтые
племена переживут ещё несколько периодов спадов и расцвета. Гонка по рубежам
истории, гонка длиной в тысячелетия имеет свои взлеты и падения. В конечном
счете в этой гонке побеждает самый терпеливый, выносливый и плодовитый народ,
имеющий в своем развитии чёткие и постоянные ориентиры.
Обо всем этом
Агам, разумеется, не знал, но он уже догадывался, что жёлтый человек с луком —
лазутчик жёлтого племени, неизвестно зачем спустившийся так далеко вниз по
реке. Возможно, он попал так далеко случайно, потому что был один, а, возможно,
те кто были с ним, погибли в долгом пути и уцелел только он.
Пигмей шел
целеустремленно, часто оглядываясь. Неожиданно он остановился и пристально
уставился на траву в том месте, где прятался Агам, хотя мальчик был уверен, что
крался совершенно бесшумно. Он замер в траве и лежал неподвижно. Жёлтый
человек, потянувшись к луку, сделал несколько шагов в его сторону, и Агам
подумал: “Все, заметил!” Но в это время недалеко от Агама промчалась лань,
отставшая от стада и теперь спешившая нагнать его, и, очевидно, пигмей решил,
что это шум от её копыт он услышал. Кто-то из лесных людей швырнул в лань
камнем, но не добросил и остальные лесные люди захохотали над его неудачей.
Пигмей
повернулся, крикнул что-то и, махнув лесным людям, снова направился к лесу.
Теперь Агам стал ещё осторожнее и не решался подползать к лесным людям ближе
чем на двести локтей, то есть на расстояние полета стрелы жёлтого человека.
Недалеко от леса
жёлтый человек вновь увидил Агама своей меткостью. Из зарослей выскочила свинья
с подрощенными поросятами, видимо стремясь к вопопою, но, обнаружив на своей
дороге перепятствие, снова с тревожным визгом бросилась в заросли. Один из
поросят замешкался немного, и жёлтый человек всадил в него стрелу, почти не
целясь, хотя поросенок был на добрых сто локтей от него.
Раненый
поросенок завизжал и кувыркнулся в траву, из бока у него торчала стрела с
опереньем из гусиных перьев. Наличие на стреле оперенья поразило Агама, потому
что стрелы у его народа ещё не имели оперенья и вертелись в воздухе, вместо
того, чтобы лететь прямо и точно.
Не
останавливаясь, свинья скрылась в зарослях, уводя остальных, а раненого
поросенка прикончил ударом палицы один из лесных людей. После чего он закинул
поросенка на плечи, схватив его за ножки, и догнал остальных. Войдя в заросли,
жёлтый человек остановился и развёл костер.
Он ещё раз
обозрел равнину и убедившись, что все как будто тихо, успокоился. Один из
лесных людей нанизал поросенка на длинную палку и стал коптить его над костром.
Это было уже кое-что, очевидно, сказывалось влияние жёлтого человека, потому
что обычно лесные люди ели мясо сырым и запивали его кровью, что никогда не
делали Камышовые Коты и другие более развитые племена.
Агам, держа всех
лесных людей в поле зрения, подкрался к ним и спрятался в тени раскидистого
куста на опушке на расстоянии около тридцати локтей от воинов. Ветер дул с их
стороны на Агама, и мальчик мог даже слышать слова, которыми перебрасывались воины.
— Мы оторвались
от погони?
— Да, их плот
перевернулся на перекатах. Камышовые коты вернулись к своему стойбищу.
— Мы не будем
нападать на них снова?
— Этого не
нужно. Пленный, которого мы убили, сказал, что они ничего не знают об упавшем в
лесу камне.
— Но они должны
были видеть, как он падал. За ним был очерченный огненный хвост.
— Они думали,
этот Дух Огня воюет с Тем, Кто живет в Верхнем Мире.
— Сяомун
говорит, это в трех днях пути отсюда.
— Туда нельзя
доплыть по реке?
— Нет, он упал в
чаще, там нет реки...
— Из Камышовых
Котов никто не знает, что это на самом деле?
— Никто. Только
шаман мог знать, но мы убили его.
Жёлтый человек
встал и требовательно крикнул высоким голосом с сильным акцентом. Он плохо
говорил на языке лесных людей.
— Замолчите, тупицы!
У леса есть уши! Жилище Духа Огня должно принадлежать моему народу! Когда Дух
Огня будет у меня в руках, все вы получите много еды, хорошего оружия и женщин.
А пока делайте то, что я говорю и держите языки за зубами, пока у вас есть
языки и есть зубы!
Лесные люди
после этого окрика замолчали. Они боялись жёлтого человека и во многом зависели от него, и, видимо, понимали это в
своих примитивных мозгах.
Агам вспомнил, о
каком Духе Огня говорили лесные люди. Как-то зимой, уже в сумерки небо
прочертил длинный огненный хвост. Камышовые коты повыскакивали из пещер и
увидели, как что-то, похожее на раскаленный камень, проносится в небе, всё
ближе к земле. Потом этот странный предмет упал где-то за горами и через
несколько минут до них донесся гул, как от обвала. Агам тогда залез на высокое
дерево, чтобы лучше видеть.
Из верхней
пещеры был срочно вызван колдун. Торах заявил, что это Верхний Дух, властвующий
над Верхним миром, за что-то изгнал Духа Огня, поссорившись с ним, и скинул его
с Верхнего мира.
Должно быть,
лесные люди тоже видели тогда из своих убежищ в чаще, как падает огненный
камень и рассказали об этом жёлтому человеку, а тот загорелся увидеть это
жилище Духа Огня и постичь секрет дрожания земли, надеясь, что это даст его
племени ещё большее могущество.
Теперь всё стало
на свои места. Лесные люди и жёлтый человек пробирались за Духом Огня по
охотничьим территориям племени Камышовых котов, потому что это была самая
короткая дорога. Здесь их заметил Родрах и поднял тревогу. Пытаясь скрыться,
лесные люди наткнулись в чаще на колдуна, который что-то успел услышать из
того, что не должен был знать. Лесные люди и жёлтый человек убили шамана, а
потом направились к скалам, где наткнулись на Уа-Аяха и воинов и заманили их в
засаду, из которой вырвался один только Уа-Аях. Затем лесные люди соединились
со вторым небольшим отрядом так, что число их воинов увеличилось до двух
ладоней. Потом они вновь вступили в битву с Камышовыми котами, потеряли
нескольких воинов, но оторвались от погони и после нескольких дней плавания
вдоль гор, оказались здесь, на Равнине Мамонтов, где их случайно и встретил
Агам.
Агам стал
незаметно отползать от лесных людей, пока не скрылся в чаще. Убедившись, что
его не заметили, он побежал вдоль опушки леса к реке, где за скалой его ожидали
Акана и мальчик-колдун, которые сидели вдвоём на верхней ветке дерева и не
собирались спускаться. Оказалось, что на них пытались напасть степные волки, но
они успели залезть на дерево. Волки какое-то время выли под деревом, пытаясь их
достать, но потом погнались за стадом диких лошадей, пришедшим на водопой, а
Акана и мальчик-колдун так и остались сидеть на дереве, опасаясь, что волки
могут вернуться.
— Акана думала,
тебя убили, — радостно сказала Акана и, спрыгнув, потерлась щекой о щеку Агама.
— Агам ловкий,
Агама нельзя убить! Агам пробирается как тень, — гордо сказал мальчик,
промолчав, однако о том, что жёлтый человек едва не заметил его и его спасла
только пробегавшая мимо лань.
— Агам подслушал
разговор лесных людей? — спросил Вася. — Узнал их тайну?
— Лесные люди
ведут жёлтого человека к упавшему с неба Духу Огня. Он где-то в этом лесу в
трёх днях пути, — сказал Агам. — Жёлтый человек обещал лесным людям много
богатств, если они найдут Духа Огня.
— Духа Огня?
Никакого Духа Огня нет! — недоверчиво усмехнулся Вася.
Акана удивленно
уставилась на него: что же это за мальчик из племени колдунов, если он не верит
в Духа Огня?
— Дух Огня есть,
— заявила девочка. — Мы видели зимой, как он падал с неба. За ним тащился
длинный хвост, как за змеей и ночью стало светло как днем. А потом он упал
где-то за горами, и земля задрожала.
Вася задумался.
— Если вы
описали все верно, то это был метеорит.
— Ме-те-о-рит?
— Просто камень,
который упал с неба.
— В небе нет
камней, — покачала головой Акана. — И потом то, что падало, не было камнем.
— А ты откуда
знаешь?
— Когда Дух Огня
проносился над нашими пещерами, он него отвалились несколько маленьких
кусочков. Один из них упал в реку и прожег лед, а второй, совсем крошечный,
упал рядом с пещерой моего рода. Я подобрала его как талисман, думая, что он
принесет мне удачу.
— Ты все
подбираешь. Ты как дикая индейка, которая поднимает с земли все зерна, —
усмехнулся Агам, знавший чрезвычайную бережливость девочки.
Но зато Васю
сообщение Аканы об осколках камня заинтересовало куда больше.
— Ты сохранила
этот осклокок? — спросил он быстро. — Сейчас он у тебя с собой или ты оставила
его в пещере?
— Я всегда ношу
его с собой. Это же талисман, — возмущенно подбоченилась Акана.
— Ты не могла бы
показать его мне?
— Мальчик-колдун
хочет отобрать у меня талисман? Акана никому его не отдаст! — нахмурилась
девочка.
“Кто бы мог
подумать, что в пещерные времена тоже были жадины,” — подумал Вася. Но он всё
же не терял надежды уговорить девочку посмотреть на осколки камня, это могло бы
многое прояснить о природе метеорита.
— Почему Акана
не даст мне талисман? Я же отдал Акане свою шкуру с пуговицами и свитер? —
спросил он.
— Потому что
мальчик-колдун дурак! — быстро отозвалалась бойкая на язык Акана. —
Мальчик-колдун теряет всё, что попадает к нему в руки. Неудивительно, что он
потерял всю одежду своего племени и ходит теперь в шкуре барана, хотя того и
гляди и её потеряет.
Вася невольно
схватился за шкуру. Ну и девчонка! Такой палец в рот не клади, мигом откусит,
даром что пещерная! Как же всё-таки получить у нее этот талисман? Отобрать
силой, но тогда может вмешаться Агам. Нет, нужно придумать что-нибудь получше.
Оставалось
только одно самое последнее средство. Вася достал из сумки ключи от своей
квартиры, и встряхнул их так, что ключи загремели как погремушка.
— Акана сама
напросилась! Тогда мальчик-колдун заколдует тебя и превратит в... в лягушку! —
пригрозил Вася и, делая вид, что произносит заклинание, стал читать наизусть
стихотворение Пушкина: “У Лукоморья дуб зеленый...” Читая стихотворение, Вася
подпрыгивал на месте и тряс своими ключами, искоса поглядывая на Акану.
Когда он дошел
до строки: “Идет направо — песнь заводит...”, Акана вдруг завопила и бухнулась
ему в ноги.
— Не превращай
меня в лягушку, — закричала она. — Я отдам тебе мой талисман!
Она полезла
куда-то в складки шкуры и достала маленькую неровную пластинку с дырочкой и
острым краем и пугливо положила её на ладонь Васе. По щеке у девочки текла
слеза, а губы слегка подрагивали — ей было ужасно жалко своего талисмана.
— Это ты просверлила
в нем дырку? — строго спросил Вася.
— Не-ет. Дырка
уже была, — всхипнула Акана.
— Точно была?
— Талисман так и
упал с дыркой. Он был совсем горячий и только потом остыл в снегу. А вначале,
когда я хотела его поднять, он обжёг мне руку.
Вася разглядывал
талисман у себя в ладони. Он готов был поручиться, что это не камень, а кусочек
какого-то оплавленного острого металла, возможно даже стали, а дырочка в нём —
след от отлетевшей заклепки, быть может, той самой, что прожгла лед и утонула в
реке. А если так — и это был действительно кусочек металла с заклепкой — тогда
то, с чем он столкнулся, не было метеоритом, а было...
Впрочем, это
предположение показалось Васе настолько смелым, что он запретил себе даже об
этом думать. В конце концов мало ли какие бывают совпадения.
— Мы должны
найти то, что упало с неба раньше жёлтого человека, — сказал Вася Агаму и
вернул талисман девочке.
Акана, которая
все это время делала вид, что всхлипывает, получив талисман назад, приоткрыла
рот от удивления. Девочка была искренне удивлена и, судя по взгляду, который
она бросила на Васю, снова сочла его глупцом. Вначале мальчик-колдун всеми
силами отнимал у нее талисман, а когда все же угрозами получил его, то только
взглянул и сразу же отдал назад. Ну разве он не дурак после этого?
— Зачем нам
находить то, что упало? — спросил Агам.
— Тот, кто
найдет то, что упало в лесу, получит огромную власть, — сказал Вася. — Если,
конечно, то, что упало ещё лежит на прежнем месте.
— А что упало в
лесу? Дух Огня?
— Не знаю, —
сказал Вася, — но думаю, что то что упало, важнее для нас, чем Дух Огня.
— Жёлтый человек
тоже хотел это получить, — задумчиво сказал Агам. — А жёлтый человек ничего не
делает просто так.
— Агам, давай
найдём то, что упало! Ну пожалуйста! — воскликнула Акана, сообразившая, что
может загробастать что-нибудь ценное, если они найдут то, что упало из Верхнего
мира. Возможно, там будут какие-нибудь украшения или новые талисманчики. При
мысли об этом у Аканы от превкушения сжались пальцы, когда она представила себя
как будет надевать на себя талисманчики. И в её лице Вася получил мощного
союзника.
— А оружие там
может быть? — спросил Агам. — Мне нужен наконечник для нового копья.
Он взял у Аканы
её талисман с дырочкой и провел им по дереву. На стволе дерева остался длинный
резаный след — талисманчик был намного прочнее любого каменного ножа. Каменный
нож затупился бы от такого усилия, а стальная пластинка оставалось по-прежнему
острой.
— Хорошо. Мы
пойдем туда и постараемся попасть туда раньше лесных людей! — решительно сказал
Агам. — Я хорошо помню, в каком месте упал Дух Огня. Лесные люди думают, что
это было ближе к чаще, но мне кажется, что это случилось ближе к реке. Я тогда
залез на дерево и смотрел с его ветвей.
— Ты предлагаешь
поплыть туда по реке? — спросил Вася.
— Да, — сказал
Агам. — Примерно день, ночь и ещё один день плыть по реке, а потом за излучиной
сразу прямо. Но это только приблизительно. Возможно, нам придется искать то,
что упало с неба, несколько дней.
Они уже
подходили к плоту, как вдруг услышали вдалеке боевые крики. К ним мчались
лесные люди, а впереди жёлтый человек. Неизвестно, как они узнали об их
присутвии, должно быть Агам, возвращаясь, спугнул какую-нибудь птицу или
изменившийся ветер донёс до жёлтого
человека их голоса.
Преследователи
были уже на расстоянии двух полетов стрелы.
— Скорее на
плот, а потом сразу в воду, а то жёлтый человек убьет нас своими стрелами, —
крикнул Агам.
Забыв на берегу
всю свою провизию и едва похватав оружие, они вскочили на плот и вытолкнули его
от берега на середину реки. Здесь плот подхватило быстрым течением и понесло
вниз. Помня совет Агама, Акана и Вася прыгнули в воду, придерживаясь за плот
руками с той стороны. Они сделали это как раз вовремя. Не прошло и нескольких
секунд, как в бревна плота ударилось копье, а потом вонзилось две стрелы.
Лесные люди
стояли на берегу и кричали, размахивая над головой каменными топорами. Они были
плохими пловцами и не решались лезть в воду. К тому же плот быстро уносило
течением, а преследовать его по берегу они не могли, потому что вдоль реки
сразу же начинались болотистые заросли.
— Агам
перехитрил лесных людей! — крикнул мальчик. — Лесные люди глупее медведей, если
они думали догнать Агама!
О плот ударилось
ещё несколько камней, и Агам замолчал, чтобы не злить лесных людей. Плот исчез за изгибом реки, где камни уже не
доставали до них.
Жёлтый человек
стоял на берегу и смотрел им вслед. Его узкий рот застыл в зловещей и
угрожающей ухмылке.
ГЛАВА 8.
В ЛЕСНЫХ ДЕБРЯХ
—
А потом я увидел арбуз и говорю: “Ба, что я вижу, да это же арбуз!” Потом мы
съели его, а виконт мне и говорит: “Послушайте, барон, вы уверены, что это
арбуз? Разве у арбуза есть лапки?”
(из воспоминаний фон барона де
Капускинда)
Ночь, день и ещё
одну ночь плот плыл по реке вдоль чащи леса. Иногда лес заканчивался и им
попадалась большая равнина, краем выходившая к реке. Тогда они приставали к
берегу и охотились. Равнины и лес кипели жизнью, и местность вокруг изобиловала
дичью. Нередко можно было видеть, как на берегу, увивленно глядя на плот, стоят
пришедшие на водопой стада диких коз, аксисов (красивых белопятнистых оленей с
длинными трехконечными рогами) или сайгаков. Животные отрывали морды от воды и
провожали путешественников любопытными взглядами.
Однажды в реке
на пути их плота встретился гавиал, которого они сперва приняли за большое
притопленное бревно, и Агам хотел даже оттолкнуться от него копьем. Гавиал,
один из родственников нильского крокодила, но не крокодил, лежал на поверхности
воды, вытянув длинную морду и закрыв глаза. Должно быть он недавно подстерёг на
водопое антилопу и был сыт. В длину гавиал достигал пяти метров и перегораживал
собой добрую часть реки.
Когда край плота
коснулся его спины, гавиал нырнул и скрылся под водой. Только в этот момент
Агам и Вася сообразили, что это было не бревно. Им оставалось только
радоваться, что гавиал не атаковал их и не перевернул плот ударом своего
мощного хвоста, что ему ничего не стоило бы сделать при его величине. Агам
знал, что гавиал наделен огромной силой, а его зубы с легкостью справляются
даже с самыми прочными бревнами. Однажды к ним в племя приплыл охотник из
верховий реки и показывал свой плот, атакованный гавиалом. Три бревна из пяти
носили следы зубов гавиала, а край одного из бревен был вообще откушен.
Охотника спасло только то, что гавиал не догадался перевернуть плот.
Чем дальше они
сплавлялись вниз по реке, тем сильнее изменялась природа. Появлялись новые виды
животных, которых Агам никогда не видел прежде и которые казались ему теперь
волшебными сказочными существами. Тогда в той пересеченной местности, где льды
гор могли соседствовать с прекрасными цветущими равнинами и густыми
непроходимыми лесами, климат, ещё не сбалансированный, мог часто меняться.
Ледник то приходил, то уходил, а потом с океана начинали дуть долгие влажные
ветры, а то вдруг из-за туч проглядывало солнце и такое яркое, что трава в
окруженных горами долинах начинала тянуться вверх с невероятной
стремительностью. В некоторых местах поймы реки она достигала высоты двух с
половиной метров, и в траве можно было идти незамеченным, как в лесной чаще.
Все это
приводило к тому, что, соседствуя друг с другом, в одних и тех же долинах жили
разные виды животных, казалось бы совершенно несовместимые и не встречающиеся
теперь в одних географических поясах.
Ближе к вечеру,
в час заката второго дня, Вася сидел на краю плота, который медленно
покачивался на волнах реки и смотрел, как по берегу за их плотом неторопливо
идет мохнатый бровастый дриопитек[4], иногда при ходьбе опиравшийся на свои
длинные и мощные руки. Дриопитек чувствовал, что существа на плоту чем-то
похожи на него самого и это смутно беспокоило обезьяну, мозг которой все ещё
находился в глубоком сне. Иногда дриопитек останавливался и задумчиво смотрел
то на свою огромную ладонь, то на ладонь Васи, которой мальчик приветственно
махал ему.
В зарослях
молодого бамбука прыгали беспокойные макаки-резусы. Они верещали, повисали на
задних лапах над водой, кривлялись, а в шерсти некоторых самочек, плотно
вцепившись в нее, висели малыши, которых самка при ходьбе иногда придерживала
ладонью.
С рекой
соседствовали неглубокие тёплые притоки и множество заросших болотец, в которых
кричали выпи, плавали утки и стояли неподвижно жёлтого ловые журавли, а на
солнце, похожие на бревна, грелись крокодилы. Белые цапли летали над почти
неподвижной заводью разлившейся реки, покрытой лепестками отцветших каштанов и
диких яблонь. Надутые пестные фазаны целыми семьями сидели на ветвях вдоль
реки, и Агаму, когда они бывали голодны, несложно было подстрелить одного из
них из лука.
Впрочем, нужно
было быть осторожным. Последний раз, когда Агам нырял в воду за подбитой из
лука уткой, нога его задела что-то похожее на бревно. Это был огромный
крокодил, неподвижно лежавший на дне. Агам едва успел забраться на плот. С
плота они видели, как на поверхности показалась длинная полутораметровая морда
с крошечными глубоко посаженными глазками, которые подобно птичьим не умели
моргать, а только закрывались периодами полупрозрачной пленкой. Крокодил задел
плот боком, потом лениво приоткрыв пасть, подхватил с поверхности воды утку с
торчащей в ней стрелой и скрылся с ней под водой.
— Крокодил не
умрет, если проглотит стрелу? — спросил Вася.
— Крокодилы
проглатывают даже копыта и рога антилоп-нильгау, — со смехом сказала Акана,
наблюдая, как Агам грустно смотрит на оставшуюся у него единственную стрелу.
Они плыли ещё
несколько часов, когда река вдруг круто повернула и впереди послышался гул
небольшого водопада.
Агам подгреб
длинным шестом к топкому берегу, и плот уткнулся в сплетенные жадные корни
гигантской монстеры, которые тянулись к воде с верхних ветвей старого
эвкалиптового дерева, которое наклонилось над рекой под тяжестью лет.
— Дух Огня упал
в чаще примерно в дне хода отсюда, — сказал Агам.
— Но почему
лесные люди хотят искать его в другом месте? — удивилась Акана.
— Лесные люди не
видели того, чего видел Агам, когда сидел на дереве, — упрямо настаивал на
своем пещерный мальчик. — Дух Огня вначале и в самом деле упал в чаще, но потом
он снова поднялся под землей, пролетел какое-то время над вершинами деревьев, а
потом рухнул в лес недалеко от реки. И именно тогда раздался взрыв.
Слова “взрыв” в
языке Камышовых котов не было, и Агам передал его, внезапно разведя в стороны
руками и громко воскликнув “бам!” Речь первобытных племен была в большей своей
части звукоподражательной. Когда, например, пещерный человек хотел сказать, что
слышал вой волка, он выл как волк, а когда говорил о ржании дикой лошади или
реве зубра, то ревел как зубр или ржал как кусающихся жеребец во время брачной
схватки.
— Агам уверен,
что мы сможем найти, куда упал Дух Огня? — спросил Вася, обозревая непролазные
заросли на берегу. Деревья срослись в этом месте так плотно, что нужно было
буквально прорубать себе дорогу.
— Агам найдет
его, — сказал пещерный мальчик. — Агам будет идти вперед полдня, а потом влезет
на гигантскую секвою и посмотрит сверху, где кострище.
— Какое
кострище?
— Когда падает
Дух Огня, всегда бывает кострище, — сказал Агам. — Кострище — это след Духа
Огня.
Вася догадался,
что под кострищем Агам имеет в виду выжженный участок леса, оставшийся после
упавшего сверху огромного предмета. Хорошо ещё, что тогда была зима и все
покрывал снег, иначе мог бы произойти немалый пожар.
Целый день они
буквально продирали себе дорогу в густых зарослях у реки. С верхних веток
кричали попугаи, мелькали глумливые обезьяны, раскачивающиеся на лианах, как
вдруг птицы разом вспорхнули и обезьяны с воплями бросились по ветвям кто куда.
— Какой-то
хищник идёт по нашим следам! — сообщил Агам. — Он выбрал нас своей добычей.
Пещерный
подросток выставил острогу и приготовил каменный топор. Вася покрепче сжал свою
дубинку. Он уже несколько дней, как обзавелся массивной прочной дубинкой из
толстой ветки красного дерева. Если живёшь в каменный век, то нужно
соответствовать своему времени. В пещерные времена без дубинки и без каменного
топора человек не рискнул бы высунуть нос из пещеры, как сейчас люди не рискуют
выходить из дома без ботинок.
— Я боюсь! —
задрожала Акана, прижимаясь к Агаму. — Если это лев или махайрод[5], то он разорвет нас.
— Львы и
махайроды живут на равнинах. Здешние чащи слишком тесны для них, им не
пробраться, — успокоил её Агам. — Скорее всего это охотник на обезьян.
— Охотник на
обезьян? — переспосил Вася, и Агам кивнул.
В этот момент
где-то между побегами молодого бамбука мелькнул пятнистый бок и ощерившаяся
зубастая морда, и Вася догадался, кого Агам называл охотником на обезьянами —
это был ягуар.
Большая
пятнистая кошка прижималась брюхом к земле, хлестая хвостом по бокам. Ягуар
толкался мордой между стволами молодого бамбука, пытась пробиться к подросткам,
но стволы бамбука росли слишком тесно как сплошная стена и даже гибкая кошка не
могла сквозь них протиснуться. Тогда ягуар яростно зарычал, показав мелкие
острые клыки, и попытался раздвинуть бамбук ударами тяжелых когтистых лап, от
которых побеги гнулись и расщеплялись.
Агам, ловко
просунувшись вперед, кольнул ягуара острогой. Хищник отпрянул и попытался
ударить по остроге лапой. Понимая, что тогда он обломит наконечник или сломает
древко, Агам быстро отдернул острогу.
Ягуар зарычал и
несколько раз лизнул неглубокую рану на плече, а потом, разбежавшись, прыгнул
на гибкие стволы бамбука, надеясь, очевидно, что они треснут под его тяжестью.
Но заросли бамбука выдержали и, подобно катапульте, отбросили ягуара в кусты
медвежьей колючки. Когда же ягуар навалился на бамбук, Агам снова сумел слегка
кольнуть его острогой.
Уколы не были
очень болезненными, да и острога не была предназначена для такого крупного
хищника, но ягуар был порядком озадачен. Обычно он не привык, что дриопитеки
или макаки-резусы оказывают ему такое сопротивление и наносят раны. Ягуар не
был очень голоден и задумался, не поискать ли ему добычу полегче.
А тут ещё Вася,
щелкнув зажигалкой, поджег заранее приготовленный факел и когда ягуар в
очередной раз сунулся к бамбуку, бросил факел, опалив слегка шерсть на боку.
Ягуар взвыл и
бросился в чащу.
— Если бы не
стволы бамбука, ягуар не ушел бы без добычи, — заметила Акана. — Стволы бамбука
спасли нам жизнь.
— Агам смелый и
мальчик-охотник тоже смелый! Ягуар привык нападать только на убегающую добычу.
Охотник за обезьянами слишком глуп и труслив, чтобы справиться с человеком! —
гордо сказал Агам.
Вечером, когда
Тот, Кто Зажигает Костер Солнца, вновь закончил свою дневную работу, Агам, Вася
и Акана расположились на ночлег в глухой чаще.
— Завтра утром
Агам влезет на самое высокое дерево и найдет кострище Духа Огня, — уверенно
заявил мальчик.
— Только вначале
Агам, Акана и Вася должны пережить эту ночь, — тихо сказала девочка.
Темные заросли
вокруг них, окутанные мраком, были полны жизни. Шелестели лианы, постукивали
друг о друга пустотелые стволы бамбука. Где-то кричала ночная птица, заухал
жёлтый филин, выходили на охоту ночные зверьки виверры, выползали из гнезд
многометровые бесшумные питоны, обладавшие поистине бесконечным терпением и ударом
хвоста, способным свалить с ног небольшую антилопу. В отдалении зарычал ягуар,
а потом послышался визг раненой обезьяны. Видимо ягуар, тот которого они видели
или же другой, все же нашел себе добычу. Дикие собаки дхоли лаяли и грызлись на
опушке леса, готовясь отправиться на ночную охоту.
Васе стало не по
себе. На заре ХХI века принято восхищаться зверями и заносить их в Красные
книги, но за тридцать тысяч лет до этого расстановка сил на Земле была совсем
другой, не в пользу человека. Где-то рядом слышались угрожающие низкие рыки, и
треск сухих ветвей — быть может, это выходила на промысел чета махайродов или
это просто не знающий границ в своей ярости дикий кабан проламывался через чащу
вместе со своим большим стадом.
— Мы должны
развести огонь, чтобы Дух Огня прогнал зверей, — прошептала Акана.
— Сейчас нет
тумана, и дым от нашего костра смогут увидеть лесные люди, — возразил Агам.
— Лесные люди
далеко. Они не могли так быстро пробраться через чащу и сейчас, наверное, в
одном переходе отсюда, — сказала Акана.
— Жёлтый человек
— хитрый человек из умного племени. От него всего можно ожидать. Агам не
доверяет желтому человеку, но он разведет костер, если этого хочет Акана, —
подумав, ответил Агам.
Вскоре между
стволами гигантстких баньянов, каждый из которых в свою очередь был как целый
лес, замерцал маленький огонек костра, а около костра на поваленом бревне
замерли три колеблющиеся человеческие тени. Иногда из зарослей выглядывала
любопытная бородатая морда дриопитека, или светились отблесками костра умные
грустные глаза лани, а уже под утро мелькнул неподалеку жёлтый массивный бок
самки саблезубого тигра, которая возвращалась с охоты, волоча зо собой убитого
оленя-аксиса. Тигрица покосилась на костер, резавший ей глаза, прорычала глухо
— в пасти у неё была задняя нога оленя и проволокла свою добычу дальше в
заросли.
Агам знал, что
махайрод затащит добычу на дерево и спрячет среди ветвей, а потом две или три
ночи будет приходить к ней и кормиться. Должно быть где-нибудь неподалеку в
дупле гигантсткого баньяна у тигрицы были спрятаны двух или трех недельные
котята, которым она и несла оленя.
Махайроды
охраняли дупло поочереди, пока другой охотился, хотя тигрица не очень доверяла
своему самцу, считая, что он сам вполне способен сожрать её детей. Когда котята
были совсем маленькими, тигрица не подпускала самца к дуплу и кусала его, а он,
не понимая, что происходит, озадаченно рычал. Потом махайрод отправлялся на
охоту и к утру возращался с убитой дикой свиньей или косулей. Голодная тигрица
выскакивала из дупла и, не испытывая никакой благодарности, вырывала у самца
его добычу и жадно терзала мясо.
Первые десять
дней она не решалась оставить котят и иногда в тревоге начинала перетаскивать
их с места на место: из дупла в яму под корнями, из ямы в заросли бамбука, а оттуда
снова в дупло. Когда же саблезубый тигр попытался озадаченно понюхать те
странные мяукающие комочки, которые его самка с такой настойчивостью таскала в
зубах, тигрица клыками в ярости прокусила ему плечо, и тигр, которому природа
запрещала кидаться на самок, озадаченно попятился, зализывая рану.
Теперь же, по
прошествии некоторого времени, когда у котят открылись глаза и они сосали уже
не только её молоко, но ели уже и маленькие кусочки мяса и пытались деснами с
прорезавшимися зубками терзать оленьи кости, тигрица успокоилась и уже сама
порой отправлялась на охоту, когда её сытый самец спал на дереве где-нибудь
неподалеку от дупла. К детям он не подходил и мало интересовался ими, разве что
отталкивал их лапой со втянутыми когтями, когда какой-нибудь расшалившийся
котенок пытался вцепиться ему в спину, пробуя молодые клыки.
Впрочем, когда
однажды один из котят выбрался из дупла и им заинтересовалась гиена,
вертевшаяся поблизости в надежде на добычу, саблезубый тигр спрыгнул на гиену
сверху и сломал ей позвоночник мощным ударом лапы.
Но хватит о
махайродах. Их век на земле, продолжавшийся несколько миллионов лет, давно уже
прошёл, и только их дальние родственники — современные дальневосточные тигры —
изредка ещё напоминают нам об этих грозных и сильных зверях, когда-то
властвовавших на равнинах Европы и Азии и уступавшим дорогу только мамонтам и
пещерным медведям и почти равным по силе красным львам...
Ночью Вася, Агам
и Акана дежурили у костра поочереди, пока двое спали, один подбрасывал в костер
все новые и новые сухие сучья, чтобы пламя ни на минуту не погасало. Вдали,
ближе к равнине, жались шакалы и гиены, пришедшие сюда следом за махайродом и
жадно слизывающие с травы капли оленьей крови. В вое шакалов и гиен слышалась
жалоба — они словно предчувствовали, что тигр затащит добычу на дерево и будет
её охранять.
Один из шакалов
сунулся было к костру, но Агам метко запустил в него камнем, который угодил
шакалу по носу, и зверь с воем убрался в заросли.
Хотя шакалы и
были по размеру только немного мельче современных овчарок, Агам не боялся этих
трусливых пожирателей падали и дитенышей, как не боялся Агам и волков. Пещерные
люди привыкли сталкиваться с хищниками куда более страшными и крупными, чем эти
древнейшие предки собак и нередко выходили из этих схваток победителями.
Агам дежурил
последним, перед рассветом. Мальчик-колдун и Акана спали рядом на одной шкуре,
и Акана во сне обняла одной рукой мальчика-колдуна, очевидно, чтобы согреться.
Агаму это не понравилось, и он убрал руку спящей Аканы с груди мальчика-колдуна.
— Акана будет
женой Агама! — пробормотал он, исптывая к этой девочке смутную нежность. В
последние дни, которые все трое подростков провели вместе, Агам начинал немного
ревновать Акану к Васе.
Акана часто
ссорилась с мальчиком-колдуном или дразнила его, но Агам чувствовал, что Акану
восхищает его слишком белая кожа и те странные книги с заклинаниями, которые
мальчик колдун иногда перелистывал по вечерам и в которых были очень странные
рисунки каких-то странно одетых воинов и неведомых зверей.
Агам чувствовал,
что племя мальчика-колдуна намного мудрее и намного больше знает, чем даже
племя жёлтых людей, хотя сам мальчик-колдун должно быть не был самым
сообразительным представителем своего племени и не мог даже сделать из камня и
палки нормального копья.
Иногда
мальчик-колдун, особенно когда немного освоился с языком, рассказывал Агаму и
Акане о своем племени и многое из того, что он говорил, казалось совершенно
невероятным. Он говорил, что его племя может летать по воздуху и ездить по
земле на повозках с колесами. Так же он говорил, что Того, Кто Зажигает Костер
Солнца не существует, и на самом деле это раскаленный сгусток очень плотного
газа, вокруг которого в пустоте перемещается Земля.
Агам и Акана
слушали это с интересом, но слушали как сказку, не веря ни единому слову.
Иногда фантазии мальчика-колдуна пробуждали желание сочинить что-нибудь даже в
молчаливом Агаме, и Агам начинал рассказывать, как однажды он убил трех
мамонтов и двух саблезубых тигров, или метнул в лань копье на сто локтей с такой
силой, что проткнул её насквозь.
Акана начинала
смеяться и говорить, что всё это неправда. Придуманные истории Агама были ей
понятнее, чем путанные истории мальчика-колдуна, и она слушала их с неменьшим
удовольствием.
— Если Агам
такой могучий воин, что один убил трех мамонтов, то почему об этом не узнал
никто в племени? Агама бы сразу сделали вождем, — насмешливо говорила Акана.
— Мамонты были
слишком тяжелыми, и Агам не смог дотащить их, — горячо оправдывался мальчик,
который сам уже начинал верить в свои истории.
— Если Агам не
мог дотащить убитых мамонтов, то почему он не отрубил кончики их хоботов и не
принес их в племя? Тогда бы Агаму поверили, и мужчины из племени помогли бы ему
разрубить туши, — быстро находила довод Акана, снова ставя первобытного
фантазера в тупик.
Раз за разом она
отсекала все выдумки Агама о том, что мамонты упали в болото и утонули или их
съели грифы и в конце концов выдвигала убийственный по своей силе аргумент:
— Если Агам и в
самом деле такой могучий воин, то почему он не убил ни одного мамонта на глазах
у Аканы, когда мамонты шли на водопой? Или, может быть, Агам придумал все про
свою силу и не знающее промаха копье?
И вот теперь
Агам долго смотрел на спящую Акану, а потом укрыл её одной из шкур и подбросил
в костер несколько новых поленьев. Возможно, это была первая нежность пещерных
времен, которую когда-либо проявил пещерный мальчик к пещерной девочке...
Но вот Тот, Кто
Зажигает Костер Солнца, приступил к своей обычной утренней работе, и верхушки
леса посерели. Рассветало. Агам забросал костер землей, и разбудил друзей.
Вася спросонья
уставился в небо, в котором ещё серели ночные звезды. Рассвет еле-еле
занимался. Должно быть, было часа четыре утра. Он зевнул и прикрыл ладонью рот.
В последние дни он привык ложиться спать с восходом луны и вставать с воходом
солнца, как это делали пещерные люди, не знавшие иных часов, кроме солнца и
луны.
— Пора искать
жилище Духа Огня, — сказал Агам. — Скоро станет совсем светло.
Агам огляделся,
выискивая самый высокий баньян, а потом стал ловко карабкаться по его
шероховатой коре, обхватив ствол руками, пока не добрался до первых тонких
ветвей. Быстро взлетев по ветвям баньяна на его вершину, возвышавшуюся над
лесом на высоте почти семиэтажного дома, Агам взглянул вниз. Акана и мальчик-колдун
с такой высоты казались совсем крошечными, и Агам знал, что если он сейчас
сорвется, то разобьется насмерть, упав прямо на побеги бамбука, которые
проткнут его насквозь. Но Агам не боялся упасть, уверенный в своей ловкости и
силе своих рук. Он, балансируя, встал на ветке, придерживаясь рукой за ствол и
прикрыв козырьком ладони глаза от солнца, огляделся.
Перед ним на
много сотен тысяч локтей раскинулся лес, к которому примыкала обширная равнина.
Вдали петляла река, а ещё дальше начинались уже знакомые им горы, за которыми в
десятке дней пути было стойбище его родного племени.
Но сейчас Агама
интересовало не это, а то что происходит поблизости. Он всматривался в вершины
деревьев, ища кострище Духа Огня. Шрам от кострища не должен был ещё зарости,
потому что после падения Духа Огня прошло всего два или три месяца.
И наконец Агам
увидел то, что искал. В нескольких часах хода от них примерно в двух руках по
восходу солнца он увидел, что лес внезапно расступился, а деревья повалены
примерно на расстоянии нескольких сотен локтей, как будто сквозь них
проламывался какой-то огромный зверь. На краю же поляны стволы деревьев стояли
обожженые, как воткнутые в землю вокруг костра прутья.
Агам догался,
что это и есть место падения Духа Огня, низвергнутого из Верхнего Мира за
непокорность.
Мальчик хотел
уже спускаться, как вдруг резким внезапным порывом ветра баньян качнуло, и
Агам, не удержавшись за ствол, едва не упал вниз. Но он успел ухватиться руками
за сук и повиснуть на нём, переводя дыхание. Ещё немного и его тело лежало бы у
корней гигантского дерева, в нескольких местах проткнутое побегами бамбука,
которые проростали бы сквозь его ребра со скоростью одного пальца в день.
Бамбук растет
очень быстро, однажды Агам уже видел скелет оленя, сквозь ребра которого пророс
бамбук. Скелет не носил на себе следов охоты, вероятно, олень просто забрел в
чащу, застрял рогом в ветвях дерева и так и не смог вырваться, пока совсем не
обессилел. А потом бамбук завершил дело, и теперь в черепе оленя жили небольшие
древесные змейки.
Агам осторожно
стал спускаться. Баньян раскачивался от ветра, и спуск занял у мальчика вдвое
больше времени, чем подъем. Приходилось нащупывать ветви или неровности коры
пальцами ноги, а потом уже острожно переносить на них вес тела.
Но вот, наконец,
Агам спрыгнул вниз и, вытирая со лба пот, остановился рядом с Аканой и
мальчиком-колдуном.
— Мы видели, как
Агам едва не разбился, — сказал мальчик-колдун. — Агам хотя бы обнаружил
что-нибудь, ради чего стоило рисковать жизнью?
— Агам нашёл
место падения Духа Огня. Агам покажет дорогу, — и, подняв с травы гарпун, корье
и лук, пещерный подросток первым пошёл сквозь заросли.
ГЛАВА 9.
НЕОЖИДАННАЯ НАХОДКА
“Интересно, для кого из нас это больший
сюрприз?” — спросил фон барон де Капускинд, когда застигнутый врасплох у королевы, он был брошен в клетку
к спящему льву.
(из историй о фон бароне де Капускинде)
Дорога к месту
падения Духа Огня заняла больше времени, чем рассчитывал вначале Агам. На пути
им попалось топкое болото, разосшее кувшинками и камышом, из которого доносилось
басистое кваканье красных лягушек, а на поверхности больших листьев, сливаясь с
ними и чувствуя себя в безопасности, лежали болотные ящерицы. Воздух ещё не
достаточно прогрелся для них, и холоднокровные ящерицы были пока неподвижны. Из
топи торчали стволы гнилых деревьев, обвитые побегами монстер и диких
традесканций, больших любительниц влаги.
При приближении
людей в воду из зарослей пугливо скользнула полуметровая змея, гревшаяся на
солнце.
По топи на
длинных ногах ходила крупная белая цапля и, спасаясь от нее, лягушки прыгали в
трясину. Но одна замешкалась, отвлеченная большой стрекозой, и цапля убила её
точным ударом острого клюва, а потом проглотила целиком, отчего её шея на
мгновение раздулась.
Заметив людей,
цапля пугливо взлетела и, едва не задев Акану длинными поджатыми ногами,
унеслась в камыши. Это был хороший шанс для удачной охоты, но Агам не обратил
на цаплю внимания. Сейчас его беспокоило другое.
— Агам,
мальчик-колдун и Акана не смогут пройти через трясину. Трясина расступится и
поглотит их, — уверенно заявил пещерный подросток, потрогав топь острием копья.
— Мы можем
обойти болото и чем дальше, тем лучше, — предложил Вася, раздавивший только что
на своей щеке нескольких крупных комаров, заинтересовавшихся путешественником
из будущего.
— Болото тянется
на много локтей со самой реки, а с другой стороны до равнины, — возразил Агам,
видевший болото сверху с баньяна.
— Так что же нам
делать? — спросила Акана.
— Обойти болото
по равнине. Мы потеряем время до полудня, но это единственный путь, — сказал
Агам и тронулся вдоль топкого берега.
Чем ближе к
равнине, тем больше встречалось им оленей и стад диких лошадей. Некоторые жадно
лизали большие камни, во впадинах которых оставались ещё крупицы соли от
когда-то отошедшего отсюда моря.
Но внезапно
олени и лошади встревожились и испуганно бросились на равнину, где их быстрые
ноги помогли бы им спастись. Олени мчались с головокружительной быстротой, их
головы с большими рогами были откинуты назад, а ноги грациозно отталкивались от
земли так, что казалось, что олени не бегут, а летят по воздуху.
Только молодая
лань с оленёнком, видимо, недавно родившимся, отстала, подталкивая своего
шаткого на ножки малыша мордой и издавая тревожные звуки. Малыш еще не научился
ходить и каждый раз, вставая, тотчас падал. Из леса появился чёрный медведь,
немного меньше по размеру, чем его пещерный сородич, но почти не уступающий ему
в силе. Чёрный медведь бежал к самке вперевалку, уверенный в своей мощи. Он
собирался полакомиться нежным мясом только что родившегося оленёнка.
Тогда на зов
лани от стада отделился и вернулся гибкими прыжками вожак, большерогий красавец
с тонкими ноздрями. Прикрывая лань и оленёнка, он затрубил и, встав между
олененком и медведем, выставил рога с острыми окончаниями.
Медведь на
секунду приостановился, взвешивая нового противника, но потом сосредоточенно
двинулся вперед, чуть забегая с боку и пытаясь отрезать оленёнка от лани и её
защитника. Медведь не трусил, просто ему хотелось получить более лёгкую и
вкусную добычу причем безо всяких усилий.
Чёрные гладкие
бока медведя лоснились, а лапы с острыми когтями, которые медведь переставлял
чуть вкривь, оставляли в земле длинные борозды, благодаря которым следы медведя
мало с чьми можно было спутать. На морде чёрного медведя, чуть выше желтоватых мощних
клыков, было белое пятно — должно быть след старой раны, шерсть на которой
поседела.
Это был сильный
старый самец, видимо, отдающий предпочтение мясу, а не многочисленным ягодам и
кореньям, которые можно было найти в лесу в это время года.
Самка тем
временем изо всех сил старалась помочь олененку подняться на ножки, что тому
уже почти удалось. Он встал и сделал несколько неуверенных шажков. Пройдет ещё
несколько минут, и он сможет бежать за своей матерью вслед уходящему стаду.
Но медведь был
уже совсем близко и двигался олененку наперерез, низко рыча на ходу и то и дело
поднимаясь на задние лапы. Старый хищник знал, что он делает. Если ему удасться
напугать взрослого оленя, за ним убежит и лань и оленёнок достанется ему безо
всякой борьбы.
Но большерогий
олень понял маневр медведя и снова встал между ними, прикрыв оленёнка.
Благородное животное затрубило и стало взрывать передним копытом траву, словно
бросая медведю вызов.
Олень уже почти
предчувствовал свою смерть, но не собирался отступать. Его большая голова с
острыми ответвлениями рогов была наклонена к земле, а могучая спина напряжена,
так что видны были связки мускулов на холке. Вдоль груди оленя шла беловатая
полоса, повторявшаяся потом на коротком хвосте. Олень-самец мог легко убежать,
его ноги унесли бы его прочь и он мог легко спастись, как это сделало все
стадо, но инстинкт заставлял его остаться и сражаться до конца.
Медведь,
разъяренный тем, что ему мешают, побежал прямо на оленя, норовя забежать
немного вбок, а потом вцепиться оленю клыками в шею, своей массой свалить его с
ног и задрать. Так он делал всегда, и эта тактика не знала поражений.
Но олень был
опытен и хорошо знал повадки медведей, он бросился вперед и вонзил острые
отполированные во многих схватках отростки рогов в грудь медведю, который как
раз встал в этот момент на задние лапы. Раненый медведь глухо зарычал и сломал
левый рог оленя ударом лапы.
Олень, у
которого в молодых рогах проходил живой нерв, от боли упал на колени передних
ног и жалобно закричал. Но его левый уцелевший рог, так глубоко застрял в груди
медведя, погрузившись туда почти на пять пальцев, что олень даже не мог сам его
вытащить.
Истекая кровью,
разъяренный медведь откинулся назад, освобождаясь от рога, а потом набросился
на не успевшего ещё подняться оленя и вцепился клыками ему в горло. Оленю
удалось подняться на ноги и, волоча за собой медведя, сделать несколько
подламывающихся шагов, хотя ноги его теперь ослабели и стали шаткими, как у
новорожденного оленка. Чем сильнее сжимал медведь свои клыки, тем больше жизни
уходило из оленя. Благородное животное почувствовало уже свою смерть.
Напоследок олень ещё сумел с величайшим усилием обернуться и увидел, как лань
убегает за стадом, а за ланью на своих резвых ножках уже бежит маленький
олененок, как будто сила большого оленя, отдавшего за него жизнь, перешла к
нему.
Неизвестно,
понял ли олень, что его род продолжится или нет, но он со смиренной силой, как
подрубленное дерево, упал на бок. Из разорванной артерии на его шее хлестала
кровь. Когда туша оленя вздрагивать, черный медведь поднялся и сделал несколько
шагов в сторону леса.
Он и сам был
тяжело ранен, рог оленя глубоко ушел ему в грудь и самый кончик обломленного
рога всё ещё был там. Медведь почувствовал, что слабеет. Увидев вынырнувшую из
леса на запах крови стаю волков, медведь с величайшим трудом подошел к туше
оленя, полный решимости защищать свою добычу и в последний раз в жизни глухо и
грозно зарычал. Потом он упал на тушу оленя, обхватив её лапами и уже больше не
шевелился. Волки, осторожно принюхиваясь и готовые отскочить при первом же
движении медведя, подкрадывались всё ближе, поджав хвосты. Но медведь был уже
мертв.
Агам, Акана и
Вася, наблюдавшие эту схватку от болота, были поражены всем увиденным. У Аканы
на глаза даже навернулись слезы, девочке жаль было отважного оленя, который
отдал свою жизнь за олененка.
— Не надо
грустить! Олень умер в бою, убив более сильного противника. Его кровь будет
продолжена в его роде, — торжественно сказал Агам. — Теперь дух оленя
отправился в Верхний Мир, где он будет пастись на богатых пастбищах с сочной
травой и пить прохладную воду свежих рек.
Вскоре Агам
повернул в сторону, противоположную болоту и углубился в чащу.
— Ты уверен, что
мы не сбились с дороги? — то и дело повторяла Акана, но Агам, ничего не
отвечая, уверенно шёл вперед, разводя руками многочисленные лианы, свисавшие с
влажных древесных стволов.
Внезапно лес
расступился, и они вышли на поляну. Деревья на этой поляне были повалены, и
только их обожженные стволы торчали из оплавленной земли. Это был страшный шрам
на теле леса, который ещё долго не должен был зарости.
Если на краю
поляны многие стволы деревьев стояли прямо, хотя и лишённые верхушек, ближе к
центру все деревья были повалены, а в земле виднелась глубокая выбоина около
десяти метров в ширину и четырех метров в глубину.
Над поляной
висела зловещая тишина, здесь не было ни птиц, ни животных, даже трава не
пробивалась из оплавленной земли. Воздух и тот, казалось, замер и остановился.
Акана достала
маленький стальной талисман с дырочкой и что-то забормотала. Вася разобрал
только, что девочка просит Духа Огня не гневаться на них и позволить взглянуть
на себя.
Агам приготовил
копье. Он не боялся ни тигров, ни мамонтов, ни пещерных медведей, хотя они и
были огромными и крыкастыми, мальчик знал, чего можно от них ожидать — здесь же
им противостояла какая-то новая, мощная сила, страшная как сама неизвестность.
Агам видел, как силён Дух Огня, свидетельством тому были поваленные обугленные
стволы и кратер в земле, который не прорыли бы своими бивнями и сто мамонтов.
— Пусть
мальчик-колдун идёт первым. Он умеет разговаривать с духами, это он привёл нас
сюда! — прошептала Акана, удерживая Агама за руку.
Они стояли на
краю поляны у первого дерева со сломанной верхушкой и не решались шагнуть
вперед.
Вася пожал плечами
и более или менее решительно ступил на поляну, хотя в глубине души и сам
испытывал смутную тревогу перед неизвестностью.
Когда его босая
нога коснулась оплавленной земли, мальчику показалось, что он наступил на горячий
лед. Иного сравнения быть не могло, потому что земля на поляне была тёплой как
только что положенный асфальт и скользкой, как лед на катке.
Вася даже
присвистнул, представив, какой температуры должен был быть этот свалившийся с
неба метеорит, если он так прожёг землю даже сквозь снег и оплавил её. Здесь
речь шла даже не о тысяче градусов, а по меньшей мере о десятке тысяч.
Мальчик дошёл до
выбоины в центре поляны и, осторожно наклонившись, чтобы не упасть, заглянул
вниз. Котлован был около трех метров глубиной, с неровными краями, прорезанный
в земле как будто наискось, под углом падения, который можно было прочертить
воображаемой линией от срезанных верхушек деревьев до самого предмета, тускло
поблескивавшего на дне ямы.
Вася увидел
покоробленную взрывом стальную поверхность, довольно гладкую, с целым рядом
металлических блестящих клепок. Предмет, насколько можно было судить по
выглядывавшей из земли части, был продолговатым, дисковидной формы и с
палубными надстройками. Прямо на мальчика смотрел наглухо закрытый люк.
Теперь у Васи
уже не оставалось сомнений. То, что лежало сейчас перед ним, могло иметь только
одно происхождение — это был потерпевший крушение в земной атмосфере и
свалившийся в джунгли корабль инопланетян.
Васе и раньше
приходилось слышать, что когда-то, если верить преданиям и наскальным рисункам
древних людей, инопланетяне уже посещали Землю, но никаких научных
доказательств этому не существовало. И вот теперь перед ними было оно — первое
научное доказательство того, что человечество не одиноко во Вселенной.
Очевидно, удар о
землю и последовавший за этим взрыв главного двигателя не оставил пилотам этого
небольшого корабля пришельцев ни единого шанса выжить. Это доказывал и наглухо
закрытый люк. Никто не покидал корабль после его падения в джунгли. “Значит,
тела инопланетян, — подумал Вася, — и сейчас ещё должны находиться там...” И
мальчику стало не по себе...
Так вот в чем
скрывалась загадка Духа Огня, низвергнутого из Верхнего Мира после ссоры с Тем,
Кто Зажигает Костер Солнца...
* * *
Увидев, что
мальчик-колдун неподвижно стоит у ямы, смотрит вниз и не делает попыток
убежать, Агам и Акана, осмелев, приблизись к нему и замерли рядом.
— Это Дух Огня?
— робко спросил Агам, показывая на странный предмет наконечником копья.
— Это жилище
людей со звёзд, — ответил Вася.
— Но разве на
звёздах есть люди? — усомнился Агам.
— Каждая звезда
— это огонь, который разжигает Один из Тех, Кто Разводит Костер Солнца, —
выпалила внезапно Акана и замолчала, сама пораженная своим предположением.
— Но Солнце
большое, а звёзды маленькие, — возразил Агам. — Я думал, звёзды — это искры
Огня Того, Кто Разводит Костер Солнца.
— Каждая звезда
— это отдельный костер. Искры не могут каждую ночь висеть неподвижно в одном и
том же месте. Они бы упали и потухли, — сказала Акана, выстраивая первую в истории
человечества астрономическую теорию.
— Но почему
тогда Солнце такое большое? — все ещё сомневался Агам.
— Это потому,
что Солнце самая близкая к нам звезда, — ответил Вася.
Агам надолго
задумался, глядя как отблескивает покоробленный корпус корабля пришельцев на
дне развороченной взрывом ямы.
— Мальчик-колдун
говорит правду, — наконец признал он. — Дальний огонь кажется нам маленьким,
даже если он большой, а ближний огонь кажется нам большим, даже если он совсем
маленький. Агам уже думал над этим. Даже мамонт, если он на расстоянии тысячи
локтей кажется таким крошечным, что можно прихлопнуть его ладонью как
жука-усача.
Вася наконец
решился спуститься к космическому кораблю пришельцев. Он опёрся на край ямы в
более мелкой её части и спрыгнул вниз, едва удержавшись на ногах, а потом
осторожно подошел к его стальному борту.
Впрочем,
говорить о борте звездолета как о стальном можно было только условно. Чем
дольше Вася его разглядывал, тем сильнее сомневался, что это действительно
сталь. Скорее всего это был какой-то другой, совершенно иного молекулярного
состава сплав, напоминавший сталь только своей прочностью и блестящей
поверхностью.
Даже сильный
взрыв и падение не оставили на поверхности звездолета каких-либо серьезных
повреждений. Скорее всего пришельцы, находившиеся внутри, погибли не от
разгерметизации и не от взрыва, а просто от сильного удара об землю.
Вася осторожно
присел на корточки и дотронулся до поверхности звездолета инопланетян ладонью.
Поверхность была прохладная, совсем не разогревшаяся от лучей солнца. Вася
легонько стукнул по ней кулаком и понял, что сталь очень прочная и толстая,
предназначенная для долгих космических перелётов от звезды к звезде. Мальчик
подумал, что он первый в истории человечества видит так близко космический
корабль пришельцев и преисполнился гордости. Жаль только, он навсегда останется
в прошлом и никому не сможет рассказать об этом.
Агам,
убедившись, что с мальчиком-колдуном не случилось ничего ужасного, спрыгнул
следом за ним и через несколько минут, видя, что корабль неподвижен и лежит как
простой камень, преисполнился мужества и даже решился наступить на стальной
борт звездолёта, как на поверженного зверя.
— Агам сильный!
— гордо крикнул он. — Агам подбил эту огромную птицу стрелой! Агам победитель,
попирающий упавшего с неба Духа!
И разошедшийся
пещерный подросток, которому и этого показалось мало, стукнул по люку каменным
топором.
Внезапно изнутри
послышался низкий гул и вакуумное шипение. Люк звездолёта приоткрылся, сбросив
с себя Агама. Пещерный подросток в ужасе завопил и бросился бежать вверх по
склону, крича, что не хотел обидеть Духа, а только пошутил.
Вася и сам был
напуган, хотя и не трогался с места. Он ожидал, что люк вот-вот откинется ещё
шире и покажется инопланетянин, но ничего подобного не произошло.
Люк так и
остался приоткрытым, словно приглашая в неисследованные недра корабля. Из
отверстия доносилось едва слышное шипение и поднимался лёгкий пар, возникший
из-за перепада давления при срабатывании каких-то приборов внутри звездолета.
Мальчик догадался, что люк открылся сам собой, когда Агам ударом топора
задействовал какую-то сложную внутреннюю автоматику звездолета.
Прошла ещё
минута, и внутри корабля само собою вспыхнуло синеватое ровное свечение,
осветившее и люк и всю яму внезапным ярким потоком, что заставило Акану и Агама
заорать ещё громче и надолго скрыться в зарослях.
Впрочем, Вася
почти забыл о своих спутниках. Он уже был уверен, что почти все приборы и узлы
звездолета, управляемые скрытыми внутри датчиками, не были повреждены при
падении, и теперь вновь, пробужденные от бездействия открытием люка и
изменением давления, возвращались к прерванной работе.
Вася осторожно
приблизился к люку и, облокотившись руками на корпус корабля, всмотрелся
внутрь. Так как звездолет был перевернут носовой частью вниз, то всё, что
мальчику удалось разглядеть, было тоже развернуто под углом так, что потолок и
пол заняли место стен. Он увидел длинный шлюзовой тоннель, освещённый ярко,
почти до рези в глазах. Тоннель состоял словно из поперечных спиральных колец,
соединённых тесно и без стыка.
Синеватый свет
пробивался, казалось, из самих стен без видимого источника. В самом центре
тоннеля он преломлялся в прозрачной, почти зеркальной перегородке, которая,
однако, была прочной, если выдержала удар корабля о почву.
Уже по размерам
шлюзового тоннеля Вася догадался, что потерпевший крушение звездолет пришельцев
был намного больше, чем могло показаться на первый взгляд. Вася мог
предположить, что корабль, практически не поврежденный, уходит под землю на
много десятков метров.
Постепенно страх
прошёл, и его место заняло любопытство. Вот бы рискнуть пробраться на корабль
пришельцев, сколько интересного он смог бы увидеть и сколько неведомых тайн
открылось бы ему! Но один спускаться вниз по наклонной стене звездолета Вася
пока не решался. Вдруг люк закроется и он навсегда останется внутри? Кто знает,
что взбредёт в голову автоматике инопланетного звездолёта и какой отличной от
земной логике она подчиняется.
Вася подумал,
что неплохо было бы иметь под рукой Агама, который бы подстраховал его на
случай, если люк захлопнется или вытащил бы наружу, если стенки окажутся
слишком скользкими и он не сможет выбраться самостоятельно.
— Агам! — позвал
он. — Агам!
Тишина. Ни
звука.
— Агам! — снова
закричал Вася, на этот раз вдвое громче. — Ты где?
Он проорал минут
пять, пока сверху, от края ямы донесся шорох и показалась голова Агама. Видимо,
пещерный подросток едва скрывал ужас и увидев, что загадочный свет из люка все
ещё пробивается, снова попытался удрать.
— Агам боится
жилища Духа Огня? — засмеялся Вася, надеясь сыграть на бахвальстве пещерного
жителя.
— Агам ничего не
боится! — дрожащим голосом отозвались сверху, и в яму посыпалась земля.
— Тогда почему
Агам не спустится вниз?
— Агам не хочет
злить Духа Огня. Дух Огня убьет Агама, если Агам приблизится.
— Тогда почему
Дух Огня не убивает меня?
— Мальчик-колдун
знает заклинания, он в сговоре с Духом Огня, — услышал Вася пугливый голос
Аканы. Должно быть девочка тоже решилась выйти из зарослей и пробралась к яме,
а это был уже хороший знак.
— Мальчик-колдун
обещает Агаму и Акане безопасность. Агам и Акана должны помочь мальчику-колдуну
спуститься в жилище Духа Огня, — крикнул он.
Наверху
задумались. Акана и Агам о чем-то перешептывались, видимо взвешивая степень
опасности.
— А мальчик-колдун
поделится с Агамом и Аканой сокровищами, которые он найдет в жилище Духа Огня,
если Агам и Акана помогут ему? — спросила наконец Акана, и Вася понял, что она
колеблется.
“Как хорошо, что
она жадина. Жадин всегда просто уговорить,” — подумал он.
— Мальчик-колдун
даст им половину всего, что найдёт, — пообещал он. — Но если Агам и Акана не
спустятся сейчас же в яму и не сделают того, что он им скажет, мальчик-колдун
натравит на них Духа Огня и Дух Огня разыщет их, если даже они спрячутся в лесу
или нырнут в реку.
Пошептавшись,
Агам и Акана спустились вниз, с ужасом поглядывая на открытый люк корабля
пришельцев. Если и Васе, жителю ХХI века, было не по себе, то он мог себе
представить, что испытывали пещерные люди, никогда в жизни не видевшие не то
что корабля пришельцев, но и простейшего трактора. Неудивительно, что этот
огромный светящийся изнутри предмет на дне выжженой ямы должен был казаться им
неведомым чудовищем, от которого можно было ожидать всего, чего угодно.
— Васе нужна
прочная веревка, на этой веревке Вася спустится вниз к шлюзу. Если люк
захлопнется, то Вася хочет, чтобы Агам и Акана не убегали, а постарались бы
открыть его, как это сделал Агам в прошлый раз, — сказал мальчик.
Он уже привык
называть себя в третьем лице, и это начинало входить у него в привычку. Хорошо
хоть думать он продолжал по-русски, а не на пещерном языке, на котором ему все
время приходилось общаться в последнее время.
— Должно быть
мальчик-колдун сумасшедший. Он добьётся того, что Дух Огня сожрёт его. Но Агам
обещает, что не оставит мальчика-колдуна в беде. Если эта волшебная плита вдруг
захлопнется, Агам будет колотить по ней каменным топором, пока сможет, —
грустно сказал Агам, наблюдая, как Вася привязывает длинный ремень из кожи
зубра к краю люка.
Вася взялся за
край люка, из которого пробивался синеватый свет, и стал спускаться по веревке.
Вскоре он был уже у нижнего шлюза рядом с прозрачной стенкой и видел, как
сверху на него смотрят озабоченные лица Агама и Аканы. Только они и кусочек
неба принадлежали ещё его земному миру, в остальном же он был уже на территории
чуждого мира дальних неизведанных планет. Мира, развивавшегося по иной чуждой
Земле логике, мира, о котором он ничего не знал.
— Если
мальчик-колдун не погибнет, пусть не забудет захватить для Аканы украшения и
талисманчики, — крикнула девочка, и это немного успокоило Васю. Почему бы не
смотреть на это проще?
Он отпустил
веревку и дотронулся до прозрачной стенки, за которой, как за стеклом
выстроились в ряд странной формы большие предметы, похожие на коконы бабочек. К
некоторым из них шли какие-то трубки, по которым текла какая-то жидкость.
Неожиданно
второй шлюзовой люк под ногами мальчика раздвинулся, раздалось шипение, и Вася,
не успев удержаться за веревку, с криком полетел в недра корабля... Поглотив
Васю, второй люк сразу же захлопнулся как пасть хищника.
Перепуганные
Акана и Агам отпрянули от звездолета.
— Нет больше
мальчика-колдуна, — сказала Акана. — Он упал прямо в глотку Духу Огня.
— Всё равно
подождем до заката солнца, — сказал Агам. — Мы обещали, что не уйдем и не
оставим его, и должны сдержать свое обещание, чтобы его дух мальчика-колдуна не
обиделся на нас и не мстил нам из Верхнего мира.
Пещерные
подростки присели на корпус звездолета пришельцев рядом с внешим люком и
терпеливо стали ждать, пока Тот, Кто Живет в Верхнем Мире погасит Костер Солнца
и разожжёт маленький Костер Луны. Акана тихонько бормотала заклинания, чтобы
Дух Огня не сердился на них.
ГЛАВА 10.
ВНУТРИ КОРАБЛЯ ПРИШЕЛЬЦЕВ
— Вы спрашиваете у меня, верю ли я в
инопланетян? — спросил вон барон де Капускинд с каким-то странным смешком.
Затем он медленно снял с себя свою голову и положил её на стол. “Нет, я не верю в инопланетян!” — сказала его голова,
продолжая загадочно улыбаться.
(из
историй о фон бароне де Капускинде)
При падении Вася
задел обо что-то головой и на несколько минут потерял сознание. Придя в себя,
он какое-то время не мог вспомнить, где он находится и что за яркий свет бьет
ему в глаза со всех сторон. Мальчик провёл рукой по лбу и увидел у себя на
ладони кровь. Вероятно, падая, он зацепился за что-то головой и неглубоко
рассек кожу на лбу. Хорошо ещё, дело кажется, обошлось без сотрясения мозга.
Но тут Вася
вспомнил, что он находится на корабле пришельцев и увидел в нескольких метрах
над своей головой захлопнувшийся люк. Итак, он был внутри потерпевшего крушение
звездолёта и пока не видел способа выбраться наружу. Тогда, решив, насколько
это было возможно в его положении отнестись ко всему философски, как он
относился филолософски к двойкам по диктантам, Вася встал на ноги и огляделся.
Он находился в
одном из предшлюзовых отсеков корабля пришельцев. Всё в отсеке было перевернуто
кверху дном и все плохо зафиксированные предметы, видимо, слетели со своих мест
при столкновении с планетой. Стенки отсека были полупрозрачными, а посредине,
на том, что очевидно когда-то было полом, а теперь при резком крене стало
стеной, крепился большой прозрачный треугольник, в котором, как в аквариуме, в
странной красной жидкости плавала какая-то ракушка или что-то на нее похожее.
Очевидно, за край этого треугольника Вася зацепился лбом при падении, потому
что больше никаких острых поверхностей в отсеке не было видно.
В отсеке не было
ни кресел, ни компьютеров, ни сложных приборов, ничего того, что как
предполагал Вася, должно было находиться внутри звездолетов пришельцев.
Очевидно, эволюция пришельцев и развитие научного прогресса пошли по совершенно
иной модели, нежели на Земле.
Вращая головой
по сторонам и видя свое отражение в нескольких прозрачных стенках, каскадом
нависавших над ним, Вася сделал несколько шагов. Он хотел прижаться носом к
одной из перегородок и постараться рассмотреть, что происходит в соседнем
отсеке.
Но внезапно нога
мальчика натолкнулась на что-то, и Вася испуганно отскочил. С пола на него
скалились белые зубы черепа. Череп был по размеру несколько меньше, чем
человеческий, но с очень развитыми лобными долями. На черепе было какое-то
подобие скафандра, на котором то зажигались, то меркли какие-то датчики.
Вася весь сжался
от ужаса, но всё равно не мог оторвать взгляда от скелета в скафандре и этих
перемигивающихся датчиков, которые вели себя так будто инопланетянин был ещё
жив. Вася догадался, что при резком торможении звездолета и при ударе о землю,
гуманоид отлетел на жесткую переборку и погиб.
Он вспомнил, что
Агам говорил о том, что падений корабля было два. Вероятно, после первого
кто-то из экипажа, уцелев, сумел вновь оторвать звездолёт от земли, но узлы
звездолета уже не действовали, рули были неисправны, вниз сыпались какие-то
детали, и корабль вновь обрушился на лес, на этот раз уже со взрывом двигателя.
Именно во второй раз, по словам Агама, “БАМ!” был намного сильнее
Осторожно обойдя
скелет и так и не решившись прикоснуться к его скафандру с шестипалыми
перчатками, Вася остановился у прозрачного люка в соседний отсек, возле
которого между двумя датчиками мерцал зеленоватый тонкий луч. Вася осторожно,
готовый каждую секунду отдернуть руку, преградил зеленому лучу путь, и створки
люка, немного помедлив, раздвинулись наискось, втянувшись в пол и потолок. Люк
раскрылся так, будто был бутоном цветка, разделившегося на несколько отдельных
лепестков.
Вася шагнул в
следующий отсек и с беспокойством осмотрелся. Скелетов там не было, и это его
уже обрадовало. Следующий отсек был намного больше предыдущего и тянулся вперед
метров на тридцать. Мальчик даже боялся представить себе, каких размеров мог
оказаться сигарообразный плоский звездолет пришельцев и на сколько метров он
воткнулся в землю.
В центре
соседнего отсека мальчик снова увидел прозрачный треугольник, в котором в зеленоватой
жидкости плавало что-то вроде большой ракушки. Вася уже привык к тому, что
такие треугольники, правда с разным наполнением стоят в каждом отсеке. Для чего
они служили, Вася не знал, но догадывался, что это не украшение интерьера вроде
аквариума, а нечто совершенно иное, вроде управляющего мозга каждого отсека.
В стенках был
целый ряд углублений, в которых в специальных запаянных капсулах хранились
разные образцы материи и животного мира. Некоторые капсулы были разбиты при
падении, но большинство уцелело. Когда Вася осторожно подошел к капсулам и
хотел взять одну из них, в которой был кусочек бурых водорослей, жидкость в
прочном треугольнике забулькала, и ракушка, попав в струю, заметалась вверх и
вниз.
Мальчик поспешно
вернул капсулу на прежнее место и отступил на несколько шагов назад. Бульканье
смолкло, и в отсеке вновь восстановилась тишина.
Очевидно при
падении звездолет, разогревшись, немного искривился, потому что наклон пропал,
и Вася смог идти уже почти нормально, а не скользить вниз как по горке, как это
происходило в самом начале, когда он разбил лоб. Впрочем, кровь перестала идти,
и ранка уже начинала засыхать, значит, царапина была пустяковой.
Вася сделал
несколько шагов в направлении другого отсека с прозрачной дверцей, за которой
темнели какие-то приборы и мерцали голографические изображения неведомой
планеты, как вдруг что-то зашипело у него под ногами и мальчика обвил
выскочивший из пола гибкий ус. Причем обвил так прочно, что Вася ощутил себя
связанным по рукам и ногам. Он пытался вырваться, но безуспешно.
— Тревога!
Попытка несанкционированного выхода из хранилища! — раздался неизвестно откуда
голос. — Экспонат номер 3214, вид gomo sapiens, пытается сбежать из хранилища в
управляющие отсеки корабля. Экспонат будет усыплен и водворен в соответствующий
вольер.
Из стены,
пересекаясь, выдвинулись несколько тонких синеватых лучей, образовывающих в
центре что-то вроде клетки. Ус стал подталкивать Васю внутрь вольеры, и мальчик
понял, что если он окажется внутри, но оттуда ему, скорее всего уже не
вырваться. Он стал брыкаться и расставил руки и ноги как тот мальчик из сказки,
который не хотел лезть в печку к Бабе Яге.
Но ус настойчиво
продолжал заталкивать его в вольер, прутья-лучи которого уже раздвинулись,
пропуская новый экспонат. Но тут Вася исхитрился и сильно брыкнул ногой
прозрачный треугольник, мимо которого проносил его ус.
Плохо
закрепленный треугольник, удерживающие устройства которого ослабли в результате
столкновения, опрокинулся, стенка его треснула и зеленоватая жидкость стала
протекать. Вновь забурлил воздух и ракушка заметалась, видимо сообразив, что
если вся жидкость вытечет, то она погибнет.
Неожиданно
освещение в отсеке мигнуло, лазерная клетка погасла, а ус, державший Васю,
отпустил его и бессильно растянулся на полу, похожий теперь просто на веревку.
Вася не знал, как долго это будет продолжаться и, проскочив мимо уса,
устремился в соседний отсек, которые охранная система называла: “управляющими
отсеками корабля”.
Уже на пороге
отсека, когда люк раскрылся как металлический бутон, мальчика вдруг молнией
поразила мысль: он понимал язык инопланетян! Он услышал и понял слова охранной
системы о том, что сбежал вид gomo sapiens и его нужно водворить в вольер.
Но само
предположение о том, что инопланетяне могли говорить на русском языке, было
нелепым. Вспомнив, что голос, звучавший в отсеке, не имел четкой локализации, а
доносился как бы ниоткуда, Вася догадался, что скорее всего это сообщение было
телепатическим. Значит, мозг инопланетян хотя бы в самых общих чертах был
устроен так же, как мозг человека и мысленные телепатические сигналы приборов и
узлов корабля были понятны человеку в равной степени, как и инопланетянину!
А это значило,
правда мысль эта была слишком смелой, что он, Вася, сможет управлять
сохранившимися узлами звездолета пришельцев или хотя бы немного разобраться с
его устройством.
И Вася,
начитавшийся фантастики тринадцатилетний подросток из Третьего тысячелетия,
шагнул в управляющий отсек корабля, где в потоке воздуха из кондиционеров
покачивалось голографическое изображение пустыни с синим песком, похожим на дно
высохшего океана, и опрокинутым фиолетовым небом, по которому с чудовищной
скоростью проносились рваные грязноватые облака. Синеватый песок пустыни
закручивали бураны. Вася предположил, что это родная планета пришельцев, хотя,
возможно, он ошибался.
В управляющем
отсеке Васе стало прохладно, и у него даже зубы застучали от холода. Похоже,
погибшие пришельцы были более холоднокровны чем земляне и нормальная
температура окружающей среды для их существования была где-то около +50.
В этом отсеке
как и в двух предыдущих тоже был заполненный жидкостью прозрачный треугольник,
но Вася уже не стал к нему подходить. Его внимание привлекло кресло у пульта
управления, в котором на ремнях безопасности висел ещё один скелет. Рука
скелета навеки закостенела на каком-то заклинившем рычаге, вероятно,
экстренного торможения...
* * *
Сяомун, жёлтый
человек, был раздражен и угрюм. Уже третий день он шли по равнине вдоль кромки
леса в направлении, которое указывали лесные люди, но поиски упавшего Духа Огня
были пока безуспешными.
Вчера вечером,
когда они охотились на небольшое стадо антилоп-нильгау и им удалось отбить от
стада одну молодую антилопу и приблизиться к ней почти на расстояние двухсот
локтей, с которого жёлтый человек уже мог поразить её стрелой, из зарослей
выскочил белый носорог. На покрытой пластинами спине, которую не пробило бы ни
одно копье, подскакивали птицы-наездники, выклевывая паразитов и мелких клещей,
которыми так богаты эти места с густой влажной травой. Единственный рог
древнего чудовища длиной в добрых четыре локтя был направлен прямо на них.
Лесные люди
поздно заметили носорога и теперь им некуда было даже спрятаться. Носороги
только кажутся неповоротливыми, на самом деле они очень опасны. Подслеповатые
гиганты, страшные в своей ярости, атакуют даже деревья и муравейники. Любой
предмет, оказавшийся на их пути на расстоянии ближе ста локтей воспринимается
носорогом как личное оскорбление, и носорог немедленно бросается вперед. Иногда
атаки его бывают ложными, и тогда за несколько метров до столкновения с целью
носорог неожиданно останавливается или обегает препятствие стороной, например,
тогда, когда обнаруживается, что то, что он принял за своего врага на самом
деле всего лишь старый трухлявый пень или муравейник.
Но этот белый
носорог-самец, самый крупный из всех когда-либо виденных желтым человеком, явно
не собирался шутить и мчался на лесных людей и Сяомуна с настойчивостью и
яростью идущего на таран танка. Бронированные пластиночные наросты на его спине
терлись друг о друга и производили звуки, которые через тридцать тысячелетий
будут производить рыцарские доспехи. Маленькие подслеповатые глазки чудовища
налились кровью от ярости. Конец его рога был острым и отполированным как
острие копья.
Поняв, что атаки
избежать не удастся и что он находится на прямой линии с рогом, Сяомун ловко
отскочил в сторону и метнулся к лесу. О том, чтобы использовать против такого
гиганта оружие не могло быть и речи. Людой каменный топор или дубина сломались
бы о массивный череп носорога, только ещё больше разъярив бы его.
Антилопа-нильгау
радостно улизнула, проскочив бок-о-бок с носорогом, даже не заметившим ее, и,
отталкиваясь грациозными ногами от почвы равнины и словно взлетая над травой,
понеслась за стадом. Через триста локтей, присоединившись к стаду, она уже
спокойно пощипывала траву.
Один из лесных
людей, испытав прилив мужества, которое когда-то было свойственно его
вырождающемуся народу, шагнул навстречу носорогу и опустил ему со всего размаха
на голову сучковатую палицу. В следующую секунду с распоротой рогом грудью он
оказался подброшен на несколько метров в воздух и плашмя упал на почву равнины.
Задев плечом и сбив с ног ещё нескольких лесных людей, носорог подбежал к
раненому, всё ещё пытавшемуся подняться и ещё раз пронзив его рогом, стал
топтать, зверея от запаха крови.
Остальные лесные
люди бросились к зарослям вслед за Сяомуном. Так как они исчезли из узкого поля
зрения носорога, тот уже не старался их догнать и вообще забыл об их
существовании. Вскоре он отошел от растоптанного тела и спокойно и гордо,
довольный своей силой и мощью, отправился вглубь равнины искать себе новых
противников. Ярость его, вспыхнувшая столь внезапно, остыла и, добравшись до
небольшого грязевого болотца он упал на бок и стал кататься по грязи,
похрюкивая от удовольствия. Птицы-наездники с криками взлетели с его спины.
Сяомун знал, что
носорог вначале хорошо изваляется в густой грязи, а потом обсохнет на солнце,
дав грязи превратиться в плотную корку, сквозь которую не сможет пробиться ни
одно насекомое. Это был проверенный способ очищаться от паразитов, то же самое
делали и слоны, и мамонты, и дикие свиньи.
Тот вечер был
для воинства Сяомуна явно неудачным. Немного погодя лесные люди погнались за
самкой гаяла, дикого быка с крепкими рогами, и хотя догнали её и убили, но один
из лесных людей наступил в траве на гадюку, и она впилась в его босую ногу
своими ядовитыми зубами. Через несколько минут лесной человек умер, а остальные
стояли вокруг и смотрели на его тело. Потом один из них, самый старший, с уже
начавшими белеть бровями, нагнулся и вложил мертвому в руку палицу, чтобы душа
его попала в Верхний мир.
Лесные люди
начали о чем-то шептаться, странно поглядывая на Сяомуна, и, тот заподозрив
измену, крикнул на их языке:
— Почему лесные люди
не говорят в полный голос? Неужели им есть, что скрывать от Сяомуна? Или они
так трусливы, что две смерти смогут испугать их и заставить свернуть с пути?
Неужели лесные люди не хотят получить обещанных жен и копий, которые Сяомун
даст им, если они найдут для него Жилище Духа Огня?
Старик с седыми
бровями выступил вперед, горбя могучую спину:
— Дух Огня мстит
нам. Это Дух Огня наслал на нас носорога и змею.
— Ты врешь,
старик. Носороги и змеи были здесь и до Духа Огня, — возразил Сяомун.
— Возможно, и были.
Но никогда раньше ни носороги, ни змеи не нападали на лесных людей, а жили с
ними в мире. Это Дух Огня заставил их вооружиться на лесных людей. Никто из нас
не дойдет до него живым.
Сяомун незаметно
потянулся к кинжалу, раздумывая, а не убить ли ему старика, чтобы он не смущал
остальных, но, взглянув на мрачные лица стоявших вокруг него гигантов с
суковатыми палицами, каждый из которых был выше Сяомуна на две головы и шире в
плечах, не стал этого делать. “Лучше я завтра подмешаю ему в воду ядовитого корня,
он умнее остальных и его опасно оставлять в живых,” — подумал Сяомун. Это был
принцип жёлтых людей — убирать всех тех, кто стоял на пути у их племени.
Но сейчас
Сяомуну пришлось проявить хитрость, чтобы убедить лесных людей вести его к Духу
Огня. Ведь Сяомун не знал, где упал Дух Огня и не смог найти бы его
самостоятельно.
— Неужели лесные
люди так трусливы, что верят, что это Дух Огня напустил на них носорога и змей?
Лесные люди все равно умрут, произойдет ли это сегодня или через несколько
весен! Если лесным людям не нужны копья, много сытной еды и женщины, то пускай
лесные люди уходят и уносят в себе свою испорченную кровь! — крикнул Сяомун.
Лесные люди
угрюмо стояли, глядя на тело своего укушенного змеей собрата. Недалеко с двумя
копьями в боку лежала самка гаяла, тоже не пережившая этой охоты.
— Тот, из лесных
людей, кто хочет остаться с Сяомуном, пусть сделает шаг вперед, а остальные
пускай уходят!
После некоторого
размышления один из лесных людей, подняв на плечо дубинку шагнул вперед, за ним
другой, и в конце концов на месте остался только старик и ещё двое. Они
повернулись и пошли к реке, отказываясь от своих копий и богатств во имя жизни,
но, пройдя локтей двести, повернули назад к своему племени.
— Мы тоже пойдем
с вами, — сказали они. — Племя лесных людей все равно уже погибло, а те кто
остался уже не дорожат своей жизнью.
Сяомун с помощью
трех мужчин отволок тушу гаяла к лесу, отогнав от нее шакалов. Нужно было
немедленно развести костер, иначе на запах крови могли прийти крупные хищники:
медведи, ягуары или махайроды, которые кроме того, что сами умели убивать,
любили также лакомиться и чужой добычей.
На этой богатой
дичью равнине, где ночи были полны опасностей и хищников, днём прятавшихся в
лесу в своих логовах, а ночью выходивших на тропу, рычанием предупреждая о
своем приближении или же крадясь бесшумно, даже огонь не всегда являлся
надежной защитой. Жёлтый человек хорошо это знал, именно для этого он и
захватил с собой лесных людей, которые, всю жизнь проведя в таких или подобных
чащах и выросшие в них, сохранили умение строить убежища и под открытым небом,
и под корнями деревьев, и под защитой стволов бамбука.
Вечерело. На
небе уже показались первые звезды, и пора было устраивать привал. Пока лесные
люди поджаривали на костре мясо, Сяомун сел на камень и задумчиво наблюдал за
стариком, все ещё продолжавшим о чем-то невольно ворчать.
После ужина,
поев мяса и оттащив тушу на несколько сотен локтей от костра, словно давая её
на откуп шакалам, лесные люди напились воды из тыквенных фляг и легли спать, и
Сяомун тоже лёг.
А на утро
четвертого дня старик был найден застывшим, с синими губами и пеной у рта.
Очевидно, он умер ночью.
— Это потому что
он был трус и отговаривал вас идти за Духом Огня. Тот, кто Живет в Верхнем
мире, покарал его за трусость, — сказал Сяомун и спрятал в складки шкуры
остатки ядовитого корня, который он вчера, когда старик пил, подмешал ему в
воду.
Ум остальных
лесных людей был уже затуманен вырождением, и они ничего не заподозрили.
Сяомуну теперь ничего не стоило вести их за собой, бросив у костра тело старика
рядом с тушей гайала на съедение хищникам. Теперь с Сяомуном оставалось только
семь лесных людей, хотя до нападения на Камышовых котов их было почти в два
раза больше.
Вскоре Сяомун
остановился у гигантской секвои и не менее ловко, чем Агам, вскарабкался по её
стволу наверх, высматривая кострище Духа Огня. И он нашёл его — длинный
выжженный участок леса с поваленными деревьями.
Сяомун спустился
вниз и повел лесных людей в ту сторону. Но оказалось, что на поляне нет Духа
Огня, хотя на ней и прочерчена длинная борозда. Это была та первая поляна, на
которую корабль пришельцев упал вначале, а потом, сумев кое-как оторваться от
земли, пролетел ещё с десяток километров над лесом, прежде чем рухнул уже
окончательно.
Сяомун потрогал
обожженную землю, представив себе, каким сильным должен был быть огонь и по
направлению поваленных деревьев и их сломанных вершин определил в какую сторону
полетел Дух Огня.
— Дух Огня был
ранен. С такой раной он не сумел бы улететь далеко и умер бы, — сказал Сяомун,
и тонкие брови пигмея сомкнулись. Его ум был остёр, а инстинкт охотника
безошибочен.
Пока лесные люди
пугливо топтались на поляне, Сяомун забрался на другое дерево и сумел увидеть в
зарослях, примерно в половине дня пути ещё одну выжженную поляну. Он догадался,
что именно там Дух Огня упал и издох, как олень с копьем в боку порой пробегает
тысячи локтей прежде чем обессилеть и умереть.
— Мы будем на
месте к закату, — сказал Сяомун, и не оглядываясь на лесных людей, который
теперь плелись за ним как грустные дриопитеки, пигмей углубился в чащу. Теперь,
когда жёлтый человек почувствовал добычу, он двигался уверенно и быстро, как
ягуар, идущий по свежему кровавому следу.
* * *
В то же время
Агам и Акана продолжали сидеть на краю ямы, не сводя взгляда с жилища Духа
Огня, из которого лилось синеватое свечение. С тех пор, как мальчик-колдун
исчез внутри, прошло уже более двух часов, но из корабля пришельцев всё ещё
никто не показывался.
— Агам спустится
вниз, в жилище Духа Огня, — наконец решился Агам. — Если Вася погиб, он вложит
ему в руку каменнй топор, чтобы дух мальчика-колдуна смог попасть в Верхний
мир.
Агам встал, но
Акана ухватилась ему за руку.
— Агам не должен
спускаться! Агам погибнет точно так же, как и мальчик-колдун. Нижнее чрево
раскроется и поглотит его! — крикнула девочка.
Нижним чревом
она называла внутренний люк шлюза звездолета пришельцев, открывшийся под ногами
у Васи, а после сомкнувшийся.
— Агам будет
осторожен. Агам уже знает, чего бояться. Пускай Акана ждет его здесь, он
принесет ей много украшений и оружия!
И не слушая ее
уговоров, Агам взялся за кожаную плетеную веревку и, держа наготове топор и
копье, бормоча заклинания, отгонявшие злых духов, стал спускаться в люк.
Он с ужасом
смотрел на свет, просачивающийся из стен и на странные коконы за прозрачной
перегородкой, похожие на забальзамировавшиеся мумии древних людей —
питекантропов, которые они иногда находили в известковых сухих пещерах,
заваленных камнями так, что в них не проникал снаружи воздух. Будучи вынесенными
на солнце, эти мумии за считанные минуты съеживались и от них оставались лишь
кости.
Продолжая
придерживаться за веревку на случай, если нижнее чрево снова откроется, Агам
ударил копьем в прозрачную перегородку, на которой не осталось даже царапины и
крикнул дрожащим голосом:
— Агам не боится
мумий! Агам не боится стражей жилища Духа Огня и готов бросить им вызов. Пусть
они выходят и сражаются с Агамом по одному или все вместе!
Но коконы были
неподвижны и не принимали вызова Агама, только жидкость пульсировала и
переливалась в тонких прозрачных трубках.
Агам немного
успокоился. Раз мумии не нападают, значит, Дух Огня не желает ему зла и
позволит спуститься в свое жилище.
Словно в
подтверждение его мыслей, нижнее чрево раздвинулось и Агам увидел под собой ещё
одну пещеру жилища Духа Огня с прозрачным ровным куском скалы, похожим на
большой кусок горного хрусталя треугольной формы. Тела мальчика-колдуна внизу
не было видно, из чего Агам заключил, что мальчик-колдун провалился ещё глубже
в жилище Духа Огня. Агам слышал, что у многих колдунов две или три жизни, а
если так, то Вася ещё может быть жив.
— Агам спустится
вниз во вторую пещеру! — крикнул он наблюдавшей за ним сверху Акане. — Пускай
Акана ждет его, он скоро вернется!
И повиснув на
руках на краю люка, Агам спрыгнул вниз. Так как, в отличие от Васи, он был
готов к такому прыжку, то не ударился при падении и приземлился ловко, на руки
и ноги.
Прыгать так
народ Агама научился у своего тотема — камышового кота, который не боялся
высоты и нередко забирался на сухие стволы деревьев, а потом прыгал сверху на
уток, никогда при этом не разбиваясь и всегда приземляясь на лапы.
Агам встал и
огляделся. Потом он поднял каменный топор и копье, выпущенные из рук при
падении. Верхний люк с шипением задвинулся, и Агам понял, что оказался в
ловушке. Держа наготове каменный топор, готовый дорого продать свою жизнь, он
метнулся по одному из боковых проходов, ожидая внезапного нападения.
По лицу Агама
хлестнула сухая рука скелета, свисавшая со второго яруса одного из отсеков,
потом Агам зацепился ногой за высокий порог, вскочил и в ужасе бросился по
жилищу Духа Огня, не разбирая дороги. Стальные лепестки люков открывались и
закрывались при его приближении, с гулом работали кондиционеры, покачивалась на
выдранном проводе какая-то колба, похожая на гриб-дождевик.
Отмахиваясь
вслепую топором от неведомых врагов, которые как казалось Агаму, наседали на
него со всех сторон, мальчик мчался по коридорам звездолета пришельцев из
отсека в отсек. С самого начала он выбрал иное направление, что Вася и теперь
оказался совсем в другом месте корабля, чем мальчик-колдун.
Агаму
мерещилось, что со всех сторон на него бросаются духи, что и лампы, и люки, и
потоки света, и какие-то приборы, и эти скелеты, которых встретилось ему с
десяток, сговорились уничтожить его. С колотящимся сердцем мальчик уткнулся
наконец в тупик и резко обернулся, сжимая копье. Но всё было как будто
спокойно. Только мерцал в середине отсека подвешенный на силовом поле
прозрачный овал, а рядом раскачивалась и противно поскрипывала решетка
сорванного кондиционера.
Но на Агама
никто не бросался. Слуг Духа Огня и оживших скелетов видно не было, и мало
помалу Агам осмелел и даже более того — осмелев, обнаглел.
— Стражи Духа
Огня трусливы, и Агам разогнал их своим топором! — крикнул пещерный подросток,
вспомнив, что колотил своим оружием направо и налево и колол стены копьем так,
что даже сломал наконечник.
Обросив негодное
копье и обнаружив, что от его топора тоже осталось одно топорище, потому что
камень отвязался и слетел, Агам стал торопливо озираться по сторонам в поисках
чего-нибудь, что сошло бы за оружие. Но вокруг не было ничего подходящего.
Мальчик попытался было отодрать болтавшийся стержень, сошедший бы за палицу, но
тот другим концом был прочно приварен, и все усилия отломить его ни к чему не
привели.
Агам подошел к
прозрачному овалу, который волшебным образом повис в воздухе посреди пещеры и
остановился рядом с ним. Неожиданно овал осветился, в нем заклубился оранжевый
газ, и в стенках овала Агам увидел своё искаженное выгнутое отражение. Это был
так внезапно, что мальчик даже отпрыгнул, приняв его за одного из своих
противников.
Овал стал
медленно вращаться внутри силового поля, а потом Агам вдруг услышал внутри себя
голос, который звучал ниоткуда, из чего Агам заключил, что с ним говорит дух.
Пещерный мальчик уже насмотрелся внутри жилища волшебника на чудеса и теперь
отнесся к этому довольно спокойно.
“Пускай дух
разговаривает с Агамом, главное, чтобы он не попытался напасть на Агама и убить
его. Но раз у духа нет тела, он не сможет этого сделать”, — подумал мальчик.
Разумеется, он
чувствовал бы себя спокойнее, если бы у него в руках была хотя бы дубинка, ну
да ничего не поделаешь. Агам жалел только, что не взял сверху кремневый нож и
лук, оставив их Акане, чтобы ей было чем защищаться.
— С тобой
говорит Главный Советчик корабля варрян. Ко мне давно никто не приходил за
советом, и я устал уже давать их сам себе, — снова услышал Агам голос у себя в
голове.
Агам ничего не
ответил, слушая этот голос, змейкой скользивший у него в мозгу.
“А что если
стукнуть по этому овалу древком от копья? Он выглядит рыхлым как медуза, думаю,
я проткну его насквозь,” — сосредоточенно размышлял Агам.
— Это плохая
идея, — продолжал голос. — Ты можешь уничтожить меня, но зачем тебе это делать?
Лучше попроси меня дать тебе совет или составить прогноз на будущее. Кто ты?
— Я Агам.
— Я уже прочитал
это имя у тебя в голове. Так ты сам себя называешь. Но нельзя быть только
Агамом, нужно быть ещё кем-то.
— Я Агам, —
упрямо повторил мальчик, поднимая древко копья и задумчиво подбрасывая его на
ладони.
— Хорошо, пускай
будет Агам, — поспешно согласился
Советчик. — Ты не мог бы помочь мне, Агам? Ты ведь пришёл сюда с поверхности
планеты. Скажи, кто-нибудь из экипажа уцелел?
— Ты говоришь о
слугах Духа Огня? Они все мертвы, я видел их скелеты во всех пещерах.
Некоторое время
овал молчал, и Агам видел только, как в нем переливается оранжевый газ.
— Сами виноваты.
Я знал, что мы ударились о планету, но не предполагал, что так сильно, — сказал
наконец голос. — Я составил им на тот день отвратительный прогноз. Все аспекты
планет были не на своих местах. И хоть бы один послушался моего совета!
Впрочем, в том есть доля и моей вины.
— Твоей вины?
— Ну,
разумеется. Я обиделся за них на то, что они никогда не верили в мои гороскопы
и не сказал им, на чём был основан мой отрицательный прогноз в тот день. Дело
было не только в аспектах планет. Пульсатор главного двигателя работал с
перебоями. Если бы я сказал им об этом, возможно, они починили бы его, прежде
чем входить в атмосферу планеты.
— А почему ты им
не сказал?
— Я же сказал им
про плохой, очень плохой гороскоп.
Если они не поверили в гороскоп, то почему должны были поверить в какой-то
пульсатор? Мои хозяева, варряне, были странные существа. Если они не нуждались
в моих советах, зачем было меня делать и наделять разумом? Спроси меня о
чем-нибудь и я тебе отвечу! Так спрашивай же!
— Хорошо, —
сказал Агам, занося древко, — что я собираюсь сделать сейчас? Угадай, если
сможешь.
— Ты собираешься
меня уничтожить, — спокойно сказал Советчик. — Но и напрасно. Если ты ударишь
меня этой штукой, то я взорвусь, выделится много энергии и ты погибнешь.
Агам задумчиво
опустил древко.
— Хочешь я
покажу тебе последние часы жизни корабля в ускоренном темпе? — предложил вдруг
овал. — Начиная с того момента, когда они не послушались меня, вплоть до
падения. Я записал эту историю в ячейки своей памяти, чтобы она была
поучительным примером всем потомкам, как нужно меня слушать. В общем, сам
смотри...
И овал
вытянулся, превратившись в экран. Агам отшатнулся, потому что ему показалось,
что с экрана на него хотят броситься новые враги, но потом он понял, что это
пустые отражения, как, скажем, отражение саблезубого тигра в реке не есть сам
саблезубый тигр.
Агам увидел
каких-то существ в странных одеждах, не похожих на людей, или, вернее, похожих,
но только отдаленно. Они ходили по отсекам корабля, переговаривались высокими
вибрирующими голосами, похожими на свисты. Агам решил, что это жители Верхнего
мира, слуги Духа Огня. Вначале он не понимал их языка, но советчик, догадавшись
об этом, стал давать ему мысленный перевод.
Неожиданно
существа зашевелились быстрее и бросились к экранам и мониторам. Агам услышал
голоса: “Капитан, на выходе из гиперпространства какая-то обитаемая планета!” —
“В этом секторе не может быть никаких планет!” — “Взгляните сами!” Изображение
замелькало, переползая куда-то вбок к иллюминатору, за которым видна была
светящаяся точка, размером не больше ночного светляка.
“Ее нет на
атласах!” — “Атласы этого не сектора никогда не составлялись! Давайте её
исследуем, капитан!” — “Этот дурацкий астролог совсем взбесился, предсказывает
нам какие-то несчастья,” — смех, — “Сближаемся с планетой, приготовьте зонды,
чтобы получить пробы животной и растительной жизни”...
Снова какое-то
мельтешение — наверное, Советчик пустил ускоренную перемотку изображения,
пропуская малозначительные детали.
“Зонды с планеты
прибыли. Пробы воды и воздуха положительные. Планета заселена существами,
похожими на варрян, но находящимися на примитивной стадии развития. Нам ничего
не будет стоить захватить планету и пополнить ею список миров, уже заселенных
варрянами. А этих существ превратить в своих рабов либо уничтожить.”
“Входим в
атмосферу! Включить пульсатор на полную мощность! (крик и перекошенное лицо
инопланетянина на экране) Почему корабль дрожит, вы что там в моторном отсеке
все с ума посходили?” — “Двигатель неисправен, атмосфера слишком плотная! Мы
падаем, капитан! Борта раскаляются!”
“Включить
экстренное торможение!” — “Не успеваем, уже поздно! Мы сейчас разобьёмся!”
Глухой звук
удара. Потом экран показал, как один из варрян почти ползком пробирается к
навигатору и встает, покачиваясь. Наверное, это капитан. Рядом лежат тела, все
лицо у капитана в крови. Он поднимает звездолет в небо и ведет его низко над
лесом. Двигатели завывают, и от звездолета отлетают куски обшивки.
Потом двигатель отказывает уже окончательно, и
корабль пришельцев стремительно падает вниз на лес. Трещат деревья. Удар.
Взрыв.
Овал принял свои
прежние очертания.
— Вот так все и
было. Не правда ли, поучительно?
— А где Дух
Огня? Я видел только его слуг? — спросил Агам.
— Ты веришь в
стихию огня? — заборомотал советчик, в котором проснулся астролог. — Это мощная
стихия, стихия действия и напора. Огонь быстро вспыхивает, все сокрушает на
своем пути, но так же быстро и остывает.
Агам снова
задумчиво взвесил на руке палку.
— И не вздумай!
Я пророчествую тебе, что если ты меня уничтожишь, то умрешь со мной в одну
секунду, — напомнил ему Советчик.
Он немного
помолчал, а потом спросил:
— Кстати, тебе
интересно, что с твоим другом?
— С
мальчиком-колдуном?
— Ему грозит
смерть и очень скорая. Могу тебе показать. На него напал охраняющий робот.
Никогда не стоит соваться к оружейному арсеналу, не введя предварительно
пароль.
На экране
появился большой отсек. По отсеку мчался Вася, а за ним по пятам ехал массивный
агрегат на гусеницах, то и дело пытаясь поразить мальчика электрической
молнией. Хорошо ещё, что на пути попадались какие-то поваленные предметы и
мониторы, и роботу приходилось их объезжать.
— Хочешь помочь
ему или дослушаешь сначала про стихию огня? Так вот стихия огня является одной
из четырех стихий наряду со стихиями воздуха, земли и воды...
— Как мне
попасть туда? — крикнул Агам, наблюдая, что робот уже почти нагнал Васю и
вознамерился раздавить его гусеницами.
— Первый люк
налево через два отсека, — сказал Советчик, и один из стальных лепестков люка
раздвинулся, пропуская мальчика. — Кстати, если хочешь остановить робота,
выключи рубильник у него на корпусе. И смотри не попади под молнию! А то мне
некому будет давать советы!
Агам проскочил
через два отсека и успел подскочить к гусеничному роботу-охраннику, когда он
уже припер Васю к стене и разгонялся, чтобы протаранить его гусеницами.
Использовать в этом случае молнию робот не решался, потому что нарушитель
находился у центрального монитора звездолета, повредить который, по заложенной
в робота программе, было никак нельзя.
Робот уловил за
своей спиной какое-то движение, но было уже поздно. Агам с разбегу отважно
бросился на робота животом, как мужчины его племени бросались из засады на
дикого кабана, вооруженные одним только кремневым ножом.
Агам не знал,
что такое рубильник, о котором говорил ему советчик, но на спине у робота он
увидел нарост, похожий на гребень ящерицы-варана и схватился за него рукой.
Робот рванулся, пробуксовав гусеницами и сбросил с себя Агама, который, слетая
с его корпуса, ещё сильнее сжал то, что он считал наростом, понимая, что иначе
его противник подомнет его под себя. Неожиданно рубильник щелкнул и подался
назад. В ту же секунду робот замер и перестал двигаться. Его гусеницы замерли.
Агам вскочил,
готовый к новой атаке неведомого животного, но робот был неподвижен, и Агам,
толкнув его ногой, убедился, что он больше не опасен.
Тогда Агам издал
торжествующий боевой клич и стукнул себя кулаком в грудь.
— Агам голыми
руками, без палицы и ножа убил громадного зверя, сильного как дикий кабан и
ловкого как ягуар! — крикнул он. — Никто не сравнится с Агамом. Одного прыжка
Агама и объятия его мощных рук оказалось достаточно, чтобы зверь умер! Смотри,
Дух Огня, как Агам справился с твоим слугой и трепещи!
И Агам снова
пнул робота ногой.
Вася осторожно
слез с огромного монитора, на который он забрался, спасаясь от робота.
— На твоем месте
я бы держался от него подальше! — предупредил он. — Сдвинешь рубильник, и он
снова заработает. Я видел как эта штука прожигает молнией даже бронированные
люки.
— У хищника
много жизней? Агам не боится! Он отнимет их все, одна за одной! — с энтузиазмом
заявил Агам, но все же отошел от робота на несколько шагов.
— Откуда ты
здесь взялся? — спросил Вася. — Ты же собирался остаться наверху?
— Агам решил
помочь мальчику-колдуну. Агам успел вовремя. Если бы Агам не появился, зверь
растоптал бы мальчика-колдуна!
— Это точно,
лепешки бы не оставил, — согласился Вася, разглядывая массивные стыки гусениц с
острыми шипами. — Я даже не понял, откуда он вырвался.
Встреча с
роботом-охранником была неожиданной и для самого мальчика. Он прошёл насквозь
несколько отсеков, пока не попал в тесный коридорчик будто бы ведущий на нижний
уровень. Коридорчик состоял из каких-то прозрачных колец, которые прогибались
под ногами, будто Вася шёл внутри шланга гигантского пылесоса. Вскоре он увидел
ещё один люк, который не хотел открываться при его приближении, как это делали
остальные люки.
На люке Вася
заметил углубление в форме шестипалой ладони, где сбоку мизинца располагался
ещё один короткий, далеко отставленный палец. Мальчик просто из любопытства
приложил к этой ладони свою руку, проверяя, что произойдёт.
А произошло вот
что. Люк вдруг раздвинулся и из него с лязгом выскочил этот самый робот,
стреляя молниями. Васю спасло то, что в другой руке он держал целую горсть
всяких мелких предметов, которые он нашел на корабле — какие-то диски с
рисунками, похожие на монеты, минидатчики и просто кусочки железа.
Увидев
гусеничного робота, Вася не придумал ничего лучше, как швырнуть в него этими
железками, а потом броситься наутек.
Робот,
зафиксировав своими локаторами сразу много вторгающихся предметов — а каждый
предмет был для него как новый агрессор, — испепелил их все своей молнией и
передавил гусеницами, а потом устремился за Васей.
Мальчик минут
пять удирал от него по всем отсекам, лавируя между цилиндрами и прозрачными
треугольниками, в которые робот почему-то не стрелял, опасаясь повредить узлы
корабля. Очевидно, на этот счет у него был строгий запрет. Наконец, роботу
удалось загнать мальчика в угол, но тут откуда-то выскочил Агам и выключил его.
— Ты давно в
жилище Духа Огня? — спросил Вася.
Пещерный
подросток удивленно посмотрел на него. В языке Камышовых котов очень мало
единиц, означающих ход времени, потому что время для пещерных людей, которые
никогда никуда не спешат, если за ними только не гонится зверь, весьма
относительно. Они измеряют его в основном веснами, закатами солнца и лунами.
После каждой луны начинается новый месяц, например, Месяц Древесных соков,
Месяц Дитенышей, Месяц Долгих дней, Месяц Глубокого снега и так далее. Более
мелких единиц, как-то часов, минут, секунд у них нет.
И поэтому,
немного подумав, на вопрос мальчика-колдуна Агам ответил так:
— Давно ли Агам
в жилище Духа Огня? Еще ни одного заката.
Вася кивнул. Он
был благодарен Агаму за то, что тот спас ему жизнь и ему хотелось поделиться с
ним своими открытиями.
— Кажется, я
нашёл главную рубку звездолета, — сказал он. — Там в кресле скелет,
ухватившийся за рычаг. Наверное, это капитан.
Агам понимающе
кивнул.
— Этот тот слуга
Духа Огня, который стоял у руля летающего жилища, чтобы оно не упало в лес, —
уточнил он. — Но летающее жилище все равно упало.
— А ты откуда
знаешь? — поразился Вася.
— Агам видел.
— Видел? —
недоверчиво переспросил мальчик.
— Агаму показал
это Тот, У Которого Есть Только Голос, после того, как Агам пощадил его, —
объяснил пещерный подросток.
Сколько Вася не
распрашивал его, ничего более толкового Агам объяснить не смог. Васе стало даже
немного обидно. “До чего же проныры эти пещерные люди! — подумал он. — Агам
попал на звездолет пришельцев намного позднее, но успел увидеть и узнать куда
больше, чем я.”
— Тот, У Которого
Есть Только Голос, сказал мне, что мальчик-колдун нашёл пещеру с оружием, —
вдруг заявил Агам. — Именно поэтому на мальчика-колдуна и напал страж пещеры и
хотел растоптать его.
— Так это был
арсенал? — догадался Вася. — То-то я смотрю, что там вдоль стен стояли какие-то
странные штуки...
— Мальчик-колдун
покажет Агаму оружие? Агам сломал свой топор и копье. Агаму нужен новый топор и
новое копье, — потребовал пещерный подросток.
Вася давно уже
заметил, что Агам проявлял очень большой интерес ко всевозможному оружию, что
было совсем неудивительно, ибо в тот опасный век можно было выжить только тому,
кто никогда не расставался с оружием и вдобавок был силен, ловок и хитер.
Поэтому глаза Агама всегда загорались, когда он видел камень подходящего
размера или острую кость для гарпуна, или ровную прочную палку красного дерева,
из которой можно было сделать не знавшую износа палицу.
Так как Вася
тоже был не прочь взглянуть на арсенал пришельцев, он повёл Агама через
несколько отсеков на нижний уровень к той самой колеблющейся трубе, по которой
его преследовал робот. Ребята шли очень осторожно, вполне допуская, что у
арсенала могут оказаться ещё охранники, кроме того, который сейчас,
выключенный, стоял у главного монитора.
Люк с шестипалой
ладонью был всё ещё открыт, хотя внутри люка и мигало аварийное освещение,
усиливая чувство тревоги. Створка люка скрипела, а внутри арсенала что-то низко
гудело, будто подвывая...
— Там призраки
воинов! — прошептал Агам. — Они охраняют оружие Духа Огня! Но Агам не боится
призраков! Он получит копье и топор Духа Огня и станет непобедимым! Он убьет
всех своих врагов и станет вождем всех вождей!
— Почему же Агам
шепчет, если он такой смелый? — насмешливо спросил Вася.
— Потому что у
Агама ещё нет топора и копья Духа Огня! — резонно ответил пещерный мальчик.
Вася и Агам
подошли к самому люку и осторожно заглянули внутрь. Они были первыми в истории
человечества, кто увидел то, что было сейчас перед ними...
ГЛАВА 11.
ПОЯВЛЕНИЕ ЖЁЛТОГО ЧЕЛОВЕКА
Страх
подобен волку, когда смотришь ему в глаза и идешь навстречу - он убегает. Но
если повернешься к нему спиной и задрожишь - он убьет тебя.
(пословица каменного века)
Жёлтый человек,
Сяомун, оказался на поляне ещё до заката солнца. Ему пришлось торопить и
подгонять неповоротливых лесных людей изо всех сил. Неторопливые гиганты
расчищали ударами палиц густые сросшиеся заросли, пробивая дорогу. Потом им
удалось выйти на звериную тропу, где хотя и было намного больше шансов
встретить хищника, но зато продвигаться вперед можно было быстрее.
Впрочем, день
был жаркий, и лесные люди знали, что в такую погоду все хищники прячутся в
своих логовах в чаще и буреломе и не выйдут на охоту до наступления сумерек.
За весь день они
лишь однажды наткнулись на стаю диких собак дхолей, слишком слабых, чтобы нападать
на людей, но которые всё же с воем тащились за ними несколько тысяч локтей,
пока жёлтый человек, рассердившись, не убил одну из собак стрелой. Внезапно на
тропу перед ними выскочил тапир, замер на мгновение в нерешительности и исчез в
лабиринте ветвей так быстро, что мелькнула только его упитанная спина. Один из
лесных людей с чудовищной силой бросил ему вслед копье, но промахнулся и только
сломал каменный наконечник о ствол баньяна.
— Если лесные
люди и дальше будут так плохо охотиться, то вскоре им придется как дриопитекам
питаться корнями и слизняками, — сказал Сяомун.
Жёлтый человек с
презрением относился к людям вымирающего племени и почти не пытался этого
скрывать. Впрочем, лесные люди не понимали иронии, их мозги с каждым годом
теряли свою гибкость, а в языке оставалось все меньше слов, будто река развития
уже потекла для них вспять.
Уже смеркалось,
но вот деревья расступились, и показалась чёрная, скользкая как лед земля
поляны, спекшейся от чудовищного небесного огня. Лесные люди замерли, не решаясь
ступить на поляну, и даже жёлтый человек почувствовал подобие суеверного ужаса.
Преодолев страх,
жёлтый человек хотел подойти к яме, но вдруг уловив какой-то неясный звук,
понял, что на поляне они не одни и схватился за лук.
* * *
Акана беспокойно
смотрела на люк, за котором скрылся Агам. Его не было уже давно, и Акана
волновалась. Её живому воображению рисовались страшные картины, и девочка уже
начинала верить, что Агам погиб так же, как и мальчик-колдун и никогда больше
не вернется из заколдованного жилища Духа Огня.
Акана даже
решилась наклониться над люком, что было очень страшно, потому что оттуда
пробивался зловещий синеватый свет и так как солнце уже начинало заходить за
верхушки деревьев, люк выглядел как вход в потусторонний мир.
— Агам! Мальчик-колдун!
— позвала Акана.
Тишина. Ни звука
в ответ. Тогда Акана бросила в люк маленький камешек. Камешек стукнулся о
внутреннее чрево жилища Духов, и оно с гулом распахнулось, выбросив струю
белого пара.
Акана с криком
отшатнулась и выбралась из ямы. Быстро темнело, над поляной пронеслась черная
тень с раскрытыми крыльями — огромная ушастая сова.
Вдали послышался
вой волчьей стаи и грудной глухой рык махайрода, извещавшего весь лес о том,
что он собирается на охоту. Девочке стало страшно. Ей захотелось прижаться к
кому-нибудь сильному и уверенному в себе, например, к Агаму, но его поблизости
не было.
“Должно быть, он
уже погиб, и я должна надеяться только на себя,” — решила Акана.
Она привыкла,
что почти каждую луну кто-то из охотников племени не возвращается или его
приносят израненным. К смерти Камышовые коты относятся довольно спокойно,
считая её в порядке вещей. Часто зимой можно наблюдать, как в одном углу пещеры
лежит больной старик или стонет раненый, в другом — спокойно играют с
деревянными палочками дети, а в третьем — на свет появляется новорожденный.
Акана взяла
кремневый кож, оставленный Агамом, и потрогала его острие. Слабое и тупое
оружие, которое в руках девочки едва ли сможет даже оцарапать прыгнувшего на
неё голодного хищника.
Внезапно Акана
услышала голоса. На фоне заходящего солнца на краю поляны вырисовались покатые
плечи огромного лесного человека. Акана стояла по солнцу и не сомневалась, что
и лесные люди тоже её заметили.
Лесные люди
стали медленно приближаться к девочке, опустив дубины. В их движениях она
почувствовала угрозу и мгновенно взвесила все возможности. Ей не убежать, они
окружили поляну со всех сторон — единственный путь к оступлению теперь — яма, а
в яме — вход в жилище Духа Огня с пробивающимся из него потусторонним светом.
Наверняка на первых порах этот свет напугает лесных людей и даже жёлтого
человека, который тоже должен быть где-то поблизости.
Когда один из
лесных людей уже протянул к девочке свои страшные руки, Акана с громким визгом
отпрыгнула и швырнула в лесного человека каменным ножом. Потом она ударила
другого лесного человека стрелой от лука Агама и бросилась к центру поляны.
Лесные люди, поскальзываясь на обожженной поверхности, понеслись за ней, но
девочка уже, зажмурившись, спрыгнула вниз. Лесные люди остановились у края ямы,
собираясь последовать за ней, но, увидев пробивающийся из-под земли синеватый
свет, в ужасе завопили, забыв о девочке. Один из лесных людей даже упал на
землю и стал бормотать обережные заклиния, прося злых духов не трогать его.
Акана помнила,
как этот свет напугал их с Агамом в первый раз и хорошо поняла состояние лесных
людей. Возможно, лесные люди не решились бы больше сунуться к яме, но с ними
был жёлтый человек, намного менее суеверный, чем эти простодушные гиганты чащи.
Крикнув лесным
людям, чтобы они следовали за ним, он подскочил к краю ямы и, увидев странный
свет, льющийся из-под земли, замер как вкопанный. Лицо пигмея побледнело, но он
не отпрыгнул назад и не упал на колени, как это сделали лесные люди.
Рядом со входом
в подземное жилище он рассмотрел девочку, стоявшую в полный рост и сжимавшую в
руке стрелу от лука. Лицо девочки было испуганным, но бледным и решительным, а
её пышные светлые волосы, которые сзади подсвечивал синеватый свет,
пробивавшийся из-под земли, делал её похожей на грозную лесную ведьму — Джедду,
в которую верил народ жёлтого человека.
И жёлтый человек остановился на краю ямы в нерешительности.
— Она
заговорена! Она служит злым духам! — крикнул один из лесных людей, которого
Акана ранила в грудь, бросив в него кремневым ножом.
— Тогда я убью
ее! Будь она даже ведьма, ей не выжить, если в нее попадет ядовитая стрела! —
крикнул Сяомун, натягивая лук.
Акана решилась,
другого выхода у нее просто не было. Она понимала, что жёлтый человек не
промахнется, и у нее была возможность выбирать из двух смертей. И за секунду до
того, как из лука Сяомуна сорвалась стрела, Акана прыгнула в приоткрытое чрево
костического корабля, провалившись в подземное жилище Духа Огня. Послышался
гул, и верхний люк захлопнулся. Очевидно, падая, девочка привела в движение
механизмы герметизации.
Из ямы поднялась
тончайшая струйка дыма. Сяомун, выпустивший стрелу, видел только, что девочка
исчезла, превратившись в дым, а свет, бивший из-под земли, погас. Темное
неразличимое в темноте дно ямы скрывало какую-то загробную тайну.
Это было слишком
даже для жёлтого человека, не говоря уже о суеверных лесных людях. С громкими
воплями они бросились в лес и бежали, пока у них было дыхание, проламываясь
сквозь ветви. Им казалось, что их преследуют целые орды злых духов, потому что
над их головами проносились какие-то тени, насмешливо ухал филин и слышались
какие-то сдавленные хрипы. Корни, высовывшие из темной земли словно пытались
ухватить из за ноги, а острые сучья выколоть глаза.
Пока у них были
силы, бежали Сяомун и лесные люди. Потом они упали на землю и долго не могли
отдышаться.
— Это проклятая
поляна. На ней живут духи! — сказал наконец Сяомун. — Мы пойдем туда только
утром, когда взойдет солнце. Солнце прогоняет ночных духов.
Лесные люди
сгрудились вокруг него, Сяомун пересчитал их. Лесных людей было только шестеро.
Один из них пропал и сколько они не звали его, так и не нашли. Потом Сяомун зажег факел и при его мерцающем свете
увидел на земле следы крови. Должно быть, седьмого лесного человека под шумок
утащил голодный саблезубый тигр, умевший подкрадываться к тропе бесшумно, как
призрак.
— Это нам
проклятие за то, что мы убили колдуна Камышовых котов, — сказал один из лесных
людей.
Он знал, что
говорил. Тот лесной человек, которого сейчас утащил хищник, явно подосланный
злыми духами, был тем самым, который проломил колдуну племени Камышовых котов
голову палицей. Кровь за кровь, теперь с точки зрения лесных людей месть
свершилась, но, возможно, дух убитого колдуна всё ещё вопиет об отмщениии и не
успокоится, пока хотя бы один из оставшихся лесных людей будет ходить по земле
своими ногами.
Подул ветер,
жёлтый человек Сяомун почувствовал запах затхлости и гнилой воды. Ничего не
понимая, он сделал несколько шагов и провалился по колено в болото. Трясина
стала затягивать его, не желая расставаться с добычей. Только упав на живот и
ухватившись за траву, жёлтый человек кое-как выбрался на берег. Лесные люди при
свете факела с ужасом смотрели на него. Похоже, они опять видели во всем
воздействие духа убитого колдуна.
— Всего лишь
болото, ничего особенного. Мы сбились с тропы, — бодро сказал Сяомун,
рассматривая свои ноги, которые выше колена были теперь в грязевых сапогах.
Внимательно
глядя вниз на тропу, потому что это был час змей, которыми буквально кишела эта
болотистая часть леса, жёлтый человек постарался подальше отойти от трясины.
Уже на повороте тропы он оглянулся. Потеряно и уныло лесные люди всё же плелись
за ним, признав его своим вожаком после смерти седобрового старика. Сяомун был
доволен, что отравил тогда старика. Лесные люди были для него всего лишь грубой
рабочей силой и расходным материалом (должен же был на кого-то охотиться
махайрод?), но в данный момент они были необходимы ему, чтобы напасть на жилище
Духа Огня. А потом... потом он решит, что с ними делать. И Сяомун потрогал
складки шкуры — не потерял ли он ядовитого корня, когда провалился в болото?
— Мы найдем
поляну, разведем костер и подождем утра! — крикнул Сяомун. — А утром, когда
солнце прогонит духов, снова вернемся к жилищу колдуньи. Туда, где из под земли
бьет свет.
Сяомун был
настойчив и упорен. Настойчивость и упорство были главными чертами племени
жёлтых пигмеев, которые даже не имея большой силы, шаг за шагом неторопливо
подчиняли себе первобытный мир. Пройдут сотни веков и именно жёлтые пигмеи
первыми изобретут порох и бумагу...
Но пока это была
лишь заря дальних предков жёлтого
народа.
* * *
Свалившись в
люк, который сомкнулся над ней подобно цветку росянки, Акана приготовилась к
самому худшему. Ухватившись за кожаный ремень, она ждала, пока чудовище
переварит ее. Но прошла минута, прошла другая — и, обнаружив не без удивления,
что она ещё жива, Акана открыла вначале один глаз, а потом и другой.
“Может быть, это
уже дух Аканы?” — подумала она и посмотрела на свою руку, на которой была
длинная царапина, которую она получила вчера, налетев на куст слоновьей
колючки.
“Нет, —
продолжала думать Акана. — Если это был бы уже дух Аканы, у духа не было бы
царапины. Значит, Акана пока жива.”
И, осмелев,
девочка огляделась. Пока что нижнее чрево Духа Огня, куда провалились Агам и
мальчик-колдун, ещё не открылось[6], и Акана находилась в верхнем шлюзе.
Она увидела
прозрачную перегородку, а за ней большие коконы-мумии, в которые закачивалась
через трубки какая-то жидкость. Всё это выглядело довольно мрачно, но Акана не
боялась мертвецов. Пещерные люди вообще не боятся мертвых, куда больше они
боятся живых, потому что мертвые уже не могут причинить им вреда.
Акана просто из
любопытства стала ощупывать прозрачную перегородку, и внезапно ей удалось то,
что не удавалось до этого ни Агаму, ни даже мальчику-колдуну. Вероятно, она
привела в действие какой-то механизм, и прозрачная перегородка отъехала в
сторону так, что Акана, облакотившаяся на нее, едва не упала. Она оказалась в
небольшом добавочном отсеке рядом с коконами. Крайний кокон был по росту
примерно такой, как сама Акана. Покрывавший его роговой слой местами
потрескался. Кокон казался неживым, хотя насколько можно было видеть, трубки с
удвоенной скоростью закачивали в него питательные вещества.
Акана протянула
руку, чтобы потрогать кокон, но внезапно кокон пошевелился и его поверхность
треснула. На ней до самого пола появился разлом, и этот разлом все расширялся.
Странные коконы оживали, и то, что было в них внутри, стремилось вырваться
наружу.
С визгом Акана
уставилась себе под ноги. Она стояла на каком-то возвышении в форме
неправильного квадрата, в самом центре которого был красный круг. Именно на
этом красном кругу и помещались теперь босые ступни Аканы. Девочка сообразила,
что мумии стали просыпаться как раз в ту минуту, когда она вступила в этот
магический круг.
Мумии шевелились
уже все больше и больше, их коконы трескались, и девочка даже боялась
представить, что окажется там внутри. Наверняка какие-нибудь ожившие мертвецы,
от которых не стоит ожидать ничего хорошего. Акана метнулась назад, чтобы
выбраться из этой пещеры в соседнюю, но уткнулась в прозрачную стену,
которая снова неведомым образом
возникла на её пути. И Акана завопила что было сил...
*
* *
Арсенал
звездолета пришельцев состоял из нескольких последовательных ярусов, которые
закручивались кверху в форме спирали, как многоэтажный гараж. Такой принцип
расположения, как понял Вася, позволял экономить внутреннее пространство
корабля, которое и без того было ограничено.
Других
роботов-охранников в арсенале не оказалось. Были, очевидно, и другие системы
защиты, но они отказали в момент, когда звездолет врезался в землю. Те странные
завывания и стоны, которые Агам и Вася слышали, подходя к арсеналу, были
скрипом отвалившейся решетки одного из кондиционеров, которая раскачивалась на
ржавой петле, свисая с потолка. Откуда-то сверху капля за каплей падала вода, а
какой-то уцелевший блок охранной системы в виде самонаводящегося бластера раз
за разом испарял падающие с потолка капли воды импульсными вспышками, не давая
им долететь до пола.
Но когда Агам и
Вася вошли в арсенал, спятившая машина прекратила стрелять по каплям и что-то
приветственно прощелкала на языке варрян. Хотя охранная система и не была
оборудована телепатическим устройством и они не понимали ее речи, можно было
догадаться, что машина приняла их за членов экипажа и теперь приглашает в
арсенал.
Откуда-то сверху
медленно опустилась плоская округлая платформа. Агам вначале хотел отскочить,
бормоча что-то про западню злых духов, но, увидев, что мальчик-колдун смело
ступил на движующуюся платформу, последовал за ним. Агаму казалось безопаснее
держаться рядом с мальчиком-колдуном, который понимал в заговорах и магии
больше, чем он сам.
Едва ребята
оказались на платформе, как она оторвалась от пола и стала медленно скользить
между ярусов. На каждом ярусе во множестве ячеек лежало инопланетное оружие.
Агам был разочарован и не мог скрыть своего разочарования — он ожидал увидеть
целые ряды копий, боевых топоров, дротов, луков — здесь же было нечто
совершенно невообразимое — какие-то непонятные штуки, которыми, с точки зрения
Агама, можно было только швыряться.
Вася тоже был
удивлен. Оружие инопланетян было совсем непохоже на земное и на всё то, которое
обычно изображалось в фантастических фильмах — здесь было очень мало привычных
бластеров, энергометов, ружей, пистолетов, молекулярных распылитилей и прочих
незатейливых прибамбасов, столько дорогих скудной фантазии всякого
писателя-фантаста или режиссера.
Но вот на одном
из ярусов Вася увидел шлем. Обычный шлем вроде средневекового рыцарского, с
двумя прорезями для глаз и каким-то утолщением вроде короткого рога на лбу.
Вася машинально
протянул к нему руку, и поднимающаяся платформа, правильно истолковав его
движение, немедленно остановилась. Вася снял с яруса шлем и взвесил его на
ладони. Шлем был легким, вроде пластикового.
— Этот доспех не
выдержит удара палицы. Выбрось его, он плохой, — со знанием дела сказал Агам.
Племя Камышовых
Котов ещё не научилось как следует изготавливать доспехи, но в бою оно уже
иногда использовало высокие деревянные или плетенные из ивняка щиты, в которых
застревали копья и от которых отлетали брошенные противником камни. Правда,
щиты эти ещё не годились для охоты и дальних походов, потому что были слишком
громоздкими и стесняли движения. К тому же щит из дерева или ивняка всё равно
не смог бы выдержать удара львиной лапы или бивня мамонта.
Но прежде чем
положить шлем, Вася решил все-таки его примерить и надел его себе на голову. Он
оказался мальчику как раз по размеру.
Вася увидел, что
снаружи прорези для глаз покрыты чем-то вроде тончайшего стекла и по этому
стеклу скользит маленький кружок, который точно следует за его взглядом.
— Интересно, как
эта штука работает? — задумался вслух мальчик. — Если бы я, скажем, захотел
выстрелить ну вот в ту перегородку...
Не успел Вася
додумать об этом до конца, как внезапно перегородка, на которую он смотрел,
оплавилась и разлетелась вдребезги. Вася поспешно сорвал шлем. Выступ, похожий
на рог на лобовой части шлема был горячим. Не понимая, как он это сделал, Вася
повернулся к Агаму. Пещерный мальчик стучал зубами, со страхом глядя на него.
— Мальчик-колдун
знает заклинания, — пробормотал он. — Стоило мальчику-колдуну сказать, что он
хотел бы выстрелить, как из лба у него вылетел Дух Огня и сжег перегородку!
Теперь Вася
понял, как работает этот вид оружия - шлем. Это была самонаводящаяся импульсная
пушка, приводимая в действие телепатическим сигналом и прицеливающая в
направлении фокусировки взгляда.
Стоило тому, у
кого на голове была эта штука, посмотреть на какой-нибудь предмет, находившийся
в пределах его видимости и подумать: “Огонь!” - как через мгновение из
импульсной пушки вырывался раскаленный луч...
Оружие было
мощным, но Вася поспешил вернуть его на место. Слишком простое управление
пушкой его напугало. А что если, когда эта штука будет у него на голове, он
рассердится на Агама или на Акану за что-нибудь и подумает что-нибудь дурное,
например: “А чтоб тебя разнесло...” Пушка воспримет его мысль буквально и
выстрелит.
Нет, нельзя
доверять мыслям. Хорошо, что не всё в мире делается по нашим дурным мыслям и
словам, сказанным с досады. Иначе планета давно бы опустела, если бы вообще
была ещё такая планета... Как она там называлась? Зы... Зю... Зямля?
Агам всё ещё
безнадежно высматривал себе копье или топор.
— Мертвецы
совсем плохие воины, — сказал он презрительно. — Они воюют только заклинаниями,
настоящего же оружия у них нет.
— Ты думаешь?
Видишь эту штуку? — Вася показал на короткую широкую трубу с плоской рукояткой
и несколькими выдвижными коленцами, похожую на базуку. — Я уверен, из нее можно
свалить мамонта.
— Мальчик-колдун
совсем глупый, — сказал Агам. — Пока он будет колотить мамонта этой дубиной,
мамонт растопчет его или проткнет бивнем.
Вася хотел было
объяснить Агаму, что этим оружием не нужно никого колотить, а из него нужно
стрелять, но потом понял, что объяснять это первобытному подростку так же
бесполезно, как объяснять рыцарю на коне и с копьем устройство вертолета.
Платформа
поднялась на самый верхний уровень и остановилась. На верхнем ярусе, как ожидал
Вася, по логике вещей должно было находиться самое совершенное оружие, но
вместо этого там рядами висели какие-то безрукавные оранжевые костюмы, больше
всего похожие на спасательные жилеты, которые застегивались спереди на что-то
напоминавшее молнию.
Так как Вася
давно уже растерял всю свою одежду, кроме куска шкуры вокруг пояса, то он решил
воспользоваться случаем и пополнить свой гардероб. Тем более, что пришельцы с
потерпевшего крушение звездолета были ниже землян, и оражевый жилет оказался
как раз впору тринадцатилетнему мальчику.
Когда Вася надел
жилет, он ощутил лёгкое покалывание, которое почти сразу исчезло. Жилет
оказался тяжелее, чем можно было представить на первый взгляд и очень жестким,
как будто был наполнен свинцом.
Мальчик
застегнул впереди молнию, и почти сразу же жилет из оранжевого сделался
ярко-зеленого цвета, а потом Вася услышал, как в него в сознании буквально
вспыхнула чужая мысль: “Адаптация
защитного оборудования завершена.”
Вася догадался,
что жилет разговаривает с ними телепатически, и усмехнулся. Он хорошо помнил,
как их сосед по этажу, пожилой однорукий дед, выпив хорошенько, ещё на лестнице
начинал разговаривать со своими ботинками: “Теперь ты шагай, а теперь ты! А ты
куда без очереди полез?”
Но одно дело
самому разговаривать со своей одеждой, а совсем другое, когда одежда
разговаривает с тобой.
Увидев на Васе
жилет, Агам пришёл к выводу, что ему тоже пригодится меняющая цвет шкура, и,
желая удивить Акану, надел на себя такую же.
— В этой шкуре
Агам как колдун! — сказал он довольно.
Так как никакого
оружия в арсенале с точки зрения Агама не было, а уходить с пустыми руками не
хотелось, он захватил с собой тонкий золотой обруч с прозрачным шариком-глазом
спереди, который лежал на черной высокой подставке в углу отсека.
— Подарю Акане,
она любит всякие украшения, — великодушно сказал он.
Такое иногда
бывает — вспомнишь о ком-нибудь, а он тут как тут. И теперь стоило Агаму
произнести имя Аканы, как издали через несколько отсеков до них донесся
оглушительный визг девочки.
Агам и Вася
сразу сообразили, что Акана где-то здесь на звездолете и с ней приключилась
какая-то беда. Не дожидаясь, пока платформа опустится на самый первый ярус и
сольется с полом, Агам схватил несколько камней (которые на самом деле
оказались импульсными гранатами), спрыгнул с платформы и метнулся на крик.
В пещерные
времена реагировать нужно было быстро. Если воин сидел в пещере и слышал
снаружи вопль жены: “На меня напал леопард!”, он не отвечал: “Подожди, дорогая,
дай мне доиграть с Олы-Огахом в камешки!”, а сразу хватал топор или копье и
бросался на помощь. Именно благодаря взаимовывучке человек мог выжить в то
суровое время.
Когда
какому-нибудь племени отказывала взаимовыручка и каждый в племени начинал думать
только о себе, равнодушно относясь к другим и не приходя к ним на помощь или
того хуже, люди в племени начинали ненавидеть и убивать друг друга, и род
ополчался на род, то это означало, что племя на опасном пути и пройдёт лет сто,
а то и меньше, и оно перестанет существовать, а его территорию займут другие
более воинственные племена, живущие по принципу: “Один за всех и все за
одного!”
Вася помчался
следом за Агамом, хотя все равно не успевая за ним и вопя: “Не бросай камни,
взорвешься!” Вася сразу сообразил, что в арсенале корабля пришельцев не стали
бы держать простые булыжники и если Агам начнет швыряться камнями в того, кто
напал на Акану, то и от Аканы, и от того, кто напал на нее и от самого Агама
могут остаться только подошвы ног.
Не оглядываясь
Агам проскочил несколько отсеков, стальные лепестки люков поспешно открывались
перед ним.
— Агам идет
Акане на помощь! Держись, Акана! — кричал пещерный мальчик.
Визги Аканы то
становились тише, когда девочка набирала воздух, то вновь оглушительно прорезали
корабль. Но в то же время общий тон визга был довольно спокойным и деловым.
Споткнувшись о
скелет пришельца, Агам влетел в отсек под шлюзовой камерой, где наклон корабля
был самым сильным. Голос Аканы доносился сверху из-за люка, и для того, чтобы
прийти ей на помощь, Агаму пришлось лезть наверх, цепляясь за выступы
вентиляционной системы.
Импульсные
гранаты мешали Агаму карабкаться, и он оставил их внизу, так и не швырнув ни
одну из них к счастью всех, кто был вокруг. Вася, вздохнув с облегчением, полез
следом за Агамом.
Шлюзовой люк
открылся при их приближении, и они вскарабкались наружу как раз вовремя, чтобы
успеть увидеть, как крайний из коконов совсем уже треснул, а все остальные
начинают уже мелко подрагивать. Акана стояла, прислонившсь спиной к стене и
равномерно орала, сберегая силы. Лицо у девочки было довольно спокойным. Она
уже сумела открыть прозрачную перегородку и могла бы убежать, но её удерживало
любопытство, что вылупится из коконов.
— А, это ты!
Акана думала, духи тебя убили! И мальчик-колдун с тобой! — радостно
приветствовала она Агама.
— Чего ты
кричала? — переводя дыхание, прохрипел Агам.
— А чего они
шевелятся? — с милой гримассой пожаловалась Акана, кивая на коконы.
В этот момент
крайний кокон окончательно распался и появилось существо, похожее на большой
розоватый шар, упругий, прозрачный, внутри которого, как золотые и серебристые
искорки, кружились разноцветные бабочки. Шар ни секунды не мог провести в
покое, он все время подрагивал, подскакивал, удлинялся. То и дело прозрачная стенка
шара утончалась, и какая-нибудь из бабочек вырывалась наружу, начиная свое
порхание по отсеку.
Агам, вначале
загородивший Акану в тревоге, что это окажется какое-нибудь опасное животное
или мертвец, теперь отступил в сторону, порядком озадаченный. В тот момент
лопнули ещё три кокона, и три новых жизнерадостных шара начали скачку по
отсеку, как высыпанные разом из корзины мячи для слоновьего футбола.
Один из шаров
подскочил к Акане и озадаченно замер поблизости, не понимая, что это такое, но
когда девочка хотела до него дотронуться, шар пугливо отскочил назад. Это ещё
больше убедило Акану и Васю, что шары не опасны. Один только Агам,
подозрительный по природе, всё ещё немного сомневался.
— Всё равно
Акана должна быть осторожна, — упрямо пробурчал он. — Маленькая змейка-гюрза
тоже не кажется опасной — всего лишь длинный червяк — но от её укуса погибает
даже пещерный медведь.
— Но это не
гюрза, — заявила Акана. — Эти шары они совсем другие. Агам может не волноваться
за Акану.
— Если Агам
может не волноваться, зачем тогда Акана визжала как дикая ослица, когда на нее
напали шакальи собаки?
— Агам должен
быть благодарен Акане, — нашлась девочка. — Если бы Акана не визжала как дикая
ослица, духи не отпустили бы Агама и мальчика-колдуна из страны мертвых. Это
Акана своим визгом испугала духов, духи отпустили их.
“Ну вот, теперь
она ещё приписывает себе наше спасение,” — подумал с возмущением Вася.
Ни к селу ни к
городу он вспомнил свою соседку по парте Тимофееву, которая однажды списала у
него всю контрольную по математике от цифры до цифры и ухитрилась получить за
эту контрольную пятерку, а он, Вася, получил за ту же контрольную тройку. Ну
разве это не парадокс природы? Рядом с этой девчоночьей изворотливостью дыры во
времени - просто пустяк.
Через несколько
минут из кокона появился и последний, пятый шар. Теперь шарам было тесновато в
отсеке, и они норовили, подскакивая, выпрыгнуть наружу, на поляну, но верхний
люк был закрыт и шары всё время шлепались назад. Весь отсек был уже полон
бабочек, вылетавших из шаров, их было так много, как снежинок во время сильного
снегопада.
— Откуда взялись
эти коконы с шарами? И почему пришельцы сделали для них отсек в шлюзе? Они что,
были вроде домашних животных у варрян? — спросил вслух Вася.
Он не
рассчитывал получить ответ, но забыл про телепатическую связь внутри звездолета
пришельцев, и ему откликнулся словоохотливый советчик, который со свойственной
ему любознательностью подслушивал все, что происходит на корабле.
— Никто из
варрян не знал, что находится внутри этих коконов. Эти коконы были найдены на
одной из планет в созвездии Малой Медведицы и взяты на борт в качестве образца
одной из форм жизни. Коконам требовалась определенная температура, и они были
помещены в специально отгороженный для этой цели отсек внешнего шлюза, - встрял
он в разговор.
— Значит, эти
шары не домашние животные варрян?
— Варряне ничего
о них не знали, — обиженно повторил советчик. — Эти шары — сплошная загадка
даже для меня. От них можно ожидать самых разных неожиданностей. Ну что я
говорил? Вот вам и первая неожиданность!
В этот момент
одному из шаров удалось каким-то чудом открыть внешний люк — кажется,
подскакивая раз за разом, он пересек опознающий луч — и внешний люк с гулом
откинулся. Один за другим прозрачные шары выпрыгнули наружу и исчезли в лесу.
Через несколько мгновений отсек опустел — все бабочки тожн рванулись наружу. На
фоне темного ночного неба легко было заметить, что бабочки светятся в темноте
яркими разноцветными пятнышками будто на крыльях у них было фосфорицирующее
напыление. Должно быть, снаружи целый поток взлетевших одновременно бабочек был
как внезапно вырвавшийся из подземной трещины салют.
— Около поляны
прячутся лесные люди и жёлтый человек! — сказала Акана. — Они хотели убить
Акану, но Акана спрыгнула в жилище Духа Огня.
Агам нахмурился.
— Жёлтый человек
— хитрый человек. Он нашел, куда упал Дух Огня. Теперь жёлтый человек будет
подкарауливать Акану, Агама и мальчика-колдуна снаружи, а как только они
выйдут, убьет их стрелами, чтобы самому захватить жилище Духа Огня.
— А что если нам
выбраться отсюда потихоньку? — спросил Вася.
— Жёлтый человек
наверняка притаился у тропы и хорошо просматривает поляну, — заявил Агам. — Мы
выберемся отсюда на рассвете, когда жёлтого
человека и лесных людей смотрит сон. Тогда у нас ещё будет шанс
проскочить мимо них незамеченными.
— Но тогда
жилище Духа Огня достанется желтым людям, — сказала Акана. — Они освоят все
волшебство, которое здесь есть и завоюют все племена.
— Мы можем
велеть люку закрыться и не открываться ни для кого, кроме нас троих, — заметил
Вася. Только что он получил очередную консультацию советчика и узнал, что такая
настройка внешнего шлюза вполне возможна.
Акана
рассмотрела безрукавный жилет Агама, который через каждые несколько минут менял
цвета, становясь то ярко-зеленым, но бардовым, то оранжевывым, и сказала с
завистью.
— Агам и
мальчик-колдун нашли себе новые шкуры, а что они принесли Акане? Или они забыли
об Акане, о бедной маленькой несчастной Акане, которая очень любит украшения и
сюрпризики?
Агам протянул ей
тонкий обруч с глазом, который он нашел в арсенала, и Акана радостно схватила
за него.
— Агам не забыл
об Акане! — сказала она радостно. — Но почему Агам принес только одно
украшение? Агам мог бы принести много украшений!
Покрутив обруч в
руках, Акана нашла для него единственно подходящее место, надев его сверху на
свою голову, так что хрустальный глаз оказался прямо посередине её лба.
Какое-то время
Акана прихорашивалась, поправляя обруч то в одну сторону, то в другую, как
вдруг она укоризненно уставилась на Агама и воскликнула:
— Зачем Агам так
сказал? Ему приятно обидеть Акану?
— Агам ничего не
говорил, — возразил удивленный пещерный мальчик. И в самом деле он даже рта не
открывал.
— Нет, Агам
сказал! — упрямо настаивала Акана. — Агам сказал, что Акана вертится с ужимками,
как самка мартышки у лужи, когда рассматривает свое отражение в воде!
Неожиданно Агам
смутился и уставился себе под ноги.
— Агам не
говорил, Агам только подумал, что Акана похожа на мартышку. Откуда Акана знает,
что подумал Агам? Или Акана стала волшебницей?
Акана,
отшатнувшись, прислонилась спиной к стенке отсека и посмотрела на Васю.
— Теперь Акана
слышит, что думает мальчик-колдун! Мальчик-колдун думает, что Акана с помощью
волшебного обруча может читать любые мысли. Акана боится, она не хочет читать
чужие мысли! Это всё злые духи!
И девочка
испуганно сорвала обруч.
— Послушай, —
сказал Агам. — Если Акана действительно может читать мысли, то почему бы Акане
не узнать, что думает сейчас жёлтый человек? Тогда Акана смогла бы узнать, где
жёлтый человек сейчас и что он сибирается делать.
— Хорошо, Акана
попробует! Если Акана стала колдуньей, то она будет доброй колдуньей!
После некоторого
колебания Акана вернула обруч себе в волосы и сосредоточилась, стараясь
представить себе желтого человека, чтобы настроиться на его мысли.
— Ну как? У
Аканы получилось? — нетерпеливо спросил Агам.
— Агам ей
мешает, Акана никак не может вспомнить жёлтого
человека! — рассердилась на него девочка.
Она снова сжала
виски руками, сжала обруч и вдруг воскликнула:
— Акана слышит
мысли жёлтого человека! Его зовут
Сяомун. Жёлтый человек сидит у костра в трёх полетах стрелы от поляны. Он
смотрит на лесных людей и думает, что когда лесные люди помогут ему убить нас и
завладеть сокровищами Духа Огня, он подмешает им ядовитого корня в питье и все
лесные люди умрут. Жёлтый человек никого не любит, он очень хитрый. Он хочет
только власти. Жёлтый человек не спешит. Он догадывается, что мы решимся выйти
только на рассвете и ждет рассвета. Он думает, что расставит лесных людей
вокруг поляны, чтобы мы не убежали, а сам спрячется с луком на тропе. Он
думает, что Акана колдунья и хочет убить её первой. Еще он собирается посыпать
наконечник стрелы землей, потому что верит, что только такой стрелой можно
убить колдунью.
Акана ещё
немного помолчала, улавливая отрывочные мысли жёлтого человека, рассеянные в пространстве, и убежденно добавила:
— Жёлтый человек
очень плохой человек. Он много убивал и в основном не силой, а хитростью. Он ни
с кем никогда не ссорится, а сразу убивает. Он убивал даже женщин и детей,
когда они нападали на соседние племена, то вырезали их под корень. Сяомун
думает, что если оружие Духа Огня достанется ему, то жёлтые люди выберут его
своим вождем и этим оружием они уничтожат все племена от верховий реки до того
места, где она вливается в море.
Внезапно девочка
испуганно вздрогнула и в ужасе посмотрела на Агама.
- Что случилось?
- Еще одна его
мысль! Она самая страшная! Жёлтый человек послал весть другим желтым людям,
чтобы они приплыли тайно на плотах и напали на племя Камышовых котов.
Агам нахмурился.
— Во всяком
случае теперь мы знаем, что задумал жёлтый человек, — сказал он. — Мы не будем
дожидаться рассвета и выступим прямо сейчас, чтобы предупредить своих о
нападении жёлтых людей. Мальчик-колдун уверен, что сможет сделать так, что
жилище Духа Огня не откроет свои двери Сяомуну?
— Уверен! —
подтвердил Вася. — Со мной только что связался советчик и сказал, что он уже
установил шлюзы таким образом, что они будут открываться только для Агама,
Аканы и мальчика-колдуна. Советчику тоже не нравится жёлтый человек, который
похож на некоторых из его прежних хозяев-варрян. Он говорит, что варряне тоже
были одним из народов своей планеты, который вначале завоевал и уничтожил все
остальные народы, а потом стал завоевывать космос. Советчик говорит, что не
откроет желтому человеку люк, даже если жёлтый человек будет стучать в него
лбом.
— Тогда нам пора
выбираться наружу. Я не хочу, чтобы Рынна и Омра погибли, когда жёлтые люди
нападут. Хотя племя и изгнало нас, мы должны предупредить его об опасности, — и
Агам, взявшись на сплетенный из кожи ремень, ловко полез наверх.
Вася и Акана
последовали за ним.
“На той неделе
будет затмение Солнца, а это значит, что весь этот период им будет грозить
большая опасность от колющих и рубящих предметов, а также от предательства. И,
кажется, я забыл предупредить их об этом,” — пробормотал Советчик. Мыслящий
овал висел в силовом поле посреди отсека и грустно мерцал. Он снова остался
один на звездолете, и ему больше некому было давать советы, а самому себе
советовать было скучно.
ГЛАВА 12.
ДОРОГА ДОМОЙ
Подниматься
на гору всегда долго и трудно, зато скатиться с горы можно быстро. Чем ближе ты
к вершине, тем осторожнее нужно быть, чтобы за одну минуту не потерять всех
предшествующих трудов.
(один из советов мыслящего овала)
Агам, Акана и
Вася выбрались из ямы и огляделись. Было темно и тихо, стоял тот предутренний
час, когда ночная охота уже закончилась, и лес замер в ожидании, когда Тот, Кто
Живет в Верхнем Мире, Разведет Костер Солнца.
Только большая
чёрная тень ночной птицы — филина — скользила над поляной, пересекая диск
полной луны, и метались силуэты летучих мышей. Справа от поляны было заросшее
густым тростником и камышом болото, а чуть в стороне к поляне выходила
каменистая, изрытая складками гряда с базальтовыми отрогами. Могучие корни
деревьев давно уже проделали в камне глубокие трещины, год за годом кроша и
сравнивая с землей то, что было когда-то горой.
Впереди была
тропинка, единственная почти уже заросшая звериная тропа, которая тянулась в
обход болота. Где-то на этой тропе в трех полетах стрелы их поджидала засада, и
жёлтый человек, возможно, уже посыпал землей наконечники своих бьющих без
промаха ядовитых стрел. Значит там путь был отрезан.
Через болото
тоже идти было нельзя, если даже лоси с их широкими копытами, привыкшие
кормиться на топях, предпочитали обходить его стороной.
Агам показал
рукой на восток.
— Мы должны
обойти болото с той стороны, а потом взять наискось и постараться выйти к реке,
— заявил он. — Обратно нам снова придется идти по горной гряде или по равнине,
потому что течение будет против нас.
Вася вздохнул.
Он хорошо понимал, что это значит. Теперь они уже не смогут воспользоваться
плотом, спрятанным в прибрежных зарослях, и им придется подниматься вверх по
течению реки.
— Если идти по
чаще, а потом снова по горам, меньше чем за две ладони дней нам до племени не
добраться, — грустно сказала Акана. — Мы можем не успеть, и тогда жёлтые люди
перебьют Камышовых котов.
— Мы постараемся
успеть, желтым людям тоже нужно время, чтобы построить плоты и подготовиться к
походу, — сказал Агам, и первым двинулся сквозь чащу.
Он знал, что
если переправиться на другой берег реки, то там будет равнина, а по равнине они
смогут добраться до племени Камышовых котов примерно за одну ладонь дней.
Нужно было
спешить. Под утро, когда солнце осветит лес, Сяомун и лесные люди появятся на
поляне и, обнаружив, что те, кого они преследовали, исчезли, догадаются, что
они отправились в обход болота к реке. Сяомун не захочет оставлять живых
свидетелей, которые знают о жилище Духа Огня и непременно пустится за ними в
погоню. Лесные люди неплохо ориентируются в этих чащах, так что если очень не
поторопиться, то Сяомун настигнет их ещё до полудня.
Самое большое,
чем они сейчас располагали - это два-три часа в запасе, а потом за ними
отправится погоня, и Агам это знал. Поэтому он старался пробираться сквозь чащу
очень быстро, то и дело переходя на полубег, и мальчик-колдун с Аканой едва за
ним успевали.
Не прошло и
получаса, как Вася снова стал сбиваться с дыхания, но за последние недели он
успел уже поднабраться выносливости и ему удавалось пока не отставать от Агама.
Лес понемногу
светлел, а луна сползала на край неба. Ветка баньяна скрипнула, и вниз
посыпалась кора. Вася вскинул голову, и увидел, что на ветке в нескольких
метрах над землей шевелится что-то большое и черное, время от времени издавая
какие-то звуки, похожие на стук.
— Это
птица-носорог! — сказала Акана, даже не оглядываясь. — Она не опасна. Не
отставай, мальчик-колдун, у нас нет сейчас времени охотиться.
В отдалении
раздался шакалий вой - на стаю шакалов опять напали их извечные враги гиеновые собаки и теперь две стаи будут
грызться из-за добычи. Это значило, что лес уже начинает просыпаться и входит в
новый день. Бамбуковые заросли зашумели, и их верхушки заметались. Раздвигая
стволы рылом, к реке проламывался дикий кабан, ведя свое похрюкивающее стадо на
водопой. Заросли были любимым местом обитания диких свиней. Массивные и низкие,
они легко продирались через самые колючие кусты и стволы бамбука, находясь в
относительной безопасности от хищников.
Разом, как по
сигналу, проснулись и запели птицы. Их голоса, то мелодичные, то резкие, то
сиплые, сливались в единый многолосый хор, возвещающий наступление утра. И дело
было не в том, что птицы так уж радовались утру и приветствовали солнце. Пением
они предупреждали друг друга о разного рода опасностях, а также выясняли
сложные внутренние отношения. Каждая птица с самого утра спешила голосом
очертить свою территорию для охоты или прокормления, запрещая другой птице
своего вида проникать на нее. Но громче всех кричали и попискивали голодные
птенцы, буквально силой выталкивая родителей из гнезд и требуя, чтобы они
летели на охоту.
С громким визгом
и улюлюканьем с деревьев стали спускаться шимпанзе, которые обычно спали на
высоте десяти-пятнадцати метров над землей, на специально подогнутых и
обломленных сучьях и ветках с подстеленной листвой, причем каждую ночь меняли
свои “спальные места”.
Агам знал, что
крупные обезьяны, хотя и намного сильнее человека, в общем не опасны, если с
ними не задираться, но некоторые обезьяны очень приставучи и любопытны, а также
любят отнимать всевозможные предметы, которые видят у людей в руках.
Эта зажатая
между горами долина с уникальным климатом, куда ещё не доходил ледник и где
никогда не выпадал снег, была единственной в своем роде долиной, где обезьяны
ещё сохранились. В большинстве мест обезьяны были оттесняемы все дальше и
дальше на юг в полосы тропического и экваториального климата.
Долина была уже
почти обречена. Третичный период в истории Земли, длившийся многие сотни тысяч
лет, уже закончился, и только небольшие случайно сохранившиеся оазисы, вроде
этой уникальной долины, ещё можно было изредка найти в северном полушарии. Но
время уже проходило, и, возможно всего через несколько десятков лет и это
долина должна была исчезнуть и стать такой же, как долина Камышовых котов с её
затяжными зимами и тем уже привычным климатом, который почти без изменений
сохранялся вплоть до конца ХХ столетия.
Дикий кабан,
проламывающийся в зарослях немного впереди людей, потревожил отдыхавшего после
удачной ночной охоты красного льва, и лев глухо и угрожающе зарычал из своего
логова под корнями огромного поваленного баньяна, где молодые побеги,
продолжавшие рости из ствола с одной стороны, и дружная дубовая поросль с
другой создавали для льва почти идеальные условия для того, чтобы скрываться от
дневной жары.
Лев выскочил из
своего логова всего в десятке локтей от Агама и прижался животом к земле,
подхлестывая себя по бокам хвостом. Безгривая морда льва, его прищуренные глаза
с массивными веками и оскаленные белые клыки не обещали ничего хорошего.
Шимпанзе с
громкими визгами, бросив своих собратьев по разуму в беде, скрылись в
бамбуковых зарослях, а потом, забрались на деревья и удобно расселись на
ветках, причем самочки заботливо придерживали на руках своих дитенышей, чтобы
им назидательно было смотреть, как дядя пещерный лев пожирает непослушных
людей. Некоторые шимпанзе подпрыгивали на ветках и улюлюкали, а другие,
напротив, сидели грустные и сочувствовавшие, однако помогать людям не
собирались. “Расселись как в театре,” — пробормотал Вася.
Не сводя с
хищника глаз, ребята стали медленно пятиться от него, отступая, а лев,
прижимаясь к земле, подбирался к ним все ближе и ближе. Он давно мог бы уже
прыгнуть, но пока не делал этого, очевидно, боясь промахнуться и угодить в
слоновьи колючки, которых вдоль тропы росло более чем достаточно.
Агам, глядя на
свои пустые руки, думал уже, что им пришел конец. Если бы у него было хоть
какое-то оружие, хотя бы копье или топор. А так он даже не сможет попасть в
Верхний мир...
Красный лев
прыгнул совершенно неожиданно и без рыка, сначала от земли отделились его
передние лапы, потом задние и вот уже семисоткилограммовое когтистое туловище
летит к ним со скоростью падающего с горы камня.
Акана завизжала,
а обезьяны на дереве печально закрыли своим малышам глаза ладонями, чтобы они
не видели того ужаса, который сейчас произойдёт.
Казалось бы,
исход схватки уже предрешен, но то, что случилось, было полной неожиданностью
для всех участников зрелища, включая хищника и самих людей.
Внезапно жилеты
Агама и Васи замерцали, надулись, так что Вася почувствовал давление на грудную
клетку, а потом красный лев, словно мяч, отброшенный ударом ракетки, описал в
воздухе кривую и кувыркаясь, отлетел в кусты слоновьей колючки за полсотни
локтей от них.
Второй раз
повторить прыжок лев уже не решился, он был слишком осторожен для этого.
Хищники редко нападают повторно на того, кому однажды удалось одержать над ними
победу. Лев вскочил и, трусливо оглядываясь и хромая, бросился в заросли под
улюлюканье обезьян.
Натяжение
жилетов ослабло, и к ним вернулся их первоначальный светло-зеленый цвет. Вася
ощупал свой жилет и потрогал застежку-молнию спереди. Вокруг жилета ещё
сохранялось небольшое силовое поле, и мальчик чувствовал покалывание в ладони.
Теперь Вася понял, какая сила отбросила красного льва. Жилеты с космического
корабля пришельцев служили надежной защитой против внезапных нападений,
создавая вокруг тех, на кого они были надеты, надежное силовое поле.
— Колдовство! —
пробормотала Акана. — Нас спасло колдовство! Агам и мальчик-колдун оба стали
волшебниками, даже мамонт не обладает такой силой бивней, чтобы отбросить так
далеко красного льва.
— Врага нужно
побеждать честно, без колдовства, — недовольно сказал Агам. — Если бы Агам
победил красного льва честно, только с копьем или каменным ножом — в этом было
бы больше чести для него, как для воина.
— А меня лично
это устраивает, — заявил Вася. — Я теперь этот жилет даже ночью не сниму.
— Если только
опять не полезешь купаться, — иронично напомнила ему Акана.
Мальчик
вспомнил, как мамонт утащил у него кимоно и нахмурился.
Теперь, когда
лев убежал и дорога вновь была свободна, можно было продолжать прерванный путь
к реке. Сработав один раз, защитные костюмы пришельцев стали очень
подозрительными и включались теперь по всяким пустякам. Например, если с ветки
падала капля воды или мимо пролетало насекомое, жилет моментально начинал
мерцать, деревенел и Вася с Агамом буквально повисали в центре силового поля
так, что их ноги даже не касались земли, потому что поле распространялось сразу
во все стороны, в том числе и вниз. Со стороны это выглядело очень странно,
потому что Вася с Агамом словно повисали в воздухе, взлетая как могущественные
колдуны, но на самом деле в момент включения в центре поля было очень неуютно и
нельзя было пошевелить даже рукой или ногой.
Акана, привыкшая
уже к волшебству Духа Огня, решила испытать возможности поля и, подкравшись
сзади, бросила в Агама горстью песка. Агам моментально повис в воздухе на
полметра от земли и зарабахтался, как вытащенная на сушу рыба. Поле
среагировало на песок как на нападение, и в мальчика не успела попасть ни одна
песчинка.
Потом поле
выключилось, и Агам, ругая Агану ослицей и самкой павиана, шлепнулся на траву.
— Зато теперь мы
в безопасности от лесных людей и хищников! — сказал Вася. — Даже если жёлтый
человек неожиданно нападет, он не сможет ничего нам сделать.
— Жёлтый человек
— хитрый человек, — в который раз повторил Агам. — К тому же ты забыл,
мальчик-колдун, что у Аканы нет волшебной шкуры, и если бы красный лев прыгнул
на Акану, то он был разорвал ее. Агам отдаст Акане свою волшебную шкуру!
— Акана не хочет
барахтаться в воздухе, как муха в паутине. У Аканы есть обруч, читающий мысли.
Если Акана почувствует, что жёлтый человек близко, Акана спрячется, а Агам с
мальчиком-колдуном выйдут вперед и защитят ее, — заявила девочка, и Вася в
который раз удивился её сообразительности и умению всё рассчитывать наперед.
Всё произошло
примерно так, как говорила Акана. Когда она пересекали небольшую лесную поляну,
густо заросшую полутораметровыми побегами иван-чая, в которых при желании можно
было притаиться не хуже, чем в лесу, Акана вдруг остановилась и сказала с
сильным беспокойством:
— Жёлтый человек
уже рядом. Он сейчас будет здесь.
Агам всмотрелся
в заросли — ни один побег не шелохнулся, из леса тоже не доносилось никаких
подозрительных звуков, ни треска ветвей, ни дыхания.
— Жёлтый человек
не мог ещё нас догнать, — сказал Агам.
— Агам не знает.
Сяомун уже здесь. Он и лесные люди срезали дорогу через заросли слоновьего
кустарника. Я слышу его мысли. Он хочет убить двоих из нас, а третьего пытать,
пока мы он не скажет ему, как проникнуть в жилище Духа Огня. Ну ладно, я пошла
прятаться! — Акана нырнула головой вперед в заросли и затаилась за большим
пнем, свернувшись комочком так, что заметить её было почти невозможно.
Агам приложил
ухо к земле и, услышав едва заметную дрожь почвы, сказал:
— Акана права.
Жёлтый человек уже здесь. Берегись, мальчик-колдун и вспомни все заклинания,
которые знаешь!
Хотя мгновенье
назад трава ещё не шевелилась, внезапно на поляну сразу с трех сторон выскочили
лесные люди и, размахивая дубинами, понеслись на Агама и Васю.
Это было зрелище
не для слабонервных — шесть огромных взрослых воинов с занесенными палицами,
которые мчатся навстречу огромными прыжками с единственным намерением
размозжить голову. Даже в защитном костюме Вася не чувствовал себя в полной
безопасности — а вдруг поле не успеет сработать? Жёлтого человека пока видно не
было, но Вася не сомневался: Сяомун где-то здесь, рядом.
Вася остался
стоять на месте, а Агам с громким воинственным воплем схватил с земли какую-то
палку и помчался навстречу самому рослому из лесных людей. В этот момент Агам
забыл о волшебном жилете и весь был захвачен битвой, собираясь в случае чего
умереть с оружием в руках и отправиться прямым сообщением в Верхний Мир.
На губах у
лесного гиганта, навстречу которому бежал Агам, появилась презрительная
ухмылка. Его палица была тяжелее, чем сухая палка Агама, а силой он превосходил
подростка раза в три. Воин не сомневался, что сметет Агама со своего пути одним
ударом, размозжив ему череп. Он знал мощь своего удара, способного уложить на
месте дикого широкорогого быка.
Но внезапно,
когда лесной человек уже сломал палку Агама и опускал свою дубину на голову
мальчику, тот вдруг, словно подпрыгнув, завис в воздухе, а в следующий миг
лесной человек ощутил, что палица его словно ударилась в ствол красного дерева
и разлетелась вдребезги, не причинив мальчику вреда.
Лесной человек в
ярости бросился на Агама с голыми руками, но его внезапно оторвала от земли
какая-то мощная сила и зашвырнула метров на десять вверх на ветви гигантского
баньяна. Следующий лесной человек, попытавшийся напасть на Агама сзади,
кувырком прокатился по траве и врезался головой в термитник. Взбешенные термиты
стали кусать его, забираясь в ноздри и уши, и лесной человек стал кататься по
траве, забыв обо всем остальном.
Третий из лесных
людей швырнул в Агама дубину и напал на него в момент, когда его поле только
что отключилось после отражения дубины. Он успел уже почти схватить пещерного
мальчика своими огромными ручищами за горло, то тут его побросило на десяток
метров над поляной и он обрушился в трясину, моментально скрывшись в ней и так
и не появившись на поверхность.
Оставшиеся трое
лесных людей, не решаясь наброситься на Агама, набросились на Васю, рассчитывая
очевидно, что он более легкая добыча. Но они ошиблись.
От первого из
нападавших Вася ушел, даже не применяя силового поля, просто сделав шаг в
сторону с линии атаки, как его учили на айкидо. Второй и третий гиганты,
напавшие на него одновременно с разных сторон и наносившие град ударов
палицами, заставили включиться защитное поле и больше Вася их никогда не видел,
потому что подброшенные мощным полем, они улетели куда-то в заросли и больше
оттуда не возвращались. Тот лесной человек, с линии атаки которого ушел Вася,
увидев такое, не рискнул нападать и бросился бежать к лесу. Но тут откуда-то из
тростника просвистела стрела и вонзилась лесному человеку в плечо. Очевидно,
Сяомун, прятавшийся в засаде, попытался попасть в Васю, но промахнулся. Лесной
человек вырвал стрелу и, зажав рукой, рану с криком исчез в зарослях.
На поляне
остались теперь Вася с Агамом и тот лесной воин, который угодил головой в
термитник и всё ещё продолжал кататься по траве, стряхивая термитов.
Жёлтый человек
Сяомун не показывался из засады, увидев, какая участь постигла его воинов и не
желая рисковать. Он уже убедился в силе волшебства этих колдунов, слуг Духа
Огня, и не нападал на них в открытую. Пару раз из тростника вылетали стрелы,
одна стрела в Агама, другая в Васю, но поле успевало вовремя включиться, и
наконечники стрел обламывались, ударяясь в невидимую преграду.
Но тем не менее
Акана не спешила выбираться из своего убежища, и Агам догадывался, что она
слышит мысли жёлтого человека и знает,
что он все ещё рядом. Несколько минут спустя из камыша вылетела третья и
последняя стрела и ударилась в защитное поле недалеко от горла Васи. Мальчик вздрогнул,
представив себе, что бы произошло, если бы поле не включилось.
Вскоре после
этого Акана показалась из-за пня и крикнула:
— Жёлтый человек
ушел! Он уверен в нашем могуществе и пока не решается напасть. У него теперь
другой план — он будет идти по нашим следом и постарается подсыпать ядовитого
корня нам в воду или напасть на нас, когда мы будем спать. Он уверен, что все
племя Камышовых котов колдуны и не удивляется, что жилище Духа Огня упало
именно на его территории.
— Может быть, он
предупредит своих и отговорит их нападать? — спросил Агам.
— Не думаю, —
покачала головой Акана. — Жёлтые люди очень настойчивы. Они верят, что тот, кто
убьет колдуна, а потом съест его мясо — получит все его могущество.
— Значит, теперь
жёлтый человек попытается съесть кого-нибудь из нас? — спросил Агам.
— По
возможности, — кивнул Вася. — Так что давайте пойдем быстрее, пока ему это не
удалось.
Вскоре они были
уже у реки, где без большого труда нашли свой плот, прявязанный к торчащему из
воды дереву, и переправились на другой берег, на равнину, спугнув пришедшее на
водопой стадо антилоп.
Река в том месте
разлилась, затопив берег, и течение её почти остановилось. Под прозрачной водой
видны были лилии, водоросли, жёлтые кувшинки, элодея и пушистые веточки
вербейников. За края плота на мелководье целялись стрелолистники. На берегах
маленьких рыжеватых бухточек стояли, как на карауле, цапли; а на мысу хлопали
крыльями и танцевали журавли. В камышах как старое замшелое бревно неподвижно
лежал и грелся на солнце кайман.
— Жаль, нет
паруса, — вздохнул Вася. — С парусом мы могли бы идти против течения. Ветер
попутный.
— Па-ру-са? —
переспросил Агам. Слово было для него незнакомо.
— Ты видел, как
ветер гнет и качает деревья? — попытался объяснить Вася. — Если бы у нас была
плотная большая шкура, мы бы натянули её на палках и был бы парус. Ветер дул бы
в него, и мы бы плыли. Понял?
— Ага, — кивнул
Агам с глубокомысленным видом, но Вася готов был поспорить, что он ничего не
понял.
Но так как парус
отсутствовал, то идти пришлось все-таки пешком. Агам оттолкнул плот от берега,
и они долго смотрели, как он медленно ползет по течению к излучине.
— Интересно,
куда несет свои воды река? — спросил Агам. — До края земли? А когда она
дотекает до края, то что с ней становится? Она обрушивается вниз и стекает в
небо?
— Река впадает в
море, — сказал Вася. — Кроме морей, есть океаны. Они огромные, как тысячи рек.
Помнишь я тебе показывал?
— Это на бересте
с заклинаниями? — недоверчиво спросил Агам.
Но на этом
разговор о мироустройстве прекратился, и Вася не успел даже перейти к самому
спорному его пункту, а именно к тому, что Земля — шар, который всегда вызывал у
Агама и Аканы вполне обоснованные сомнения.
Внезапно стадо
антилоп отхлынуло от берега и пугливо понеслось на равнину, уступая дорогу хозяевам
этих земель — мамонтам, которые в этот жаркий час шли на водопой. За последние
дни мамонты успели перекочевать по мелководью на противоположный берег реки,
где трава была гуще и пастбища щедрее.
Потревоженные
появлением гигантов, над равниной и рекой метались журавли, выводки гусей,
зелёных уток, цапель, ржанок и чирков, а крики коростелей и куликов с болота
только увеличивали всеобщую неразбериху.
В реку, спасаясь
от мамонтов, спешил грузный гиппопотам, а у него на спине подпрыгивала
птица-наездник, которая взлетела, когда гиппопотам грузно бросился в воду.
Во главе стада
мамонтов шли семь громадных вожаков-самцов, а впереди — вожак всех вожаков с
загнутыми кверху громадными желтоватой кости бивнями толщиной с туловище
взрослого воина. Ноги мамонтов были как стволы молодых дубов, а их тела подобны
громадным серым осколкам скал. В косматой шерсти запутались репьи, которые
мамонты иногда выбирали друг у друга кончиками хоботов, позволявших делать
движения не менее мелкие, чем человеческие пальцы.
Стадо уже
подходило к реке, когда на их пути появился Агам. Вожак мамонтов затрубил,
требуя чтобы человечишка уступил дорогу стаду. Мамонты никогда не сворачивали
со своего пути и в своем упрямстве доходили иногда до крайностей, становясь
упрямыми как белый носорог или бык, который бодает дерево у себя на пути, чтобы
не уступать ему дорогу.
Вася и Акана
нырнули за камень, но Агам остался на месте. Напротив, пещерный мальчик нагло
направился навстречу огромному стаду, крича:
— Агам вышел на
охоту! Агам, победивший красного льва и лесных людей, победит и мамонтов!
Сейчас мамонты увидят, что значит бросать вызов Агаму!
— Перестань! —
крикнула Акана. — Не делай этого!
— Агам не
боится! Он покажет Акане силу колдовства! Огромные мамонты будут разлетаться от
Агама как семена одуванчика разлетаются по лугу.
Но всё произошло
иначе, чем ожидал Агам. Не то, чтобы трагично, но довольно потешно. Увидев, что
Агам не только не успупает стаду дороги, но ещё и нахально бежит навстречу,
вожак всех вожаков гневно затрубил, и в его маленьких глазках загорелась
ярость. Хорошая память подсказала ему, что когда вожак вожаков был ещё
четырехгодовалым мамонтенком, то, отбившись от стада, забрёл в заросли. В
зарослях на него набросился человек и ударил дубиной по спине. Он хотел сломать
малышу позвоночник, но удар скользнул чуть в сторону, пройдя по коже, и
мамонтенок с громким визгом выскочил на равнину к стаду. Охотник не рискнул
преследовать его на равнине, зная силу взрослых мамонтов.
Увидя рану на
спине у мамонтенка, его мать и вожаки, гневно трубя, растоптали все заросли, но
человек уже скрылся. След от того удара дубинки давно прошёл, но ненависть и
недоверие к людям у вожака вожаков сохранились, и теперь, увидев Агама, он
связал воедино оба конца этой ниточки.
К тому же
несколько месяцев назад одна из самок провалилась в глубокую яму с колом на
дне, прикрытую травой и листьями, и пропорола себе живот. А потом сверху на нее
посыпались камни и копья — это была засада людей равнинного племени, которое
кочевало в шатрах из шкур животных вдоль кромки ледника, каждые несколько
недель, когда ледник наступал, перенося свои жилища. Тогда вожак вожаков не
смог убить тех, кто вспорол живот мамонтихе, потому что они ловко прятались за
скалами и бросали в мамонтов копья и камни. Стадо охраняло раненую самку до
позднего вечера, пока она не умерла. Потом мамонты ещё раз грозно протрубили и
ушли к реке, оставив равнинному племени целую гору мяса. У самки остался
семилетний мамонтенок и теперь стадо, как могло, заботилось о нём.
Вспомнив обо
всём этом, вожак вожаков, горя желанием разом расплатиться со всем людским
племенем, устремился навстречу Агаму, выставив вперед загнутые бивни. Поднимая
голову то выше, то ниже мамонт мог регулировать убийственную силу своего удара.
Если голова гиганта была опущена низко и края бивней направлялись почти
параллельно земле, то атака была серьезной, если же голова была поднята, и
вперед смотрел только крутой изгиб бивней, это означало, что мамонт настроен
более или менее миролюбиво и не собирается убивать своего противника, хотя и
намерен преподать ему урок. Так мамонты обычно сражались между собой, определяя
иерархию в стаде.
Этот же мамонт
атаковал серьезно, с твёрдым намерением сделать на свете одним Агамом меньше.
За вожаком вожаков, чуть отстав, бежали ещё семь мамонтов-самцов, выстроившихся
почти в прямую линию. Агаму стало не по себе, и он с трудом убедил себя
остаться на месте. Возможно, современному читателю трудно понять, что такое
атака мамонтов, но пусть он представит, что стоит посреди дороги, а на него на
полной скорости несутся восемь огромных грузовиков. А у него при этом в руке
копье и ему нужно на эти грузовики охотиться.
Вожак всех
вожаков подбежал к Агаму и попытался поддеть его бивнями. Защитное устройство
Агама замерцало, и мальчика как пушинку подбросило на полметра над поляной, где
он и остановился в воздухе. Мамонт удивленно заревел, он раз за разом колол
Агама бивнями, но тот только кувыркался, потому что защитное поле имело форму
шара.
— Почему мамонты
остаются на месте? Агам же говорил, что они будут разлетаться как семена
одуванчика! — крикнула Акана.
— Они слишком
тяжелые, — заметил Вася. — Теперь отлетают не мамонты, а сам Агам.
Гиганты между
тем разошлись не на шутку. Они чувствовали, что между человеком и ними
существует какая-то преграда, и в ярости толкали её массивными ногами,
головами, хоботами и бивнями. Это напоминало теперь какую-то дурацкую игру,
Агам летал по поляне в центре невидимого шара, а мамонты нападали на него со
всех сторон и продолжали толкать. Агам был, в общем-то в безопасности, но по
его перекошенному лицу видно было, что ему не особенно приятно. Всё получилось
противоположно задуманному, вместо того, чтобы мамонты разлетались как пушинки,
пушинкой стал он сам.
— Ты
когда-нибудь видела слоновий футбол? — поинтересовался у Аканы Вася.
— Нет, —
покачала головой Акана.
— Тогда
посмотри! И я тоже посмотрю. Жаль только нет ворот, но мне кажется, что правая
команда мамонтов выигрывает.
Мамонты, и
правда, в погоне за шаром разделились на две группы, одна футболила шар справа,
а другая слева. Вряд ли они понимали, что соревнуются, ими руководило лишь
желание растоптать Агама, но со стороны это выглядело как игра в футбол.
Мамонты поочередно отбирали друг у друга мяч и начинали топтать его огромными
ногами.
— Ты не хочешь
помочь Агаму, мальчик-колдун? — возмущенно спросила Акана, которую раздражало
философское спокойствие Васи.
— Помочь? —
удивился Вася. — Если я выйду на поляну, со мной будет то же самое. А где ты
видела, чтобы на футбольном поле было два мяча? Это не по правилам.
Наконец, один из
мамонтов, разбежавшись, так сильно стукнул по силовому шару бивнями, что Агам,
кувыркаясь, отлетел в реку. В реке его поле выключилось, и он, отфыркивась,
подплыл к берегу. Озадаченные мамонты больше не преследовали его, они затрубили
и отступили на равнину, видимо, решив напиться в другом месте выше по течению.
Вася и Акана подбежали к Агаму. Агам покачивался, и глаза у него смотрели, что
называется, в кучку.
— Ты не ранен? —
забеспокоилось Акана.
— У Агама голова
кружится. Агам так много кувыркался, что теперь вообще не понимает, где верх,
где низ, — сказал пещерный подросток и плюхнулся в траву.
Но уже минут
через десять всё пришло в норму, и Агам продолжил свой путь. Однако он уже
больше не хвастался силой колдовства и старался обходить крупных животных
стороной, а при виде мамонтов даже в отдалении его лицо приобретало зеленоватый
оттенок.
Путь до пещер
племени Камышовых котов занял у них пять дневных переходов. Обычно они шли с
рассвета часов до одиннадцати утра, потом в самую сильную жару, когда воздух
равнины раскалялся, отдыхали в тени гигантских секвой или в зарослях тростника,
жаря на костре какую-нибудь утку или дрохву, которую удавалось подбить из лука
Агаму, а потом продолжали путь с шести вечера примерно до двух ночи, причем
последние часы уже при свете луны. По такому или примерно по такому расписанию
жили почти все животные виды саванны, за исключением разве только гиппопотамов
и носорогов, толстая шкура которых не боялась солнечных ожогов.
Жёлтый человек
больше не попадался на их пути, хотя временами Агам чувствовал, что он держится
где-то рядом. Иногда в нескольких сотнях локтях позади них взлетали утки или
начинали выть в непривычное время шакальи собаки, а однажды Акана даже видела
дымок от его костра.
И вот как-то
ночью жёлтый человек решил пробраться к ним в лагерь и заколоть Акану копьем,
но девочка ещё раньше проснулась, вскрикнув во сне. Ей снился невообразимый
кошмар, и она догадалась, что это волшебный обруч Духа Огня, который был у неё
в волосах, уловил ужасное намерение Сяомуна.
Она разбудила
Васю и Агама. Вася на время отдал девочке свой жилет, а сам спрятался в
зарослях. Потом, всё ещё объятая страхом, Акана легла у костра и притворилась,
что спит. Это было очень страшно — лежать и знать, что к тебе крадется убийца.
Вначале всё было
как будто тихо, потом тростник вдруг зашелестел, и выскочивший оттуда Сяомун
попытался ударить Акану копьем. Но включилась силовая защита, и жёлтый человек,
подброшенный полем огромной силы, с воплем подлетел в воздух метров на
пятнадцать, а потом из реки донёсся всплеск воды и несколько кайманов, лежавших
на мелководье, заинтересованно сползли с берега и скрылись под водой.
— Как ты
думаешь, Агам, кайманы съели жёлтого
человека? — спросила Акана.
— Жёлтые люди
плохие пловцы, — сказал Агам. — Вряд ли мы с ним ещё встретимся.
Он поднял
валявшееся на земле копье жёлтого
человека, которым он пытался заколоть Акану и потрогал пальцем его
острие из блестящего материала.
— У Агама
никогда не было такого хорошего копья, — сказал он довольно. — Теперь это будет
копье Агама. Этим копьем Агам сможет убивать много добычи. Жаль, жёлтый
человек, улетая, не потерял здесь свой лук.
Как мы видим,
вопросы приобретения новой собственности в каменном веке решались довольно
просто. И, положив копье рядом с собой, Агам снова заснул.
Наутро они снова
продолжили путь. Агам осмотрел прибрежный тростник и лежавших на мелководье
кайманов. Кайманы выглядели сытыми, а это значило, что их ночная охота на
жёлтого человека увенчалась успехом.
Ничего никому не
сказав, Агам перебросил через плечо своё новое копье и пошёл по равнине, пока
Тот, Кто Зажигает Костер Солнца, не развёл большого полуденного огня. Трава в
саванне начинала уже немного желтеть, это значило, что приближается месяц
Большой Жары, который должен был начаться сразу после месяца Древесных Соков.
Уже несколько недель не было дождей, и река заметно обмелела. Стада антилоп и
быков почти со всей равнины паслись теперь поблизости от реки и хищники, уже
почти не прячась, выбирали себе добычу.
Никогда прежде
на такой ограниченной территории Агам не встречал так много стад диких лошадей,
оленей, буйволов, антилоп-нильгау. В тени лежали сытые махайроды, красные львы,
бродили ягуары, гепарды и гиены. И все находили себе добычу. Шакальи собаки и
дхоли следовали за хищниками по пятам.
К вечеру пятого
дня, когда они миновали излучину, на другой стороне реки показались дымки —
пещеры племени Камышовых котов. Дымки были совсем тонкими и едва различимыми —
река в этом месте была широкой.
Переправляться
через реку с быстрым течением вплавь было рискованно — хотя кайманов в этих
местах и не было, зато река изобиловала водоворотами и омутами, которые легко
могли увлечь неосторожного пловца на дно.
Агам и Акана
замерли на берегу, с тоской и надеждой глядя туда, где был их дом. Вася понимал,
что испытывали пещерные люди, смотревшие на дымки родного племени — подобное
чувство испытывал и он, разделенный со своим домом чем-то куда более
труднопреодалимым, чем пространство, — временем.
Иногда вечерами
или днём во время привала Вася вспоминал о своем городке Уфалее, о родителях,
представлял, как они волнуются и какие ужасные предположения строят — и только
одно его утешало: сейчас в тридцатом тысячелетии до нашей эры его родители ещё
не появились на свет, а на месте его города были непроходимые первобытные леса
и складки гор. А раз его родители ещё не родились, то они не должны были и
волноваться.
Но с другой
стороны, если его родители ещё не родились и их на данный момент вообще нет —
то откуда тогда появился он сам? Следовательно, все петли времени, и прошлое и
будущее должны существовать в пространстве одновременно и параллельно — иначе
выходила какая-то логическая несостыковка, которую Вася чувствовал, но до конца
не мог объяснить.
— Через две луны
— посвящение в мужчины, — вдруг сказал Агам. — Я бы тоже хотел его пройди, хотя
мне ещё не хватает двух вёсен.
— Бывали случаи,
когда обряд посвящения в воины происходил и раньше, — заметила Акана. — Мой дед
стал воином в свою четырнадцатую весну.
— Через две луны
Уюк станет воином, — продолжал Агам. — Я бы мог победить Уюка, но если я
появлюсь в племени, меня попытаются убить. Вряд ли за столь короткое время
Уа-Аях, Гымла и Медвежий Клык успели забыть о моем изгнании.
— Давай сделаем
так, — предложила Акана. — Переправимся через реку выше по течению на плоту, а
потом ты спрячешься где-нибудь неподалеку, а я попытаюсь пробраться в племя и
предупрежу старейшину своего рода о нападении жёлтых людей.
— Хорошо, —
подумав, согласился Агам. — Мы так и сделаем. Но если тебя постараются схватить
и задержать в племени, то я не завидую тому, кто захочет это сделать. Ты не
станешь женой Уюка или на этот раз острога поцарапает уже не его плечо, а
вонзится в его сердце.
Вид у подростка
был самый что ни на есть решительный, и Вася не сомневался, что Агам так и поступит.
Они поднялись
ещё примерно на тысячу локтей вверх по течению реки — к тому времени уже почти
полностью стемнело — и связали из трех старых бревен что-то вроде плота. Плот
был весьма неустойчив, то чтобы переправиться через реку большего не нужно.
В кромешной
темноте, когда видно было только, как черными бликами плескает вода, они
оттолкнулись от берега и стали грести руками. Луну заволокли тучи, и река
потонула во мраке. Они не видели даже на расстоянии вытянутой руки, просто
бревна то и дело подрагивали на волнах. Дул сильный боковой ветер, и Агам уже
начинал беспокоиться, что их снесёт слишком далеко по течению и они окажутся
ниже стоянки племени.
Примерно на
середине реки, хотя была ли это середина, в кромешной тьме, поглотившей берега,
сказать было сложно, они перестали грести и остановились, чтобы постараться
определить направление.
Внезапно
откуда-то слева, выше по течению, из серого рваного тумана с порывом ветра
донеслись едва слышные голоса и плеск весел. Агам насторожился: он был уверен,
что эти звуки ему не померещились. И следующий же порыв ветра подтвердил, что
он прав: голоса и плеск весел звучали приглушенно, но все же звучали. Это
значило, что те, кто плыл на плотах, старались остаться незамеченными, именно
поэтому они и выбрали ночь с туманом.
— Это жёлтые воины! Я слышу их мысли! —
прошептала Акана. — Они уже здесь!
— Да, это они, —
подтвердил Агам. — Они локтях в пятидесяти отсюда. Жёлтые люди хотят напасть на
наше племя этой ночью. Я должен предупредить наших!
И Агам, сняв
массивный защитный жилет, бесшумно скользнул в воду.
— Береги Акану,
мальчик-колдун! — сказал он. — Проследи, чтобы она надела мою волшебную шкуру.
— Агам, тебя
убьют!
— Я буду
осторожен! После того, как я предупрежу своих — спрячусь в укромном месте между
скалами. Акана, знаешь нашу скалу?
И Агам, нырнув,
исчез под водой. В воде пещерный мальчик передвигался ловко и быстро, как рыба
и Вася не сомневался, что он доплывет до берега, но успеет ли племя Камышовых
котов подготовиться к защите?
Жёлтые люди были
уже совсем близко — если бы не кромешная тьма и не туман над рекой они давно бы
заметили маленький плот из трёх брёвен, замерший несколькими десятками локтей
ниже по течению.
Вася мгновенно
собрался, усталости прошедшей ночи как не бывало — нельзя было терять ни минуты.
Он быстро помог Акане натянуть защитный жилет.
— Ты слышишь,
что они думают? — спросил он, вспоминая об обруче.
— Да, —
прошептала девочка. — У них две ладони плотов, а на каждом плоту по ладони
воинов. Они договорились высадиться сразу в двух местах на берегу, одни выше по
течению — другие ниже и напасть на спящее племя с двух сторон.
Вася произвел
быстрые подсчеты — десять плотов по пять воинов — всего около пятидесяти, не
меньше, чем Камышовых котов. Если жёлтые люди нападут неожиданно, то племя Камышовых
котов будет уничтожено. Жёлтые люди хорошие воины, их стрелы пропитаны ядом и
не знают промаха. Наконечники копий у них не каменные, а бронзовые, и это тоже
немало.
— Мы должны
задержать жёлтых людей и не дать им высадиться на берег! — прошептал Вася и
рука его быстро скользнула в сумку с оставшимися петардами.
Петард было чуть
больше десятка, и Вася прикинул, что если рвануть их все вместе, то получится
очень приличный салют, который будет виден даже в темноте. Наверняка, у
Камышовых котов на берегу выставлена стража и когда петарды вдруг разом
грохнут, поднимется тревога, а если ещё от петард загорится один из просмоленых
плотов жёлтых людей, то будет совсем хорошо.
Среди воинов
возникнет путанница, в темноте они начнут обстреливать друг друга и это даст
племени Камышовых котов хоть какой-то шанс. Только бы Агам успел доплыть до
берега и разбудить племя!
Но вот уже
бревна первого плота жёлтых людей показались из тумана всего в десятке локтей
от них. Вася мог уже различить на плоту пять или шесть ссутуленных, напряженных
фигур с луками и копьями. Один жёлтый человек стоял у руля, двое гребли, ещё
двое зорко всматривались вперед, пытаясь различить на берегу красные огоньки
костров стойбища.
Когда плоты
сблизились уже на пять локтей, кто-то из жёлтых людей заметил на реке чуть
впереди маленький плот и удивленно крикнул что-то, показывая на них рукой. Не
дожидаясь, пока они опомнятся, Вася зажёг связку петард и бросил на плот жёлтым
людям.
Несколько
мгновений жёлтые люди были в растерянности, а потом один из них, решив,
очевидно, что это клубок ядовитых змей[7], попытался концом копья столкнуть
петарды в воду. Но в эту секунду петарды взорвались одна за другой, взметнув
вверх поток искр. Это был салют, настоящий салют посреди реки, осветивший туман
красными, синими и оранжевыми сплохами. Бросая так много петард сразу, Вася
грубо нарушил правила пользования петардами, и просмоленный плот задымился.
С громкими
воплями жёлтые люди с этого плота, оглушенные и ослепленные петардами,
попрыгали в воду, решив, что они стали жертвами какого-то колдовства.
Но в эту минуту,
вынырнув из тумана откуда-то справа, в маленький плотик Васи и Аканы врезался
другой плот с желтыми людьми. Вероятно, они заранее заметили опасность и
атаковали неожиданно. Сообразив, что если их столкнут в воду, то защитный
костюм может не подействовать, Вася, упреждая жёлтых людей, прыгнул к ним на
плот.
Жёлтые люди с
боевыми кличами бросились на него с разных сторон: один заносил топор, другой
размахивался копьем, третий поспешно натягивал лук... Но тут сработала защитный
костюм, и включившееся силовое поле разом сбросило всех жёлтых людей с бревен,
сделав Васю единственным хозяином плота.
Вася хотел
повторить тот же фокус и с остальными плотами жёлтых людей, но их уже не было
видно — только из темноты в отдалении доносился плеск весел — жёлтые люди,
понимая, что незамеченными им приблизиться уже не удастся — теперь атаковали
стойбище в открытую, спеша как можно скорее добраться до берега.
—
Мальчик-колдун! Мы должны спешить! — крикнула Акана и перескочила с маленького
плотика на большой.
Они схватили
оставшиеся весла и быстро, как только могли, стали грести к стойбищу, где судя
по крикам и сухим ударам деревянных палиц уже начиналась битва.
*
* *
Агама иногда
называли Сыном Лосося, потому что он держался на воде как рыба, а нырял как
утка-гагара, проплывая с одним вздохом до сорока локтей. И вот теперь Агам плыл
в сплошном густом тумане, только изредка показываясь на поверхность. Берегов он
не видел, но дыхание его было ровным. Мальчик плыл уже долго, но берега всё не
показывалось — однако Агам был уверен, что взял правильное направление — правым
боком к течению.
Внезапно Агам
услышал чуть впереди плеск весел — плот жёлтых людей. Но как он оказался так
далеко? Должно быть, этот плот с самого начала держался ближе к берегу. Агам
нырнул и дальше поплыл под водой совершенно бесшумно. Уже оказавшись у борта
плота, он на мгновение высунул из воды голову, набирая нового воздуха для
дыхания, а потом резко дёрнул за весло, которым грёб один из жёлтых людей.
Пигмей, не
удержавшись, упал в реку и стал барахтаться, но Агам, поднырнув под плот, был
уже далеко от того места.
— Кайман! —
взволнованно крикнул кто-то на языке жёлтых людей. — Ли Суна столкнул в воду кайман!
Агам понял, что
жёлтые люди не видели его и приписали падение воина в воду кайману. Это
замешательство даст Агаму ещё несколько лишних секунд. Но вот уже из тумана
вынырнули очертания берега и кострищ родного племени. Агам выбрался животом на
берег и помчался прямо к пещере вождя. В данный момент он не боялся и за свою
жизнь — интересы выживания племени, жизни Рынны и Омры были для него важнее.
По пути он
заскочил в пещеру, где жил род Куниц и схватил за плечо спящего у входа в
пещеру высокого воина со шрамом за лице. Воин сразу вскочил и схватился за
копье. Это был Родрах.
— Это ты,
мальчишка? — прохрипел он спросонья. — Тебя же изгнали — хочешь лишиться
головы?
— Жёлтые люди на
реке! Они напали на двух ладонях плотов! — крикнул Агам.
— Жёлтые люди? —
недоверчиво протянул Родрах. — Ты не врешь?
Но в этот момент
ослепительно полыхнули петарды, и Родрах увидел сквозь туман очертания плотов и
фигурки на них. Родрах испуганно отшатнулся, но ладонь его уже сомкнулась на
копье.
— Дух колдуна
помогает нам! — крикнул Агам, сообразивший, что это лучший способ, чтобы Родрах
не испугался петард.
Но Родрах был
смелым воином и умел не теряться перед лицом опасности.
— Тревога!
Нападение! — громко крикнул он, будя воинов своего рода. Потом он схватил
палицу и, уже выбегая из пещеры навстречу врагу, обернулся, чтобы посмотреть,
где же мальчик. Но Агам уже исчез в соседней пещере вождя.
Родрах отправил
трех воинов из рода Куниц поднимать воинов племени, а сам с остальными бросился
к берегу, к которому уже причаливали первые плоты жёлтых людей.
Это нападение
было уже не первым в истории племени Камышовых котов, и все хорошо представляли
себе, что нужно делать. Воины хватали оружие и выбегали навстречу врагу, а
женщины, дети и подростки спешили укрыться в лесу.
Родрах метнул
копье, и один из жёлтых людей упал с плота в воду. Но тут просвистела стрела, и
воин из рода Родраха стал кататься по земле со стрелой в животе. Родрах знал,
что стрелы жёлтых людей отравлены и единственный способ — это броситься в атаку
и сблизиться на такое расстояние, когда луки уже не смогут быть использованы.
И с громким
боевым кличем, размахивая палицей, Родрах бросился вперёд.
Тем временем
Агам уже вбежал в пещеру к Медвежьему Когтю и, перескочив через нескольких ещё
не проснувшихся женщин и детей, стал трясти вождя:
— Жёлтые люди
напали! Жёлтые люди напали! — повторял он.
Медвежий Клык
рывком поднялся с места и разглядел в темноте лицо Агама.
— Ты колдун и
лжец! Из-за тебя погибли люди Уа-Аяха! - закричал он.
- Желтые люди
напали! Говорю же вам!
- Вначале я убью
тебя!
Медвежий Клык
попытался схватить палицу и размозжить Агаму голову, но пока он искал ее,
мальчик швырнул в него раскаленным углем, заставив вождя отступить, и метнулся
прочь из пещеры. Он должен был ещё предупредить свой род, род своего отца, а
также свою мать Рынну и сестру Омру.
- Убейте его!
Убейте! Он хотел зарезать меня спящим! - завопил Медвежий Клык, и Агам бросился
прочь из пещеры.
Воины из рода
Медвежьего Клыка и сам вождь, схватив оружие, выскочили за ним, собираясь
кинуться в погоню за Агамом, но, услышав на берегу крики и шум сражения,
помчались туда.
Прибежав в свой
род, Агам с облегчением обнаружил, что там уже никто не спит. Один из воинов
услышал фейерверк и крик Родраха: “Жёлтые люди!” — и, разумеется, немедленно
разбудил остальных. А потом почти все воины убежали на берег, оставив только
одну ладонь мужчин охранять пещеру и женщин.
В своем роде
Агаму уже никто не грозил смертью, хотя кое-кто и опасливо поглядывал на
изгнанника, опасаясь для себя неприятностей.
Агам на
мгновение прижал к себе Рынну и Омру.
- Омра, помнишь
то убежище между скал, которое было нашим секретом?
- Да-а, -
проревела Омра.
- Веди туда маму
и женщин рода! Поняла?
- Да-а.
И Агам выскочил наружу, слыша за спиной плач
сестренки. Недалеко от пещеры он наткнулся на тело воина из их племени со
стрелой в горле и забрал его палицу и лук, оставив в руке воина только копье,
чтобы ему было с чем предстать в Верхний мир.
Племя Камышовых
котов уже почти полностью проснулось и теперь было готово к сражению. В плоты
летели копья. Жёлтые люди пристали к берегу в нескольких местах и рассыпались
за скалами. Туман мешал им целиться, и большинство их стрел вонзалось в землю.
Камышовые коты лучше знали здешние места, и это давало им некоторое
преимущество. Несколько воинов подкрались к желтым людям по зарослям камыша, а
потом неожиданно напали сбоку с палицами и копьями. Жёлтые люди ожесточенно
сопротивлялись, размахивая отравленными стрелами как кинжалами, но их удалось
выбить их-за укрытия и оттеснить в лес.
Сражение
пещерных времен было жестоким и беспощадным, слышались стоны раненых, боевые
кличи и глухие удары дубин. Жёлтые люди то отступали, то вновь наступали, и в
некоторых местах теснили оборону Камышовых котов. Но в целом силы обеих сторон
пока были равны. Сплошной туман и мрак мешали сражающимся рассмотреть друг
друга и часто оказывалось, что свои сражаются в темноте со своими. Нередко
стрела жёлтого человека, выпущенная в
проскальзывающую рядом тень, попадала в другого жёлтого человека, а палица воина из племени
Камышовых котов обрушивалось на другого воина того же племени.
Агам вспомнил,
что Акана и мальчик-колдун должны были ждать его за скалами, в той маленькой
бухточке, скрытой камышами, о которой знали только он и Акана, и бросился туда.
По пути он вдруг
услышал за камнем шорох и, решив, что это жёлтый воин, прыгнул к обломку скалы,
занося копье. За валуном и в самом деле притаился какой-то человек, он дрожал и
закрывал голову руками и выглядел жалим как слизняк.
Агам, чувствуя,
что не сможет убить безоружного, приставил копье к его горлу, требуя сдаться. В
этот момент дрожащий человечек поднял лицо. Агам узнал его и, узнав,
презрительно опустил копье. Это был Уюк. Бедняга был так напуган, что даже не
мог говорить, а только стучал зубами.
— Уюк — трус! —
презрительно сказал Агам. — Уюк был смел только за спинами мужчин своего рода!
Еще недавно Агам
мечтал, как вырастет и убьет Уюка, но сейчас его презрение к Уюку было столь
велико, что Уюк не стоил в его глазах даже смерти. Агам перескочил через камень
и бросился в заросли. Через несколько минут он был уже в бухте, в которой его
ждали Акана и мальчик-колдун. Они причалили на большом плоту, отбитом у жёлтых
людей, прямо сквозь высокие сухие стебли камыша и теперь сидели на корточках на
краю плота, прислушиваясь к шуму сражения.
Когда Агам
вынырнул из зарослей, Акана резко обернулась к нему и, разглядев его лицо,
радостно воскликнула:
— Агам жив! Агам
предупредил племя и стал героем!
— Еще рано
торжествовать, — сказал Агам. — Жёлтых людей много, и они берут верх. Агам и
мальчик-колдун дожны вернуться в гущу битвы и сражаться!
Не споря с ним,
девочка быстро выскользнула из защитного жилета и протянула его Агаму.
- Я не возьму! -
сказал Агам. - Он теперь твой! Я не хочу как трус скрываться за волшебной
шкурой!
— Ты должен!
Здесь в зарослях жёлтые люди не найдут Акану. Акана хорошо знает, как прятаться
в камыше. Волшебная шкура теперь больше нужна Агаму!
— А если на
Акану кто-нибудь нападет тайно? - все еще сомневался мальчик.
— На Акану
нельзя напасть тайно! Акана слышит мысли всех, кто находится поблизости от нее,
— уверенно заявила девочка.
— Хорошо. А
теперь бежим, мальчик-колдун! — Агам быстро натянул на себя защитный жилет и
протянул Васе палицу, оставив себе лук и копье.
Поняв, что
отказываться теперь от палицы нельзя, потому что тогда Агам стал бы презирать его,
Вася взял дубину и взмахнул ей над головой. Потом они с Агамом спрыгнули с
плота и помчались туда, где давно уже раздавался шум боя и звучали боевые
кличи.
ГЛАВА 13.
БИТВА ПЕЩЕРНЫХ ВРЕМЕН
Кто умрет без меча в руке, тот никогда не
увидит Валгаллы — страны храбрых — и навеки покроет род свой позором.
(предание
древних викингов)
Это был первый и
возможно последний случай в истории человечества, когда мальчик, родившийся
тридцать тысячелетий спустя, участвовал в настоящем сражении пещерных времен. В
сражении не знавшем пощады и мольбы о пощаде, в сражении ценою в жизнь рода.
Вначале они
бежали в полной темноте и тумане, не видя перед собой ни своих, ни чужих.
Только хлюпала под ногами вода и стегали по лицам тугие стебли камыша.
За последние
несколько дней Вася успел освоить возможности своего защитного жилета и узнал,
как настраивать его на разные виды опасностей. Первые часы, когда он только
надел его, костюм срабатывал даже на капли и ветки, а уж если по тропинке
подползал муравей, то подозрительный жилет начинал бить тревогу и Вася
мгновенно повисал в силовом поле, как подвергшийся внезапному нападению
крупного хищника.
Посредине груди,
чуть сбоку от молнии Вася нашел синюю кнопку отключения поля. При нажатии на
эту кнопку костюм переходил как бы в режим ручного управления и уже не
реагировал на опасности до повторного нажатия на ту же кпопку — тогда поле
снова начинало работать. Был на жилете и датчик массы и материала — когда
костюм можно было настроить на определенный вес атакующего и на материал его
метательных снарядов — например, на копье с бронзовым наконечником, на стрелу,
на дубину и так далее. Опознающее поле умело определяло характер реальной
опасности и скорость приближения объекта и уже не реагировало на хлеставшие по
лицу камыши или случайно пробежавшее мимо животное.
Более того, Вася
путем экспериментов убедился, что у защитного костюма пришельцев есть
встроенные телепатические датчики, которые позволяли засечь поток импульсных
сигналов, исходящих от мозга агрессора. В момент выброса агрессии от мозга
исходят определенной частоты волны злобы, и это позволяло костюму включиться
даже в том случае, если бы враг стал неслышно и незаметно приближаться к
спящему ночью, сжимая бронзовый кинжал.
Вася старался
успеть за Агамом, пробираясь через камыши, но пещерный мальчик вскоре исчез в
темноте, и Вася остался один. Через некоторое время он услышал откуда-то справа
боевой клич жёлтых людей, а потом звук сработавшего защитного поля Агама.
Значит, пещерный подросток уже наткнулся на врага. Боевой клич вдруг оборвался,
а потом что-то взлетело над поляной и упало на середину реки. Вася догадался,
что “волшебная шкура” Агама помогла ему одолеть первого противника.
Оглядываясь,
Вася выскочил на поляну у пещер. Там в углях катались, сцепившись, два каких-то
воина, а чуть в стороне жёлтый человек с копьем гнался за старой женщиной.
Всего один или два прыжка отделяли его от его жертвы.
Не задумываясь,
Вася швырнул в жёлтого человека палицей, которую дал ему Агам. Палицы не
предназначены для метания, разве что с очень близкого расстояния, и поэтому,
разумеется, Вася промахнулся, и увесистая дубина пролетела в десятке
сантиметров от уха жёлтого человека.
Забыв о старухе,
воин обернулся, гневно прорычал что-то и бросился на мальчика. Он был довольно
высокий для пигмея, с кожей лица и груди, покрытой сложной татуировкой в виде
каких-то диковинных знаков. Острие его копья тускло поблескивало при свете
выглянувшей из-за туч луны.
По привычке,
полученной на тренировках айкидо, Вася постарался уйти с линии его атаки, но
подскользнулся и упал на спину. В последнюю секунду он вспомнил, что забыл
включить защитное поле, поставив его на ручное управление. Нажимать на синюю
кнопку было уже поздно — жёлтый воин уже заносил копье, в его узких глазах
горело торжество. Подчиняясь инстинкту, Вася перекатился на левый бок, а когда
копье вонзилось в землю, пройдя всего в нескольких сантиметрах от его туловища,
лягнул жёлтого воина сразу обеими
ногами в живот, так что тот выпустил копье.
Пигмей отскочил
и, выхватив из-за пояса стрелу с отравленным наконечником, прыгнул на Васю, но
мальчик успел нажать на синюю кнопку своего защитного костюма. Поле сработало,
и жёлтый воин, с воплем описав в воздухе петлю метров в пятнадцать, улетел в
тростник.
Воины на земле
все ещё продолжали бороться. Старуха, за который гнался жёлтый человек,
приостановилась и, готовая убежать, смотрела на Васю. Она видела, как жёлтый
человек, пытавшийся убить его, оказался подброшенным над поляной на немыслимую
высоту и не сомневалась, что обычному человеку такого сдедать не по силам.
— Дух колдуна! —
бормотала она, плача. — Дух колдуна! Спаси наше племя!
Вася сделал шаг
ей навстречу, чтобы как-то её успокоить, но видимо, его мерцающий костюм
напугал женщину, и она с визгом унеслась в сторону леса.
В этот момент защитный
костюм снова отчего-то сработал, и Вася взлетел на полметра над землей,
зависнув в воздухе. Приземлившись после отключения поля, Вася обернулся и
увидел рослого дикаря с туповатым лицом, который держал в руках дубину и
удивленно посматривал то на дубину, то на Васю, не понимая, отчего дубина не
сработала и мальчик не рухнул замертво.
Потом дикарь
снова размахнулся и снова дубина ударилась о какую-то невидимую преграду в
десятке сантиметров от головы мальчика. Вася так отрегулировал поле, чтобы оно
не отбрасывало нападающего — ему было интересно, что дикарь будет делать,
поняв, что не сможет никак ему повредить.
Видя, что и
после второго удара мальчик не упал, дикарь совершенно озадачился. Он некоторое
время с сомнением рассматривал свою палицу, видимо, проверяя настоящая ли она.
Потом один за другим он нанес Васе ещё с десяток мощных ударов, которые свалили
бы даже быка, но все удары были остановлены ещё в воздухе, и мальчик чувствовал
только легкие искорки от включения силового поля.
Тупое лицо первобытного
человека после такой неудачи стало ещё тупее. Но потом, словно ему в голову
пришла какая-то утешительная мысль, дикарь размахнулся дубиной и, - шарахнув
себя по лбу, и растянулся во весь рост на земле.
Вася догадался,
что дикарь решил, что его палица заколдована и ею теперь нельзя оглушить даже
муху, но для полной уверенности захотел проверить это на себе.
Битва с
переменным успехом шла на разных частях поляны и в камышах. И с той и с другой
стороны было много раненых и убитых. Раненые старались отползти и спрятаться, а
те, кто ещё чувствовал в себе силы, снова устремлялись в бой. Число воинов и с
той и с другой сторон было примерно равным и уравновешивалось ещё и тем, что
хотя оружие жёлтых людей и было несколько совершеннее и острее, а стрелы пропитаны
ядом, но зато Камышовые коты лучше знали эти места, руки их воинов были сильнее
и в рукопашных схватках они легче одолевали своих противников.
К тому же, хотя
жёлтые воины и сражались яростно и храбро, они сражались на чужой земле и
сражались не за жизни своих детей, жен и матерей и не за выживание своего
племени. Камышовыми же котами руководило сознание того, что отступать им
некуда, они на своей земле, рядом их близкие и если они сейчас проиграют, то
все их роды будут вырезаны под корень от седых стариков до малых детей. Это
заставляло всех, даже тех, кто был трусоват от природы, собирать всё свое
мужество и бросаться с палицами на копья и стрелы жёлтых людей.
Нередко
случалось, что даже раненый ядовитой стрелой воин из племени Камышовых котов,
уже чувствуя приближающуюся смерть, прыгал без страха на врага, уже не чувствуя
новых ран и протыкал копьем или разбивал дубиной головы жёлтым людям, заставляя
остальных обращаться в паническое бегство.
Даже женщины и
старики из племени Камышовых котов принимали посильное участие в битве, стреляя
из луков или собирая брошенные дроты и принося их своим воинам. Можно было даже
видеть, как совсем маленький ребёнок, которому едва исполнилось шесть весен,
уже тащил своему отцу или брату камень или даже сам пытался бросить им во
врага, хотя чаще всего камень этот не улетал и на метр.
К поляне,
оглашаемой боевыми кличами, уже собирались вездесущие шакалы и гиены. Пока они
ещё не решались высунуться из зарослей, но уже жадно поскуливали в тростнике и
молодой поросли. В лесу то там, то здесь зажигались жёлтые глаза ягуаров и
леопардов, и даже жёлтый гривастый лев, житель саван, которого назовут позднее
царем зверей, чувствуя запах свежей крови, уже показался вблизи пещер.
Страшна и ужасна
ты, о битва пещерного времени! Страшна и беспощадна как всякая война, которая
год от года, век от века, тысячелетие от тысячелетия будет уносить все больше
жизней и когда одни народы будут уничтожать другие народы или когда брат пойдет
на брата. Позднее войну научатся облагораживать и поэтизировать, о ней будут
слагаться песни и легенды и тот, кто убьет больше всего врагов, будет назван
героем и прославлен.
Битва пещерного
времени была намного проще и откровеннее. Намотать кишки на копье или
размозжить раненому камнем голову — к этому пещерные люди относились спокойнее,
чем во все остальные века. Позднее нейтронную бомбу, которая мгновенно убивает
миллионы людей, оставляя при этом нетронутыми дома, назовут гуманным оружием,
пока же мозги вышибались с помощью старомодных топоров, что было хотя и менее
эстетично, зато не менее надежно.
Кто-то бросил
факел и загорелся сухой тростник у реки, осветив поле брани. На земле было не
менее полусотни убитых и раненых с той и с другой стороны. Часто тела лежали
вповалку, когда оба противника убили друг друга и так и перешли в Верхний мир,
сомкнув руки на горле у врага.
Агам в своей
волшебной шкуре был в центре боя, его видели то там то здесь. Хотя ему было
только четырнадцать весен и он не был ещё посвящен в воины, но его копье не
знало промаха, а те из жёлтых людей, которые налетали на Агама с близкого
расстояния, пытаясь поразить его в спину или в бок ядовитой стрелой или
кинжалом, подлетали вверх на добрых тридцать локтей и падали на камни, словно
подброшенные великаном.
После того как
Медвежий коготь погиб в бою, пронзенный сразу двумя брошенными из темноты
копьями, а Родрах ранен в голову камнем, Агам стал как бы главой племени. Он
бросался в самые опасные участки битвы, и жёлтые люди бежали уже при одном его
появлении, как будто Агам был самой смертью.
Уже через
несколько часов, ближе к рассвету, когда небо понемногу начинало сереть, жёлтые
люди были оттеснены к реке. Из десяти ладоней воинов-победителей теперь в живых
оставалось не более двух ладоней. Они спешно прыгали в воду, пытаясь спастись
вплавь, но им вслед летели стрелы и копья. Камышовые коты с каменными ножами в
руках бросались в воду, преследуя своих врагов и расправляясь с ними уже в
воде.
Жёлтые люди тоже
были хорошими пловцами, но куда им было сравниться с Камышовыми котами, вся
жизнь которых прошла у реки.
И вот, наконец,
наступил новый день. Тот, Кто Зажигает Костер Солнца, развёл новый огонь, хотя
и без того долина была освещена горящим камышом. Впрочем, ветер был к реке, и
пламя не должно было перекинуться на лес.
Боевые кличи
смолкли, и уступили место стонам раненых и рыданиям женщин, лишившихся в ту
ночь своих близких. У Камышовых котов погиб каждый третий воин из каждого рода
и примерно три ладони женщин, детей и стариков, которых тоже не щадили стрелы и
копья жёлтых людей. Зато из пятидесяти жёлтых людей, хваленого племени
победителей, пришедших на эту землю порабощать ее, никто не смог вернуться
назад. Одних поглотили ненасытные омуты реки, другие же навсегда остались
лежать в прибрежном тростнике и на равнине.
Вскоре тела
жёлтых людей были сброшены в реку на съедение кайманам и рыбам, а для
погребения убитых воинов из племени Камышовых котов стали склыдывать большой
костер, как того требовала их вера. Для вождя Медвежьего Когтя был сложен
отдельный костер из сухих смолистых бревен, и его дух отправился в Верхний мир
первым, чтобы предупредить Того, Кто Правит Верхним Миром о прибытии остальных
воинов.
А потом был
зажжен и большой костер из сухих сосновых бревен и под заунывные вопли женщин
совершился обряд сожжения. Племя прощалось со своими погибшими. Глядя, как в
небо поднимается столб дыма, Камышовые коты верили, что в этом дыму души их
воинов отправляются в Верхний Мир. Погода была безветренной, сухие бревна
потрескивали, и темный дым поднимался прямиком в небо, смешиваясь с облАгами.
Агам стоял рядом
с Рынной и Омрой, то и дело чувствуя на себе то враждебные, то сочувственные
взгляды своего племени. Недалеко от Агама стояли мальчик-колдун и Акана.
Мальчик-колдун был для Камышовых котов чужаком, но так как он не был похож на
жёлтых людей и многие видели, как он ночью сражался вместе с ними, то в нем не
видели врага. К тому же, находясь рядом с родом Агама и Рынны, он как бы
находился под покровительством этого рода, и именно этот род должен был решать,
убить ли им чужака или принять его в племя, если он того захочет.
Но сейчас, когда
горел погребальный костер, все смотрели только на его дым.
— Дымная дорога
прямая и никуда не сворачивает. Это значит, что Тот, Кто Правит Верхним миром,
готов принять наших воинов, — сказала Рынна, и Камышовые коты закивали,
соглашаясь с ней.
Как только
костер прогорел, Уа-Аях, которому что-то шептала Гырка, прошествовал к
опустевшему камню вождя и резко поднял вверх руку с зажатым в ней огромным
каменным топором.
— Слушай меня,
племя Камышовых котов! — крикнул он. — Нас постигло тяжелое испытание, мы
потеряли многих воинов. Медвежий Коготь, наш вождь, убит сразу двумя копьями и
уже в Верхнем мире. Оттуда несмотря на всю свою мудрость он не сможет больше
управлять нами. Племени нужен новый вождь! Нужно прямо сейчас созвать совет
племени и выбрать нового вождя!
— Уа-Аях говорит
правду! Совет племени должен быть созван! — крикнули несколько воинов из его
рода.
Те, кто был
поумнее, уже догадывались, куда подует ветер. Наверняка Уа-Аях предложит в
вожди себя, опираясь на поддержку своего многочисленного рода, который даже
после потери части воинов остался самым сильным и боеспособным родом в племени.
Племя собралось
вокруг костра, и главы родов, как это было заведено исстари, направились к
своим двенадцати камням. Четыре камня остались пустыми, четыре вождя из
двенадцати погибли той ночью. Родрах вышел к своему камню с завязанной мхом
окровавленной головой, опираясь на палицу. Он был ранен этой ночью и теперь то
и дело кривился от боли. Родраху ещё повезло, что ранен он был не стрелой,
иначе бы её яд давно привел бы его на погребальный костер.
Род Уа-Аяха,
поощряемый и подогреваемый Гыркой, выстроился за плечами у Уа-Аяха рядом с
камнем убитого вождя. Все понимали, что это значит. Уюк поигрывал копьем
жёлтого человека с бронзовым наконечником, которое он где-то подобрал, и у него
был такой торжествующий вид, будто это не он сегодняшней ночью трусливо
прятался за камнем.
Агам
презрительно посмотрел на него, и Уюк на всякий случай, будто нечаянно
придвинулся ко взрослым воинам из своего рода.
— Не задирайся с
Уюком, помни, что ты ещё изганник! — шепнула осторожная Акана.
Когда утром она
нерешительно заглянула в пещеру своего рода, то отец Аканы, раненый палицей в
плечо и перевязанный ремнями из кожи оленёнка, почти не стал её ругать,
обрадованный уже тем, что дочь пережила эту страшную ночь. Глава их рода,
требовавший, чтобы Акану отдали замуж за Уюка, умер на рассвете от глубокой
раны, а новый глава рода не был пока определен.
Теперь,
воспользовавшись тем, что её род не следит за ней, Акана осторожно перебралась
к роду Агама, чтобы быть рядом с ним.
— Племени нужен
новый вождь! — вновь возвысил голос Уа-Аях. — Этим вождем стану я! За мной
стоит весь мой род. Если кто-нибудь захочет бросить мне вызов, я готов принять
его!
И Уа-Аях вновь
угрожающе взмахнул палицей. В пещерные времена люди не знали дипломатии и на
языке у них было то же, что на уме. Позднее люди научатся более ловко прятать
свои мысли и истинные побуждения, хотя желания и цели у них при этом останутся
теми же.
Никто в племени
не осмелился дать отпор Уа-Аяху, за которым стоял весь его род и несколько
младших родов. Остальные роды племени были не так многочисленны или же потеряли
слишком много воинов той ночью. К тому же все знали, что Уа-Аях сильный и беспощадный
к врагам воин, палица которого крушит с одинаковой легкостью как черепа диких
зверей, так и черепа противников, а брошенное им копье летит без промаха на
сорок локтей, немногим меньше, чем стрела.
В другое время
Уа-Аяху мог бы ещё бросить вызов Родрах, он и сейчас хотел это сделать, но
рана, полученная им ночью, была слишком тяжелой, чтобы он мог сейчас сражаться
и победить.
Но Родрах все же
решился. Он с трудом поднялся со своего камня, опираясь на палицу, и сказал:
— Воины племени!
Уа-Аях будет плохим вождем! Он силен, но у него мало ума и опыта. Он будет
укреплять свой род и злоупотреблять властью, отнимая у вас всё, что вы добудете
на охоте. Родрах бросает Уа-Аяху вызов!
Родрах хотел
поднять палицу, но, оказавшись без опоры, едва удержался на ногах. Уа-Аях
расхохотался.
— Родрах едва
двигается, он как новорожденный олененок! Уа-Аях сможет убить его одним ударом,
и он это сделает, если Родрах не возьмет назад свой вызов!
Род Родраха,
тоже довольно сильный и многочисленный, глухо заворчал и ощетинился копьями.
Уа-Аях понимал, что если он сейчас убьет раненого Родраха, то чести ему как
воину это не сделает и сможет вызвать вражду других родов, которые,
объединившись, способны противостоять его роду. Но всё равно Уа-Аях собирался
покончить с Родрахом, чтобы все видели, что станет со всяким, кто осмелится
бросить вызов его власти.
— Родрах не
берёт назад вызов! — прохрипел воин. — Он готов сражаться!
— Так пусть
Родрах сражается, если ему надоело жить, — умехнулся Уа-Аях и поднял боевой
топор. — Сегодня же его дух отправится в Верхний мир.
И Уа-Аях шагнул
к Родраху, чтобы разом покончить с ним. За спинами своих предводителей оба рода
приготовились к схватке, слышались угрозы и яростные выкрики.
— Постойте! —
крикнула Рынна, выступая вперед. — Люди! Взываю к вашему разуму! Кто бы не
победил сейчас, племя всё равно проиграет. Если сейчас будет новая резня и
погибнут новые воины, то когда жёлтые люди нападут в другой раз, они найдут
легкую добычу и убьют всех ваших детей и жен.
— С каких это
пор женщина говорит в совете? — засмеялся Уа-Аях. — К тому же женщина, сын
которой был изгнан и теперь вернулся? Возможно, это он привел жёлтых людей этой
ночью! Агам должен быть убит по законам племени как предатель и вернувшийся
изганник.
— Это неправда!
— крикнула Акана. — Это Агам предупредил племя о жёлтых людях! Если бы не Агам,
вы все были бы перерезаны спящими!
— Кто подтвердит
слова девчонки? — визгливо крикнула Гымла, надвигаясь Акану с растопыренными
пальцами как будто хотела выцарапать ей глаза. — Кто ей поверит? Убейте Агама!
— Стойте! Я ей
верю и я подтвержу её слова! — хрипло сказал Родрах. — Этот юноша разбудил меня
ночью и рассказал о нападении жёлтых людей! А потом я видел, как Агам сражался.
Возможно, Агаму помогало волшебство, но он бился лучше всех этой ночью. Жёлтые
люди бежали от него как шакалы бегут от тигра! Все это видели?
— Да, мы это
видели! — откликнулись несколько голосов. — Агам не должен быть изгнан! Агам -
лучший из юношей племени!
— Но он пролил
кровь моего сына, нарушив закон! — завизжала Гымла.
— Твой сын цел,
о женщина! Ты знаешь, что это была всего лишь царапина, которую ты сама
растёрла брусничным соком! — крикнул какой-то старик из рода Агама.
Послышался смех.
Племя знало, что старик прав и что изгнание Агама было всего лишь местью вождя
и Уа-Аяха, подогретых визгливыми женщинами.
— Хватит! —
взревел Уа-Аях. — Я вождь племени и мне решать! Сегодня же Агам будет убит, а
Акана станет женой моего сына! Уа-Аях так решил и так будет!
— Только вначале
тебя придется убить меня! — крикнул Родрах. — Родрах не позволит, чтобы в
племени происходило беззаконие!
— Это не
беззаконие, а закон силы! — крикнул Уа-Аях и перебросил из руки в руку боевой
топор, так что его лезвие описало в воздухе полукруг. — Так будет, потому что я
хочу! Нападай первым, Родрах! Я дам тебе шанс!
Родрах хотел
замахнуться палицей, но рухнул на колени. Голова у него закружилась, и он едва
не потерял сознание.
Уа-Аях занес
было топор, чтобы проломить ему черел, но тут вперед выступил Норок, старик с
длинной белой бородой, доживший до седых волос и пользовавшийся всеобщим
уважением.
— Нет славы
тому, кто убьет беззащитного! Родрах — храбрый воин, но он ранен и не может
сражаться! Ты должен перести бой, пока Родрах не поправится, Уа-Аях!
Племя согласно
загудело.
— Я не хочу
ждать! — прорычал Уа-Аях, и страшный шрам на его лице, пересекавший нос и часть
щеки — след когтя снежного барса — побагровел. — Мне брошен вызов и я не
стерплю его. Отойди, старик, пока я не убил и тебя!
— Слушай меня,
Уа-Аях! Знаешь ли ты закон племени? — возвысил голос Норок.
— Уа-Аях знает
закон. Если кто-то бросает вызов, он должен биться или взять свой вызов назад,
признав поражение!
— Ты знаешь
только половину закона, Уа-Аях. Есть ещё и другая половина! Вызов, брошенный
одному, может быть принят другим, если тот, кто бросил вызов, не может
сражаться сам! Только тогда ты сможешь стать вождем, Уа-Аях!
Огромный воин,
не знавший поражений, расхохотался. Он поднял вверх боевой топор и крикнул:
— Я согласен!
Так в чем же дело? Кто из вас, мужчины племени, осмелится сразиться вместо
Родраха? Вы все знаете мою силу! Одним ударом этого топора я убиваю черного
медведя! Я пронзаю копьем оленя насквозь! Так кто примет вызов за Родраха?
Пусть этот смельчак шагнет вперед и поплатится головой! Это будет честная
схватка, один на один!
- А если твой
род будет помогать тебе? - спросил Норок. - Никому не хочется враждовать со
всем родом.
- Мой род не
будет вмешиваться, даю слово! - прорычал Уа-Аях.
Слово рода было
самым важным, чем располагал род. Давать его мог только глава рода и все
обязаны был соблюдать его, чтобы не покрыть тотем своего рода позором.
Все мужчины
племени молчали. Они знали, что Уа-Аях был самым сильным воином в племени, и
всегда убивал в поединках своих противников. Около его пещеры на кольях торчали
несколько черепов — головы его врагов.
— Боитесь? —
крикнул Уа-Аях. — Неужели вы все трусы? Тогда я убью Родраха и стану вождем! —
и оттолкнув старика, он занес топор.
Но тут все
услышали спокойный и решительный голос Агама:
— Агам принимает
вызов Уа-Аяха! Агам встанет на защиту всего племени!
— Ты? Ты
мальчишка! — засмеялся Уа-Аях. — Ты даже не прошел посвящения в мужчины! Я
придавлю тебя одной рукой!
Все племя
пораженно смотрело, как Агам шагнул в центр круга и взял из ослабевшей руки
Родраха палицу. Лицо у Агама было решительным.
— Если нет
других воинов, которые бы бросили тебе вызов, самец гориллы, то это сделаю я,
Агам! — громко сказал подросток, и все его четырнадцать весен выстроились за
ним сплошной чередой.
— Тебе жить
надоело? — поинтересовался Уа-Аях. — Ты ведь даже не воин!
— По законам
племени, если я одержу над тобой победу, то стану воином без посвящения и смогу
жениться на Акане! — крикнул Агам. — Правду ли я говорю, о Норок?
— Есть такой
закон, — кивнул седой старик, сочувственно глядя на Агама. — Но Агам уверен,
что сможет бросить вызов Уа-Аяху? Уа-Аях убьет Агама!
— Так ты
боишься, Уа-Аях? — повысил голос Агам. — Боишься меня, мальчишки? Смотри о
племя, Уа-Аях, дрожит как выброшенная на берег рыба!
— Хватит, Агам!
Ты сам напросился на смерть! — взревел Уа-Аях. — Защищайся! И не думай, что
твое колдовство спасет тебя!
Оба противника
вышли на середину круга. Уа-Аях с боевым топором и Агам с палицей.
И тут Вася
увидел, что защитный костюм Агама померк. Это означало, что в нём закончилась
энергия, и силового поля больше не будет. Костюм пришельцев тоже нуждался в
регулярной подзарядке, иначе ресурсы его иссякали. Агам больше не сможет
рассчитывать на волшебную шкуру.
— Постойте! —
крикнул Вася. — Одну секунду!
Он подскочил к
Агаму, схватил его за руку и прошептал ему:
— Твоя волшебная
шкура не работает!
— Как не
работает? — удивился Агам.
— Видишь, она
потускнела? Значит, волшебство закончилось! Я отдам тебе свою, в моей шкуре
волшебство ещё осталось! — и Вася стал поспешно стягивать с себя защитный
жилет.
— Уходи,
мальчик-колдун! Я не хочу ждать! — взревел Уа-Аях. — Так ты отказываешься от
вызова, Агам, жалкий червяк? Убирайся вон из племени и забудь об Акане.
— Нет, не
отказываюсь! — громко и четко сказал Агам. — Только разреши мне снять мою
иноземную шкуру и попрощаться с родными!
— Прощайся! —
прогрохотал Уа-Аях. — Только поспеши! Я собираюсь убить тебя очень быстро!
Уюк захихикал,
выглядывая из-за спины матери.
Агам стащил с
себя ставший бесполезным защитный жилет, который теперь только стеснял бы его
движения и бросил его на землю. Потом он подошёл к плачущей матери и Омре и
обнял их.
- Прощайте! Если
я погибну, то буду помогать вам из Верхнего мира!
Акана вытерла
слезы:
— Агам, он убьет
тебя! Ты можешь ещё убежать! Прыгни в воду и плыви!
Но Агам покачал
головой.
— Пусть я
погибну, но не покрою своего имени позором!
— Но он сильнее
тебя в семь раз!
— Зато я ловкий!
К тому же я помню те приемы, которым научил меня мальчик-колдун.
Вася и в самом
деле как-то показал ему два или три приема из айкидо, но не был уверен, что они
помогут. Он вообще сомневался, что Агам их запомнил.
— Тебя долго
ждать, Агам? Ты уже попрощался? — крикнул Уа-Аях. — Или ты струсил, лишившись
своего колдовства?
— Агам уже идет,
Уа-Аях! Готовься к битве! — и взяв вместо палицы копье, так как с ним он
управлялся ловчее, Агам шагнул в круг. Теперь он был уже без волшебной шкуры, и
видно было, насколько он меньше ростом и тоньше, чем Уа-Аях.
— Сменил оружие,
Агам? — огромный воин взял топор наизготовку. — Но это тебе не поможет, дух
твой скоро расстанется с телом! Ну хватит болтать!
И внезапно
Уа-Аях прыгнул вперед как тигр, занося над головой топор.
ГЛАВА 14.
РАССТАВАНИЕ
В
конце каждой встречи всегда лежит расставание.
(старинная
пословица)
— Осторожнее,
Агам! — дико закричала Акана.
Но Агам уже и
сам всё видел. В последнюю секунду мальчик ловко отскочил, прогнулся, и
огромный топор Уа-Аяха пронесся сантиметрах в десяти от его головы. Уа-Аях не
сумел сразу остановить его, и конец топора глубоко вошел в землю.
Агам обежал
костер и вновь приготовился к защите, крепко держа копье.
— Уа-Аях
неповоротлив как носорог. У него много силы, но мало ума! — дразня гиганта,
крикнул Агам, и услышал в рядах племени смех.
Но Агаму не
стоило дуть на огонь. Глаза у Уа-Аяха налились кровью, он весь побурел от
злости и в самом деле стал похож на носорога.
— Агам уже
покойник! — заревел он и вновь бросился на мальчика.
Но Агам снова
увернулся и встал так, что между ним и Уа-Аяхом остался большой костер племени.
Агам знал, что
чем больше будет в Уа-Аяхе ярости, тем лучше для Агама. Ярость уменьшает
сообразительность, и делает атаки менее продуманными.
Еще два или три
раза Уа-Аях пытался настигнуть Агама, но всякий раз юноша ловко уходил от его
ударов. В своих увёртках он подражал камышовому коту, за повадками которого
наблюдал.
Он помнил
правило. Если хочешь победить, будь хитрым, лёгким и острожным. Но внезапно
Уа-Аях взмахнул топором с такой яростью, что Агам едва успев отпрыгнуть,
споткнулся о камень и упал. С торжествующим рёвом Уа-Аях поднял топор, но Агам
сумел откатиться и кольнул Уа-Аяха копьем в плечо. Из раны брызнула кровь, и
гигант гневно зарычал. Он опустил топор, и его острие с такой силой вонзилось в
землю, что конец каменного топора откололся.
А Агам уже вновь
приплясывал перед ним, делая ложные выпады.
Теперь Уа-Аях
уже жалел, что взял каменный топор, который был хорош только для добивания
менее подвижной дичи, но не для внезапных атак. Решившись на что-то, Уа-Аях
стал раскручивать руку с топором с чудовищной скоростью, не приближаясь при этом
к Агаму. Подросток удивленно смотрел на него, не понимая, что он собирается
сделать.
— Агам,
пригнись! Он хочет бросить! — крикнула Акана, услышавшая с помощью своего
волшебного обруча мысли гиганта.
И Агам, не
раздумывая, бросился на землю. Обычно каменные топоры не метались, но с
огромной силой Уа-Аяха можно было метнуть всё что угодно. Едва Агам прижался к
земле, как огромный топор со скоростью стрелы промчался над ним и с такой силой
ударился о ствол старой ивы, что рукоять его сломалась.
Увидев, что он
промахнулся и, раздосадованный, что не может так долго справиться с сопливым
мальчишкой, Уа-Аях гневно прорычал что-то, а потом подскочил к одному из воинов
и вырвал у него копье.
— Теперь копье
против копья, Агам! — крикнул Уа-Аях. - Держись!
И он стал
размахивать копьем так быстро, что Агам даже не знал, хочет ли гигант метнуть
его либо просто атаковать. Копье в руках Уа-Аяха было куда опаснее каменного
топора, и Агам понял, что чаша весов начинает клониться не в его сторону.
Агам попробовал
сделать ещё один выпад, чтобы поразить Уа-Аяха, но взрослый воин легко отбил
его копье и так ловко, что выбил оружие из рук у Агама. Он попытался поднять
копье, но Уа-Аях уже наступил на него. Законы племени не запрещали в поединках
убивать безоружных, и именно это Уа-Аях и собирался теперь сделать.
— Посмотри
последний раз на небо, Агам! — издевательски крикнул он и, выставив вперед
копье, бросился в атаку.
Пятясь, Агам
почувствовал сзади пламя и понял, что стоит спиной к костру племени. У него
блеснула последняя надежда. Подождав, пока Уа-Аях бросится на него, Агам
выполнил тот прием, который как-то показал ему Вася. Прием этот ссостоял в том,
чтобы внезапно уйти с линии атаки, присесть и поставить атакующему подножку.
Именно это Агам
сейчас и предпринял. Разогнавшийся Уа-Аях, который несся на него как носорог с
копьем наперевес, не смог резко затормозить, споткнулся о ногу Агама и с воплем
влетел грудью в раскаленные уголья костра.
Раздался дикий
вой. Уа-Аях бросил копье и обжигая ладони, отполз назад. Волосы его дымились,
грудь, лицо и ладони были обожжены и гигант катался по земле, вопя и бормоча
угрозы.
Агам схватил
своё копье и, встав на шаг от Уа-Аяха, высоко поднял его. Теперь когда его
противник был беспомощен, Агаму было бы легко убить его. Но гнев юноши уже прошел
и, видя распростертого на земле Уа-Аяха, стонущего от боли, он отпустил копье.
Кто-то из
взрослых детей Уа-Аяха хотел броситься с копьем на Агама, но Норок крикнул:
— Помните о
слове рода! Никто не должен вмешиваться в поединок, иначе ваш род будет навеки
опозорен и ни один из его воинов не попадет в Верхний мир!
И взрослые
мужчины удержали сына Уа-Аяха он нападения.
— Убей его,
Агам! Он в твоей власти, тебе решать его участь! — громко сказал Норок, выходя
к камню племени.
— Убей меня,
мальчишка! Я не перенесу позора! — прорычал Уа-Аях, пытаясь приподняться. —
Если бы я победил, я бы тебя убил!
Но юноша покачал
головой.
— Агам щадит
Уа-Аяха! — презрительно сказал он. — Агам не убивает дождевых червей!
— Постой, Агам!
— Родрах, опираясь на палицу, шагнул в круг. — Агам не должен щадить Уа-Аяха!
— Но Агам щадит
его!
Родрах
нахмурился. Он понимал, как это опасно. Победа Агама была в какой-то мере
случайностью, и не сегодня-завтра Уа-Аях поправится, его ожоги заживут и всё
начнется заново. Был только один шанс остановить его, не убивая, и Норок
использовал его.
— Слушай, род
Уа-Аяха! — сказал он, выходя к камню. — Ваш предводитель побежден, но ему будет
сохранена жизнь! Однако его род должен дать слово, что ни сам Уа-Аях, ни Гырка,
ни их дети никогда не нападут на Агама и не попытаются отомстить ему! Ваш род
больше не будет зариться на власть племени и обижать других, иначе против вас
выступит союз всех родов и вы все будете изгнаны! Правду ли я, говорю, о племя?
— Правду! —
обозвалось множество голосов. — Уа-Аях и никто из него рода больше не должны
поднимать топор на Агама. Агам проявил великодушие, и если род Уа-Аяха отплатит
злом за добро, он будет навеки опозорен!
Понурившись,
вперед вышел старик из рода Уа-Аяха и твердо сказал:
— От имени
своего рода я даю слово! Отныне Агам больше не наш враг, и если Уа-Аях нарушит
слово рода, он станет врагом всех нас! Уа-Аях больше не глава нашего рода и не
сможет стать вождем племени. Слово, данное родом Аканы, возращается Агаму.
Акана должна стать женой Агама, если он этого захочет! Уюк не станет мужем
Аканы никогда!
— Агам победил
Уа-Аяха нечестно! - всхлипнул Уюк. -
Агам трус!
Родрах
расхохотался:
— Если Агам
трус, то почему бы Уюку не бросить Агаму вызов? Кто-нибудь дайте Уюку копье!
Пусть он сражается так же храбро, как сражался вчерашней ночью.
Один из воинов
шагнул к Уюку, протягивая ему свой дрот.
— Только учти,
бой будет смертельным! — предупредил Родрах.
—Не-ет, не надо
копья! —трусливо взвыл Уюк и бросился в камыши.
Гырка, защищая
сыночка, подбоченившись, шагнула в круг.
— Ну и что, что
он не женился? — вызывающе крикнула она племени. — Всё равно он у меня самый
толстенький, самый румяненький! Эта тощая Акана его и не стоила!
И толстуха
засеменила вслед за Уюком, повизгивая:
— Уюк! Малютка
мой, подожди мамочку!
Уа-Аях кое-как
поднялся и поплелся в пещеру залечивать ожоги.
— Теперь он
больше не опасен. Он не нарушит слова рода, иначе весь его род встанет против
него! — сказал Норок.
Родрах помог
Агаму забраться на высокий камень и поднял палицу.
— Слушай, племя!
— торжественно сказал он. — Отныне Агам воин! Он больше не изганник, он снова
один из нас, Камышовых котов! Теперь никто больше не посмеет обидеть его мать
Рынну и сестру Омру, потому что тогда он станет врагом Агама и врагом всего
племени! Подойтите сюда, Рынна и Омра!
Мать и сестра
Агама осторожно протиснулись к камню. Те женщины и старухи, которые ещё вчера
шипели им угрозы и оскорбления, теперь поспешно отходили в сторону, трусливо
опуская глаза. Рынна чувствовала, что никто и никогда больше не осмелится
обидеть ее, и теперь она полноправный член племени. И Рынна, преисполненная
гордости за сына, остановились у камня, держа за руку сиявшую Омру.
Тем временем
Родрах подозвал отца Аканы, приходившегося ему двоюродным братом, и что-то
негромко сказал ему, и отец Аканы, поманив к себе девочку, сильно схватил её за
волосы, так что Акана даже взвизгнула и поморщилась от боли. Все племя, не
пытаясь вмешиваться, внимательно смотрело за происходящим древним ритуалом
отдачи в жены.
Белый Волк грубо
бросил Акану на землю и громко сказал:
—
Агам! Сегодня ты прошёл обряд посвящения в воины, потому что каждый победивший
в честном поединке воина, сам становится воином! Я, Белый Волк, отдаю тебе
Акану в жены без копий и без приданного! Теперь Акана твоя! Она будет носить за
тобой твоё копье и растить твоих детей! Возьми же волосы Аканы и стань её
мужем!
Агам спустился с
камня и крепко взял Акану за волосы. Это был старинный обряд, когда отец
невесты как бы передавал власть над ней мужу. По обычаю Агам должен был сейчас дёрнуть
Акану за косу, чтобы показать племени, что он принимает над ней власть. Что
Агам и сделал под одобрительное кряхтение стариков.
— Попробуй
сделать это ещё когда-нибудь! — прошептала ему Акана и незаметно ткнула Агама
кулаком в бок.
Совет племени продолжился.
Вождем был избран Норок, хорошо знавший законы племени, а так как Норок был
стар, то на защиту его взял Родрах и его род. Все согласились с таким решением.
Они знали мудрость Норока и ещё при Медвежьем Когте, нередко приходили к нему
за советом. Норок умел преугадывать погоду, разрешал все споры и тяжбы и умел
потушить костер самой сильной кровной вражды...
Всё племя
устало, но по закону избрание нового вождя и сегодняшнее сожжение павших воинов
должны были быть отмечены тризной. Вскоре окорок большого оленя, убитого
вечером, уже коптился на огне, а женщины выносили из пещер тыквы с пьянящей
водой. Вскоре большинство мужчин племени уже прыгали вокруг костра и орали,
размахивая копьями и исполняя ритуальный танец охоты.
С точки зрения
Васи, который нередко ходил с родителями в гости, мужчины его времени, выпив,
вели себя точно также и танцевали очень похоже, разве что копий и дубин у них
по счастью не было. Впрочем, Вася припомнил, как однажды после дня рождения,
отмеченного у себя на даче, его дядя стал показывать свое новое охотничье ружье
и едва не разнес из ружья собачью будку.
С этой точки
зрения человечество мало в чем изменилось за тридцать тысячелетий. Мужчины
хвастались убитыми ими хищниками и оленями, явно преувеличивая их число, а
женщины хихикали и прихорашивались. Многие начинали обниматься и клялись друг
другу в вечной дружбе, а потом дрались.
*
* *
Только Агам,
Акана и Вася не принимали участия в общем торжестве. Они стояли на берегу реки,
и Агам держал Акану за руку, а Вася готовился столкнуть на воду большой плот.
—
Мальчик-колдун, ты в самом деле хочешь уйти от нас? — спрашивала Акана.
Недавно
волшебный обруч Аканы снова сработал, и девочка услышала послание советчика с
корабля пришельцев, который сообщал, что может вернуть Васю в его время, потому
что в пространстве должна вот-вот открыться какая-то обратная дыра, и он,
советчик, уже подготовил всё необходимое для перемещения во времени.
— Каждый должен
жить там, где он рожден, — сказал Вася и шагнул на плот. —Я хочу вернуться в своё
время. Там меня ждут. Нужно всегда возвращаться туда, где тебя ждут.
— Ты не
останешься ещё хотя бы на несколько дней? — спросил Агам.
— Я не могу.
Если я останусь хотя бы на одну ночь, то уже не успею. Обратная дыра в
пространстве, говорит советчик, откроется ровно через неделю всего на несколько
секунд, а я ещё должен успеть добраться до звездолета пришельцев. А дорога туда
не близкая.
— А если на
мальчика-колдуна нападут звери, сможет ли он защитить себя? - усомнился Агам.
— Звери не
страшны мальчику-колдуну. У него в жилете ещё осталось много энергии, — с
улыбкой сказал Вася. — Мальчик-колдун тратит волшебство более осмотрительно и
не разрешает мамонтам играть собой в футбол.
Агам засмеялся,
вспомнив об этом, и, подарив Васе в знак дружбы своё копье, оттолкнул его плот
об берега. Массивное бревенчатое сооружение, кружась, стало медленно отплывать,
приближаясь к полосе быстрого течения.
— Прощайте!
Советчик говорит, что всякое прожитое время остаётся навсегда и всё, что было с
нами когда-то - повторяется! Время не проходит, на самом деле оно остаётся в
витке спирали и каждый его миг вечен.
— То есть меня
сейчас где-то в прошлом всё ещё пинают мамонты? — уточнил Агам.
— Точно. И ты
где-то в прошлом сражаешься с Уа-Аяхом, и на нас нападает пещерный медведь —
короче говоря, наше прошлое где-то существует! — подтвердил Вася и поднял над
головой руку с копьем, зная, что у Камышовых котов это знак прощания.
— Мы привязались
к тебе, мальчик-колдун. Скажи, мы когда-нибудь ещё встретимся? — крикнула
Акана. Они с Агамом бежали вдоль берега за медленно удаляющимся плотом.
— Может быть, —
сказал Вася. — Всё может быть! Разве только откроется новая дыра времени.
Но на самом деле
он подумал, что это, конечно, вряд ли. Тридцать тысячелетий слишком большая
пропасть, чтобы её можно было просто так перепрыгивать.
По заявлению
овала, а овал теперь всё время разговаривал с Васей, потому что Акана отдала
мальчику свой телепатический обруч, обратная дыра открылась именно потому, что
во времени из-за перемещения объекта из будущего в прошлое образовался парадокс
- что-то вроде узла - и время теперь стремилось вытолкнуть мальчика в его
пространство, как иголку, которую потянули обратно за нитку.
Вася оттолкнулся
веслом, выгребая на быстрое течение.
Пока плот не
скрылся за изгибом реки, он долго видел крошечные фигурки Агама и Аканы,
которые стояли на берегу и смотрели ему вслед. Рука Агама была поднята высоко
над головой, и в этой руке он держал копье — у Камышовых котов это знак
прощания.
*
* *
В
КОГТЯХ КАМЕННОГО ВЕКА
фантастическая
повесть
СОДЕРЖАНИЕ
Немного из
истории
Глава 1. Новый
гарпун
Глава 2. Пещера
колдуна
Глава 3. Совет
племени
Глава 4.
Пещерный медведь
Глава 5. Лесные
люди
Глава 6. Мамонты
Глава 7.
Разведка
Глава 8. В
лесных дебрях
Глава 9.
Неожиданная находка
Глава 10. Внутри
корабля пришельцев
Глава 11.
Появление жёлтого человека
Глава 12. Дорога
домой
Глава 13. Битва
пещерных времен
Глава 14.
Расставание
[1] То есть как бы 23 ч 35 мин. из 24 ч. Почти все сутки!
[2] Примерно, раз в сто или сто двадцать тысяч лет.
[3] Пещерные люди не знали лучшего средства, чтобы рана не загноилась, как прижечь её тлеющим уголем. Это было очень болезненно, но зато рана обеззараживалась.
[4] Дриопитек — одна из древнейших человекообразных вымерших обезьян.
[5] Махайрод — это другое, более правильное название саблезубого тигра.
[6] Люк открывался тогда, когда кто-нибудь пересекал опознающий невидимый луч, информирующий люк о приближении члена экипажа корабля. Так как физическое строение гуманоидов и землян было более или менее схожим, люк реагировал и на людей как на инопланетян, за исключением более четко настроенного опознающего луча в зверинце, который в свое время принял Агама за один из экспонатов.
[7] Жёлтые люди нередко собирали в глиняные горшки ядовитых змей, а потом бросали их в пещеры и другие укрытия, заставляя прятавшихся там людей выскакивать наружу под их стрелы.